Процедура принудительного обращения Новгорода в христианство дала новгородцам основание заявить, что их «Путята крестил мечом, а Добрыня (дядя Владимира) — огнём»… С большим трудом удалось христианским миссионерам приобщить к новой вере жителей древнего Ростова. Первые два епископа — Фёдор и Илларион (XI век) — ничего не могли поделать с ростовчанами — язычниками и сами отказались от своего пребывания в этом городе: «Избегоша, не терпяще неверия и многая досаждения от людей». Против третьего епископа, Леонтия, город взбунтовался: над «Владыкой» нависла реальная угроза не только изгнания, но и насильственной смерти. Лишь четвёртый епископ, Исайя, смог добиться некоторого успеха, да и то не в самом Ростове, а в Ростовской земле… В древнем Муроме не смогли приобщить к христианству ни сын Владимира Глеб, ни его преемник. Вятичи убили монаха — миссионера Кукшу, прибывшего в середине XII в. из Киево-Печорской лавры… Игумен монастыря Иосиф Волоцкий, впоследствии причисленный к «сонму святых», требовал от царской власти беспощадной расправы даже с теми, кто впоследствии раскаялся: «Для всякого очевидно, что и святителям, и священникам, и инокам, и простым людям, и всем по-христиански мудрствующим подобает осуждать и проклинать еретиков и отступников, а царям, и князьям, и судиям земским подобает посылать их в заточение и предавать лютым казням» (Н. Гордиенко «Крещение Руси». Л.,1986 г., с. 87).
В столице же был выстроен мрачный каземат для вольнодумцев, который назвали Петропавловской крепостью в честь указанных апостолов. Что касается остальной (усмирённой) массы населения, то её судьбу высветил Н. Некрасов: «Волга, Волга! Весной многоводной ты не так заливаешь поля, как великою скорбью народной переполнилась наша земля».
А. Герцен писал о русском народе: «Священников он презирает как тунеядцев, живущих на его счёт. Героем всех народных непристойностей, всех уличных песенок, предметом насмешки и презрения всегда являются поп и дьякон…»
Максим Грек писал: «Страсть иудейского сребролюбия и лихомания овладела судьями и начальниками. Слышал ли кто когда от века о таком гнусном способе лихомании между язычниками, какой придумали ныне нащи властители. Разжиганием неистовством несытого сребролюбия они обижают, лихоимствуют, расхищают имущество вдовиц и сирот, вымышляют всякие обвинения на невинных, не боятся Бога, страшного отмстителя за обидимых, не срамятся людей, окрест их живущих». («История русской церкви» т.8, кн. III, с.333).
«Вообще должно сказать, что грубость нравов, жестокость сердца, отсутствие христианской любви к ближним и бесчеловечие составляли самый главный нравственный недостаток того времени. Всего чаще и более этот недостаток обнаруживался при взаимных распрях и междуусобиях наших князей. Движимые своекорыстием, властолюбием, местию и другими недостойными чувствами, они не щадили ни друг друга, ни своих подданных. Умерщвляли своих совместников; когда могли, заключали их в оковы и темницы, или даже выкалывали им глаза, как поступил великий князь Московский Василий Васильевич с галичским князем Василием Юрьевичем и брат этого последнего Дмитрий Шемяка с самим Василием Васильевичем. А вступая с ратию во владения своего соперника, князья обыкновенно разоряли всё, что ни встречалось, грабили и жгли сёла и города, умерщвляли мирных жителей без различия пола и возраста и часто забирали их в плен» (т. V, кн. 2, с.268).
В 1375 г. Новгородские удальцы-разбойники кроме того, что совершенно разграбили и сожги Кострому и потом Н.Новгород, в обоих городах попленили ещё множество народа, жён и девиц и, спустившись вниз по Волге до города Болгар, продали там всех этих жён и девиц бусурманам. Точно так же и Тверитяне вновь разграбили Торжок (1446 г.), одних жителей избили, а других продали. Смоленский князь Святослав, отправившись (1386 г.) с ратью к г. Мстиславу, нещадно мучил всех разными казнями, кто ни попадался на пути, мужей, жён и детей, иных во множестве запирал в домах и сожигал, а младенцев сажал на кол.
«Все наши пастыри не только сельские, но и городские были едва грамотные, малообразованные или вовсе необразованные и круглые невежды… Некоторые до того были ленивы и небрежны, что совершали божественную литургию только через 5–6 недель, даже через полгода» (т.8, кн. З).
«Едва ли можно найти исповедников другой религии, которые бы так плохо понимали свою веру, как именно сыны православной церкви. Незнание нашим народом догматики христианства — факт, который едва ли кем-то будет оспориваться» («Церковно-общественный вестник», 1913 г., № 25, с.2).
Е. Голубинский: «Если полагать, что обязанность высшего духовенства — епископов с соборами, игуменов — долженствовала при данных обстоятельствах состоять в том, чтобы одушевлять князей и всех граждан к мужественному сопротивлению врагам для защиты своей земли, то летописи нам не дают права сказать, что епископы наши на высоте своего призвания; они не говорят нам что при всеобщей панике и растерянности раздавался по стране одушевляющий святительский голос. Татары стали к вере и к духовенству русских в отношении самой полной терпимости и самого полного благоприятствования. За духовенством нашим они вполне признали его существовавшие гражданские права. Таким образом этот бич божий, обрушившийся на наше отечество, не явился по крайней мере бичом для церкви, то есть не явился бичом для последней по крайней мере со стороны её внешней свободы и внешнего положения» (т.2, ч.1,с.14).
Привилегии, предоставлявшиеся духовенству и церкви в целом, были специально оговорены в особых ярлыках, которые золотоордынские ханы давали русским митрополитам: Менгу-Тимур — Кириллу, Джанибек — Феогносту, Бердыбек — Алексию и Тулунбек — Михаилу. Ярлыками утверждались следующие льготы для духовенства: во-первых, русская вера ограждалась от всяких хулений и оскорблений со стороны кого бы то ни было, строго запрещались хищение и повреждение принадлежностей внешнего богослужения; во-вторых, духовенство освобождалось от даней, всяких пошлин и всяких повинностей; в-третьих, все церковные недвижимые имения признавались неприкосновенными и церковные слуги, то есть рабы и холопы, объявлялись свободными от каких бы то ни было общественных работ» («Звонарь», 1907 г., № 8, с. 43).
«Были и такие князья, — писал Макарий, — которые спешили в Орду и там клеветою, подкупом, угодничеством перед ханом достигали погибели и убиения своих совместников, а иногда, выпросив у хана татарское войско, вторгались с этими дикарями в пределы своего отечества и неистово опустошали целые его области» (там же. с. 269).
Дело в том, что в основной массе служителей церкви существовала идеология, изложенная в ПВЛ: «Когда впадает в грех какая-либо страна, карает её бог смертью, или нашествием поганых, или засухой, или гусеницей, или иными казнями, чтобы мы обратились к покаянию, в котором бог велит нам жить… Так он (бог) наказывает нас нашествием поганых; ведь это бич его. Через нашествие поганых и мучения от них да познаем владыку, которого мы прогневили».
Таким образом, защищать погрязшую в грехах страну нет необходимости, и ими был избран путь спасения церкви и её служителей.
Профессор-протоиерей Е. Аквилонов писал: «Духовенство не протестовало ни против петровых насилий, ни против бироновщины, ни против аракчеевщины, ни против кнута, шпицрутенов и виселиц, ни против крепостного права, ни против взяточничества и бессудия. Духовенство тщательно хоронилось от ужасов народной жизни и всему провозглашало многие лета» (Странник», № 5, с. 809, 1905 г.).
Е. Голубинский дополняет:«В летописи Новгородской говорится, что при первом же взгляде на татарские полчища, обступившие Владимир, епископ вместе с князьями признал, «яко уже взяту быти граду» (т.2, с.14).
Митрополит Кирилл — первый русский митрополит, поставленный после разорения Киева, — учредил православную епископию в ханской столице и получил от Менгу-Тимура жалованную грамоту, ограждавшую на вечные времена права духовенства. Оно освобождалось от всяких даней и повинностей. Хула против православной веры и — что ещё важнее — всякое нарушение предоставленных духовенству привилегий наказывалось смертной казнью. Таким образом, князья не имели права ни облагать его налогами, ни посягать на имущество». В ярлыке Менгу-Тимура о духовенстве говорится: «Посланцы хана и сборщики податей «ать не замают их да правым сердцем богови за нас и за племя наше молятся и благославлят нас» («Памятники русского права», вып. 3, М., 1955 г., с.467).