Посетив своего университетского профессора, я освободился только к вечеру, чтобы навестить друга — охотника. Мой друг, не зная о моем приезде, вышел из дома, но его жена и маленький сын Хуберт попросили меня подождать. Они ввели меня в уютную гостиную, и тут счастливый мальчик показал мне подаренного ему ко дню рождения белого мышонка. Мышонок резвился в большом стеклянном сосуде с большим колесом, по которому крохотное животное могло бегать. Терри, наклонив голову набок, сидел рядом и с возрастающим любопытством наблюдал за мышкой. Она опять лезла по колесу, а мальчик в возбуждении с усердием показывал новый аттракцион и крутил колесо все быстрее. Он был убежден, что доставляет мышке удовольствие, в чем я сомневался. Но прежде, чем я смог спасти положение, несчастье уже случилось. Бедная мышь, не выдержав скорости, оторвалась от колеса и, описав дугу в воздухе, полетела прямо в пасть Терри. Было грустно! Терри опять сидел смирно, но только теперь из его пасти торчал мышиный хвост.

Мальчик тщетно искал свою мышку, и я вынужден был ему сказать, какая произошла катастрофа. Потом я взял плачущего мальчика за руку и отправился в ближайший зоомагазин, где восстановили справедливость и потерю. Между тем возвратился мой друг и от души посмеялся над маленькой охотничьей удачей Терри. Позже, когда мы стали прощаться, я посоветовал маленькому Хуберту не крутить так быстро новую мышь в колесе, чтобы она не улетела в небо. Теперь мальчик уже смеялся.

На следующий день предстоял обязательный визит к моему командиру. Он тоже был в отпуске и впервые увидел своего маленького сына, родившегося полгода назад, когда его отец был на фронте. Мне было дано приятное задание от имени моих товарищей передать цветы и пожелать счастья молодой красивой жене командира. Конечно, мне разрешили восторгаться маленьким крошечным человечком с розовыми щечками, спавшим в нежных кружевах в маленькой кровати-корзинке.

Терри, как хорошо воспитанный пес, держался возле ноги и послушно последовал за мной в гостиную. Он лег у моих ног. Меня пригласили к столу, и, как это принято среди солдат, скоро мы заговорили о фронтовых событиях. Молодая женщина с интересом прислушивалась к нашим рассказам. Затягивать визит было неприлично, и я, встав, распростился с хозяйкой дома и с моим командиром, выразив им почтение и благодарность. Но где же собака? Боже мой! Дверь в детскую была открыта, и мы тут же бросились туда. Я похолодел, я готов был провалиться сквозь землю при виде ужасной картины, открывшейся моим глазам. В кружевах, тесно прижавшись к теплому младенцу, лежал Терри. Ручки малыша с любовью обвивали белую шею собаки. Должно быть, они спали вместе уже давно. При нашем приближении Терри выскочил из корзинки. Мой командир пронзил меня взглядом, который невозможно забыть всю жизнь! Понятно, при таких обстоятельствах, промямлив многочисленные извинения, я вылетел пулей! Позже, после возвращения в полк, командир часто под общий хохот рассказывал эту историю.

В тот же вечер я должен был отправится в Крицендорф, где мой дядя Рудольф жил на летней даче. Этот дядя Рудольф, всеми нами очень любимый, обалдел от счастья, увидев меня после стольких тяжелых месяцев. К нашей общей радости дядя временно был соломенным вдовцом, поэтому мы, конечно, каждый вечер посещали винный погребок. Снятый дядей дом принадлежал необыкновенно чистоплотной и прямо-таки неприятно аккуратной хозяйке. На мою собаку она смотрела, сморщив нос. Когда мне показывали дом, я не мог скрыть улыбку, заметив на двери одного известного места табличку «Буду проверять!». Мы поделили с дядей просторную спальню с широкой стеклянной дверью в сад. Сад был разбит с геометрической точностью. Цветочные грядки были отделены от дорожек дугообразно согнутыми деревянными палочками. Несколько роз уже зацвели. Скворцы тщетно искали на свежеполитом газоне червячков.

Рано утром дядя разбудил меня. Бледный и расстроенный, он стоял передо мной.

— Ради бога, вставай и посмотри, что натворил твой пес! — сказал он гробовым голосом. Я ринулся в открытую дверь. Моим глазам представилась неописуемая картина. Очевидно, Терри работал все время, пока мы спали. Мы оставили широко открытой дверь в сад из-за чудесного воздуха. Надо было нам получше подумать о возможностях Терри, ведь мы спали очень крепко! Все кусты роз были вырыты, газон перепахан, изящные палочки вырваны, цветы сломаны. Одним словом, ужасные разрушения! Причиной была, наверное, мышь. Мой славный дядя был крайне удручен. Самое страшное было еще впереди! Мне очень захотелось сразу возвратиться на фронт, а не оставаться сейчас здесь. Да и так уже пора было отправляться в казармы. Я предпочел бросить дядю на произвол судьбы. Уставший Терри сидел и с невинным видом созерцал сотворенный им разгром.

Я отправился к моим родителям. Позже дядя мне сообщил, что он вынужден был покинуть свою красивую летнюю дачу. Даже в возмещении убытков ему было категорически отказано. Ему, конечно, жаль было дачи, но, с другой стороны, он уверял меня, что рад был избавиться от этого «старого дракона». Правда, этот хорошо воспитанный человек умалчивал о репликах моей возвратившейся тети. Но эту тетю я никогда не любил.

Во время короткого пути в поезде на красивый Вахау меня мучили мысли о неприятностях, доставленных мной любимому дяде. Я встретил невинный взгляд моего верного терьера — на его морде и лапках еще остались следы его ночной работы, на животике висели комочки слипшейся грязи — и веселый смех облегчил мою нечистую совесть.

Оставалось еще несколько дней моего, к сожалению, очень короткого отпуска. Осеннее солнце позолотило всю страну. Нетерпение возвращающегося домой солдата участило удары моего сердца. Поезд остановился. Наконец-то дома! Здесь война ничего не изменила. Вокзал, праздные люди, потом наша улица и наконец-то наш дом. Мать вскрикнула, увидев меня, и бросилась мне на шею. Глаза отца были мокрыми, он говорил мало. И какая радость! Открылась дверь, и передо мной стоял мой смеющийся брат Отто. Двумя днями раньше он тоже прибыл домой. Случай и ему предоставил отпуск.

Когда наконец кончилось общее волнение, мой брат преподнес мне сюрприз. И какой сюрприз! Дорогой Отто привез мне из Словакии замечательную охотничью собаку и огромного ангорского кота по имени Эгуну. В тот же миг начался шабаш! С некоторым трудом и уговорами мы все же заставили собак и кота сносно отнестись друг к другу. В последующие дни положение улучшилось к радости нашей измучившейся матери. Терри с ходу завоевал ее сердце. Он был благодарен маме за заботу о нем и целый день не отходил от ее ног. Терри был счастлив. По окончании моего отпуска мама просила оставить Терри с ней. Отец, брат и я возвращались на фронт. В венской казарме ждал своего назначения брат Роберт. Так и остался Терри у моей матери и был ее другом в грустные часы разлуки с нами. Я был рад избавить маленького фокстерьера от жуткого бытия на фронте.

В. Травен

Душа собаки

Как-то после обеда, когда часы на соседнем магазине пробили пятнадцать часов тридцать минут, месье Ле Бланк, француз, владелец кафе на Калле де Боливар в Мехико-Сити, заметил среднего роста черную собаку, сидящую около постоянно открытой двери. Она устроилась, не мешая посетителям. Собака смотрела кроткими темными глазами прямо на Ле Бланка, и в этом спокойном взгляде светилось истинное дружелюбие. Более того, собака сидела с такой веселой рожицей, какая бывает иногда у старых бродяг, никогда не теряющих чувство юмора, даже если их спустили с черной лестницы или облили с головы до ног водой.

Через несколько минут скорее случайно, чем нарочно, француз, оставив работу, еще раз посмотрел на собаку. Пес, поймав этот взгляд, отвечал веселым вилянием хвоста, смешно наклонив голову набок и открыв пасть. Ле Бланку показалось, что собака дружески ему улыбается, и он не мог отказать себе в ответной улыбке, почувствовав теплый лучик солнца, прикоснувшийся к его сердцу.