В чём же причина такого разительного контраста?

Исследователи видят главную причину в сакрализации храмового пространства в императорской (Восточной) Церкви. Мы уже упоминали о том, что с середины IV века причастникам доступ к алтарному престолу был запрещен. Об этом свидетельствует 19-е правило Лаодикийского Собора: "Одним только священникам дозволено вхо дить в алтарь и там приобщаться". Исключение делалось только для императоров, которые, конечно, сопровождали епископов и даже, кажется, сослужили. По крайней мере 69-е правило Трулльского Собора указывает:

"Никому из всех принадлежащих к разряду мирян, да не будет позволено входить внутрь священного алтаря. Но по некоему древ нейшему преданию отнюдь не возбраняется сие власти и достоинству царскому, когда восхочет принести дары Творцу." Впоследствии это стали истолковывать так, что император имеет архиерейское достоинство. И сейчас так толкуют наши монархисты, опираясь, например, на воззвание отцов Халкидонского Собора: "Ты священник и импера тор! Ты воздвиг Церковь, учитель веры!" или на послание восточных епископов к имп. Аркадию: "Ты поставлен Богом над нами епис копами, над Тобой не стоит никто… и поэтому Ты имеешь право де лать то, что Ты хочешь."

Но такая трактовка не верна исторически, именно потому, что это тексты IV–V веков, а священническое и царское достоинство впервые соединил только имп. Лев III Исавр (+741 г.), концепция же 8-го Таинства появилась ещё позже.

Тем не менее, став императорской, Восточная Церковь просто обязана была отгородить алтарь от "простого народа" сначала (в IV веке) решетками и перилами, а затем и каменными оградами. Закончился этот процесс отделения алтаря от верующих формированием иконостаса.

В Риме же дальше решёток дело не пошло. Отношение к императору там было куда более сдержанным. Никогда не забывалось, что он всего лишь мирянин. Амвросий Медиоланский мог позволить себе не допустить к причастию самого Феодосия Великого. А в Галльской Церкви верующие причащались на самом престоле ещё в конце VI века! Это следует из рассказа еп. Григория Турского о том, как еп. Котэн Овернский не допустил к причастию некоего Евлалия: "Когда же наступило время причащаться и Евлалий подошел к престолу, епископ сказал ему…" и т. д. ("История франков", кн. X).

Каким же образом принимали причастие в IV–V веках? Что пишут по этому поводу Отцы Церкви?

свт. Кирилл Иерусалимский: "Приступая к причастию, подходи не с простертыми дланями рук, но левую руку сделав престолом пра вой и, согнувши ладонь, прими Тело Христово."

свт. Иоанн Златоуст: "Пусть каждый соблюдает в чистоте руку свою, уста и язык, которые послужили преддверием при вшествии Христа" (27-я беседа на 1 Кор.)

свт. Амвросий Медиоланский, не пуская имп. Феодосия в храм, вопрошал его с твердостью: "Как прострешь руки, с которых капает еще кровь неправедно убиенных? Как будешь принимать сими руками Пресвятое Тело Господа?"

(Источник: Горский "Древнехристианская практика причащения Св. Тайн", с. 33–34).

Таким образом, в V веке ещё получали Тело Христово в руки. Но уже в VI веке эта практика на Востоке начинает отмирать и мирян причащают с ложечки "яко младенцев". На Западе древняя практика продержалась д о льше: последнее упоминание о ней находим в т. н. "Статутах св. Бонифация" (+754). С VIII века на Западе стали вкладывать в уста мирян евхаристический хлеб, напоённый вином. А на рубеже XI–XII веков начали причащать их под одним видом (т. е. только Телом).

Во время причащения происходило обычно пение псалмов. Например, "Апостольские постановления" предписывают пение 33-го псалма (очевидно потому, что в нём есть слова: "вкусите и видите, яко благ Господь"). Этот псалом употреблялся в Литургии ап. Иакова и доныне употребляется в Армянской Литургии.

В Александрийской Церкви на Литургии ап. Марка пели 41-й псалом: "Как лань стремится на источники вод…"

А при Иоанне Златоусте пели псалом 144-й. Интересно, что 15-й стих этого псалма ("Очи всех на Тя, Господи, уповают…") стал сейчас нашей предобеденной молитвой.

Другие реликты, сохранившиеся от IV века:

Мытьё рук перед входом в храм у старообрядцев (т. к. некогда на каждой Литургии получали в руки Св. Тело).

Дозволение мирянам входить в алтарь 1 раз в жизни — сразу после Крещения (т. к. некогда крещение было поставлением в "мирянское священство" члена народа Божия).

РАЗВИТИЕ ___ ГИМНОГРАФИИ

В VI–VIII ВЕКАХ

Если главным содержанием предшествующего периода (IV–V вв.) было становление литургических чинов, то последующий период (VI–VIII вв.) характеризуется, прежде всего, развитием гимнографии. Это было обусловлено различными причинами, из которых я бы выделил две главные, собственно литургические:

1. Завершение дидактического развития; и

2. Появление практики тайных молитв.

Рассмотрим эти причины

1. ПРИЧИНЫ ГИМНОГРАФИЧЕСКОГО РАСЦВЕТА.

В Доникейский период важнейшей частью культа была дидактическая (учительная) функция. Мы уже видели, какое огромное место в богослужении занимала проповедь. Процесс оглашения растягивался на годы. Епископы II–III века поощряли ораторские таланты и христианскую учёность. Они всеми силами старались поддерживать уровень верных на должной высоте, потому что от этого зависела жизнеспособность Церкви.

С переходом к государственной парадигме жизнь Церкви стала зависеть, в основном, от воли императора. Когда все его подданные стали автоматически зачисляться в разряд христиан, институт оглашения и искусство проповеди стали быстро деградировать. Необходимо было искать какое-то другое средство воздействия на массы. И тогда на первый план стало выходить церковное пение.

Последним выдающимся проповедником и Учителем Церкви был свт. Иоанн Златоуст (+ 407 г.). Это была вершина дидактического мастерства. Превзойти Златоуста было попросту невозможно. После Златоуста проповедь постепенно отодвигается на задний план, уступая место гимнографии. Очень характерно, что по свидетельству Сократа, уже Златоуст стал составлять какие-то краткие христианские песни — тропари из 2–3 — х строф, которые пелись вперемежку со стихами псалмов (Образуя как бы междостишия или припевы). Т. о. переориентация началась уже с творчества самого Златоуста.

Другой важнейшей причиной развития гимнографии стало постепенное внедрение практики тайных молитв.

Древняя Церковь не знала ничего подобного. Даже Евхаристические молитвы читались не просто громко, но всенародно. Ведь это был "народ Божий", который в те минуты сослужил своему предстоятелю. Например, в Эфиопской Литургии "Апостольских постановлений" прямо сказано после "Достойно и праведно":!"Потом произносят (dicunt)!евхаристическую молитву, следуя за предваряющим еписко!пом" ("Собрание древних Литургий" СПб, 1876 г., вып.3, стр.8). И до сих пор (!) в Евхаристических молитвах, по древней традиции употребляется множественное число.

Но с переходом к государственной Церкви, когда уровень верующих резко понизился и «верные» стали рассматриваться как профанные (т. е. лишённые посвящения) «миряне», святыню стали всячески отгораживать от них алтарными преградами и прочими мерами. К числу этих мер принадлежало и сокрытие от профанов священных литургических молитв (дабы они не оскорбляли их своим профанным слухом).

Это не было ничьим злым умыслом. Это была стихийная реакция клира на окончательное исчезновение всеобщего царственного священства. Уже во времена Иоанна Златоуста (рубеж IV и V вв.) стала входить в силу практика тихого чтения без участия народа. В начале V века народ окончательно замолк, что ясно видно из слов Феодора Мопсуестийского (+ 428 г.):!"Когда мы пребываем в молча!нии, в великом почтительном страхе, священник начинает анафору". И только Sanctus ещё пели все присутствующие (по Б.Сове "Евхаристия в Древней Церкви…" в сборнике "Живое предание", Париж, стр. 181–182).

В VI веке стал замолкать и сам священник, что ясно видно из 137 — й новеллы имп. Юстиниана, который пытался бороться с этой практикой:!"Повелеваем, чтобы все епископы и пресвитеры не молча!произносили молитвы Божественного приношения… но голосом, кото!рый был бы слышен верному народу…". Но объективный ход процесса сакрализации Византийского богослужения был сильнее. Впоследствии для оправдания этих "Тайных молитв" появлялись различные поучительные истории. Одну из них приводит Иоанн Мосх в 196 — й главе своего "Луга духовного":