Парадоксальная ситуация — голодающий народ, который наотрез отказывается быть накормленным. В чем тут дело? Только ли в этологическом животном консерватизме и, соответственно, противлении всему новому? Или были еще какие-то причины, по которым крестьяне не хотели менять хлеб на картофель? Даже искусство донесло до нас глубинный протест против картошки. Вглядитесь в дебильные лица на картине Ван-Гога «Едоки картофеля» (впрочем, в реальности, были ли лица питающихся рожью одухотвореннее?). Именно эта картина сделала художника известным.
«С развитием сельского хозяйства и с приходом в семнадцатом веке понимания, что содержащий спорынью хлеб и являлся их причиной, частота и масштабы эпидемий эрготизма значительно уменьшились»1 — писал Альберт Хофманн. Но одним «пониманием» сыт не будешь. Когда картошка вытеснила рожь, тогда сошел на нет и эрготизм. И хотя сейчас все более проясняется, что обогащенный углеводами и обедненный протеинами картофель создает скорее ощущение сытости, чем действительно насыщает организм, он Европу от «злых корчей» спас. И не этого ли хотели власти, пропагандирующие картофель? Может, не просто в борьбе с голодом дело? Ведь если галлюциногенный характер отравлений и связь спорыньи с «божественными видениями» была вскрыта позже, то эрготизм как болезнь физическая в своей связи с ржаной спорыньей сомнений уже не вызывал, хотя бы после работ открывшего в 1670 г. причины эрготизма французского врача Тулье (Thuillier) и А. Тессье, в XVIII веке подробно описавшего эрготизм и его этиологию. Впрочем, скорее, власти руководствовались просто военно-стратегическими причинами и оказались правы: это самое растение спасло прусских крестьян от разрушительных действий вторгнувшихся армий в ходе Семилетней войны (1756-63). Прусские крестьяне перенесли многочисленные вторжения австрийских, русских и французскими армий, не испытав серьезного голода. Как отмечал профессор Уильям МакНейлл: «В течение Семилетней Войны тайна способности Пруссии противостоять повторным вторжениям стала очевидной для армий нападения, и, по установлению мира, французское, австрийское и российские правительства стали подражать пруссакам, проводя официальную политику распространения картофеля среди своих собственных крестьян. Французам удалось добиться успеха раньше других».
Полной панацеей от голода картофель, все же, не явился: у него, как и у ржи, был свой друг-грибок — фитофтора. По началу, все болезни картофеля остались за океаном, поэтому из года в год он давал в Европе высокие урожаи, постепенно вытесняя зерновые культуры. Фитофтороз картофеля в Западной Европе разыгрался в середине XIX века. Беда разразилась после того, как из Южной Америки в Европу начали ввозить удобрения — чилийскую селитру (нитрат калия). Возможно, корабли, прибывавшие в Европу с исторической родины картофеля, и завезли сюда фитофтору. За считанные недели болезнь охватила огромные территории Англии, Франции, Голландии и Ирландии, которая раньше счастливо избежала плотных контактов с рожью и спорыньей, а теперь пострадала от другого грибка особенно сильно. Грибок на людей подобно спорынье не влиял, но урожай погубить мог. В то время, в 1845 г., в Ирландии из 4 млн. населения уже около 1 млн. питались исключительно картофелем, а еще у двух миллионов человек картофель составлял 70 % пищевого рациона. Два года фитофтора оставляла ирландцев без картошки и свела в могилу больше, чем все их враги за всю историю, — более миллиона человек. Еще полтора миллиона жителей страны вынуждены были эмигрировать в Америку. Недавно в Дублине прошла международная конференция, посвященная 150-летию национальной трагедии. Ирония судьбы заключается в том, что корнеплодов и клубней у растений когда-то не было. Под воздействием микоризных грибов на корнях растений появились сначала разрастания, а они в ходе эволюции постепенно превратились в картошку, морковку и т. д. Так что на полях Ирландии фитофтора воевала с микоризными грибами. Люди оказались случайными жертвами войны грибов.
В целом же, замена в рационе европейского питания ржи на картофель, явилась, по словам профессора Уильяма МакНейлла, немаловажным фактором того, что «по причинам, все еще обсуждаемым среди демографов, Европа наряду с остальной частью цивилизованного мира начала испытывать неудержимый прирост населения после 1750».
Путь картофеля в России был похож на европейский, но еще более сложен. Что сейчас называют «вторым хлебом»? Конечно, картошку! Но 300 лет назад наша обрусевшая картошка явилась сюда подозрительной и нежеланной чужестранкой. И долго таковой оставалась. Вплоть до середины XIX в. главным овощем в России была репа. В питании русского народа она играла ту же роль, что и картофель сегодня. Вместе с редисом и редькой этот корнеплод входит в семейство капустных, изначально более привычное русскому человеку, чем семейство заграничных американских пасленовых, куда входят картофель, томат и перец. И вроде бы естественно, что наши предки не сразу оценили достоинства этого овоща. Да и не хотели даже пробовать. Как и в Европе, крестьян заставляли разводить картофель насильно. Те отказывались. Хватались за топоры и вилы.
Вообще то бунтовали в России не редко. Немало страниц летописей посвящены «соляным бунтам», вспыхивающим в России из-за налогов на соль или же высоких цен на нее. Весь XVII век в России продолжался перманентный экономический кризис, Соляной бунт (1648) и Медный бунт (1662) тому доказательство. Страну лихорадило. В июне 1648 г. В Москве во всю полыхал соляной бунт. Через месяц он охватил и другие города России: Козлов, Сольвычегорск, Воронеж, Курск, Великий Устюг и др. В 1650 г. начались восстания во Пскове и Новгороде. Перед самой Переяславской радой в России произошел церковный раскол. Огромное количество народа, не желая принимать новую веру, погибло в «гарях». За время польско-русской войны за Украину в Москве возник медный бунт, вызванный неудачными реформами. Восстали Сибирь, Дон и Соловецкий монастырь. Лишь новая промышленная и торговая политика Петра способствовала началу улучшения экономики, хотя и под вопросом, какой ценой для народа это обошлось. Как бы там ни было, но все известные на Руси бунты вызывались либо экономическими, либо религиозными (сиречь теми же экономическими) причинами. Причины же «картофельных бунтов», как и в Европе, на первый взгляд непонятны.
В Россию этот овощ привез Петр I. Во время путешествия по Голландии царь, отведавший диковинное яство (отметим — в Голландии, одном из бывших рассадников спорыньи, картофель уже вовсю ели и даже вельможных гостей подчивали), послал с обозом через Архангельск и Новгород мешок «земляных яблоков» графу Шереметеву и велел разослать их по всей стране «на расплод». Естественно, ничего не получилось — народ ушел в глухой отказ. Петр привыкший к повиновению народа и в голову не бравший даже возможность недовольства и неподчинения, когда переплавлял колокола на пушки, запрещал «иконам плакать», отменял пост в армии, отбирал церковные земли, устранял патриарха учреждением синода и т. д., заставить народ сажать картошку не смог. В начале XVIII в. число жителей в России (15.7 млн.) меньше даже чем в Австрии (16,9 млн.), не говоря уж о Франции (20,4 млн. чел.). Петр понимает — народ надо накормить. Но картошки народ не желает. У Петра ничего не получилось. Никто даже не почесался.
Следующей за картофель взялась Екатерина II, изъявившая монаршее желание «без большого иждивения» помочь голодающему крестьянству. В 1765 г. Медицинская коллегия рапортовала Сенату: «Лучший способ к предотвращению бедствия состоит в тех земляных яблоках, кои в Англии называют «потетес». Заметим, что в Англии названий картофеля вроде «чертовы яйца» не было — там он рожь не вытеснял, ибо последняя там и так не особо прижилась. В массовом порядке императрица стала заставлять сажать картофель и …опять ничего не получилось. Екатерина вместо этого была вынуждена заняться подавлением пугачевского бунта.