— Я… Им… Имею честь… э-э… быть покорным слугой…
— Врешь! — рассердился я. — Кто тебе сказал? M-м? Кто тебе сказал, что мне нужен слуга-идиот? Мне нужны умные, хитрые, образованные… Высокая должность — это не признак ума и заслуг, чаще всего это чья-то ошибка… Впрочем, тебе этого не понять. Так с чего ты решил, что все это, — я брезгливо обвел рукой зал, — может быть мне угодно?
— Голос, — прошептал он еле слышно, — внутренний голос мне сказал…
— Голос, — задумчиво повторил я. — Это твоя совесть договаривалась с твоими желаниями. Отсюда и "голоса". Нет, господа, подобные сборища явления редкие и отталкивающие. Они отвращают от меня людей. Но винить вас в этом нельзя. Быть обаятельными и притягивать на мою сторону вы все равно не сможете… Тогда отвращайте, но отвращайте с пользой. Одна заметка от лица церкви о вреде телевизоров и компьютеров оттолкнет от церкви в стократ больше народу, чем самые злобные ваши нападки на нее "извне". Один публично отрекшийся священнослужитель, "развенчивающий" "ложное учение", в стократ милее моему сердцу, чем сто прирезанных редакторов, а один затравленный властью интеллигент в сто раз полезнее нашему делу, чем все "черные мессы" вместе взятые. Вы все, здесь собравшиеся, "власть держащие", так что же вы маетесь дурью, любезные? Сверху вниз всегда удобней гадить, разве вы не знали? А вы забрались в подполье… Отсюда не получится, как ни старайтесь.
— Мы не понимаем, — проблеял магистр. — Мы не знали… Продиктуйте нам ваши инструкции, товарищ Люцифер…
Я мрачно посмотрел на говорившего. Под моим взглядом он съежился и затрясся.
— Ты зачем пытался меня зарезать, поганец? — спросил я.
— От усердия. Исключительно от усердия… дабы…
— Преданный дурак опасней умного врага, — напомнил я. — А если этот дурак еще и усерден… Не хотел бы я быть на твоем месте.
— А что с ним не так? — спросил толстяк, но в этот момент земля под его ногами разверзлась, и с жутким воем самозваный магистр рухнул в бездну.
Я заглянул в пропасть, снисходительно кивнул приветствующим меня демонам и затворил землю. При виде этого несколько сектантов упали в обморок, остальные стояли передо мной по стойке "смирно", бледные и дрожащие. Я достал из кармана пачку сигарет, прикурил и, заложив руки за спину, несколько раз прошелся взад-вперед по залу, размышляя.
— Вместо того, чтобы вселять в сердца людей безнадежность и отчаяние, вы развлекаетесь, — сказал я наконец. — Вместо того, чтобы не покладая рук работать над окончательным развалом этой страны, вы довели дело до середины и отдыхаете, тешась зрелищами…
— Мы развалили все, господин, — пискнул один из них. — Почти все…
Я мгновенно оказался рядом, впиваясь взглядом в его желтоватые, ставшие от страха безумными, глаза.
— "Почти"?! — рявкнул я. — "Почти" это все равно, что "ничто"! Почему они еще верят?! Почему в церквях еще кое-кто есть? Почему они вообще не закрыты? Почему на тысячу бездарных книг еще встречается одна талантливая, а на сотню отвратительных фильмов — один хороший?! Почему еще работают лишенные зарплаты и жилья учителя?! Врачи?! Ми… Тьфу, мерзость какая!.. Милиция?! Почему композиторы пишут свои мелодии, а поэты сочиняют свои стихи?! Почему, я вас спрашиваю?!
— Мы исправимся, — уверили они меня в один голос. — Мы исправимся, господин. Мы устроили им революцию, потом провели перестройку, если надо, добавим еще и переворот… Стабильности не будет, хозяин. Мы не позволим им отдышаться…
— Церковь, — напомнил я. — Церковь и интеллигенция — вот два ваших главных врага. Стравите их между собой. Они сейчас слабы. Интеллигенция нынче сторожит кооперативные ларьки, а церковь удалилась от Веры на достаточное расстояние, погрязла в золоте и боится слова. Гоните их, клевещите на них, разваливайте их изнутри, внедряя в их ряды дурней и словоблудов.
— Но мы не можем "изнутри", среди нас нет дурней…
— Бафомет! — рявкнул я.
Демон моментально возник рядом, неся на вытянутых руках клетку с приготовленными в жертву кошками. Поставив ее на землю, открыл дверцу… Туман заклубился у его ног черным облаком, и, когда он рассеялся, демон держал на цепях трех яростно скалящихся пантер. Гигантские кошки рычали и рвались из его рук, стремясь поскорее добраться до своих мучителей.
— Вы не понимаете меня, — сказал я. — Специально для слабоумных повторяю: мне нужны страх, голод, смута и безверие. Мне не нужны ваши ритуалы, это символика. Мне нужна работа. Кропотливая, тяжелая и серьезная работа по уничтожению рода человеческого. На своих "официальных местах" вы были куда полезней для меня, но опустились до этих катакомб. Что ж… Вы не хотели понять, что моральное уничтожение страшней уничтожения физического. Если б их нужно было уничтожить, они были бы уничтожены еще пять тысяч лет назад. Идет борьба за души человеческие, а не за тела! Тела и без того мои! — Я — Князь Мира Сего! Спасители приходят и уходят, а я остаюсь! Это мой мир. Но души еще за пределами моей власти… Все сокровища мира, все его блага и власть принадлежат мне. Но мне это-то как раз и не нужно. Это и так мое! Вы поняли меня?!
От моего крика они присели. Парочка идиотов попыталась перекрестить свои лбы. Но что такое крест, наложенный на тело без души? Иллюзия… Я рассмеялся.
— Вы не поймете, — сказал я. — Бафомет, закончи здесь все… Когда уберешь остатки этого навоза, освободи Нитика, бедняга и так натерпелся. Чтобы не вызывать кривотолков и не бросать тень на мое кристально-черное имя, сотри даже воспоминания об этих людях из памяти знавших их лично. Остальные забудут их без нашей помощи…
— Многие из них "высокого ранга", — напомнил Бафомет.
— Это не важно. Подобные люди стираются из памяти довольно быстро, как бы высоко они не взлетали. Через пару недель память о них канет в Лету…
Бафомет нагнулся, отстегивая с цепей рвущихся вперед кошек, а я шагнул прочь из этого места, слишком гнилостного даже для меня…
— …Даже для меня, — закончил я свой рассказ, — Они слишком мерзостны даже для меня, Создатель. Я презираю их. Человечество я просто ненавижу, а этих… Этих я еще и презираю. Я так больше не могу. Позволь, позволь я уничтожу их! Я уничтожу их быстро и безболезненно. Я сотру их в мгновение ока, я…
Я уже говорил тебе однажды — нет. Их шанс еще не истек. Даже у самого закоренелого, самого отъявленного грешника таится в душе искорка, дающая ему шанс на спасение. Раскаяние и спасение.
— И у меня? У меня, живущего в этом мире, правящего им и выворачивающего его наизнанку? У меня, прирожденного воина и карателя? У меня, прошедшего все возможные испытания ада и жизни среди людей? У меня, потерявшего, глядя на них, всякую надежду, изуверившегося и обреченного? Нет, Создатель, Ты слишком добр и чист, чтобы поверить во всю глубину заполнившего этот мир холода. Ты не можешь представить всю истинность их стремлений и побуждений. Они превзошли самые смелые мои ожидания. Они многократно оправдали все мои стремления и надежды. Они пугают меня… Ты не хочешь верить мне… Думаешь, я лгу? Да, я лжец, клятвопреступник и клеветник… Но Тебе я не лгу. Ты видишь все лабиринты моей души, и Ты видишь, что я говорю искренне…
— Вижу. Но твоя искренность стоит на ошибках. Ты слишком долго общался с самыми худшими, и это выработало предвзятое мнение даже у тебя. Тебе потребовалось на это больше времени, но не устоял даже ты. Тебе вновь нужно научиться видеть в них хорошее. Просто ты не хочешь это видеть. Ты очень долго занимался своим делом, и поэтому даже в твоей, сильной и закаленной душе появилась усталость и печаль. Может быть, в этом есть и Моя вина. Заботясь о слабых, Я слишком долго предоставлял тебя — тебе, рассчитывая на твою непомерную силу… Ты знаешь, как это бывает: самых сильных и выносливых наделяешь заботой в самом конце, рассчитывая на их терпение и понимание.
— Мы стали говорить на разных языках, Создатель. Именно потому, что Ты — Создатель, Творец и Вселюбящий, а я — воин, карающий и наказывающий. Мы стали двумя противоположностями, потому что я впитал свое понимание этого мира. Но поверь — мое понимание истинно. Я все больше и больше задумываюсь о возвращении, Создатель. Этот груз стал непосилен для меня.