«Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…» (с. 26). — Р16.

Печатается по наб. экз. (машинописный список с пометами автора).

Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где рукой Есенина проставлена дата: 1912 г. Помета сделана перед текстом. Рядом помета рукой С.А. Толстой-Есениной — 1910 . Колебания в датировке были, видимо, разрешены в пользу авторской даты, поскольку в Собр. ст. дата — 1912.

На листе машинописи в наб. экз. помета рукой Есенина: «Начало», отражающая один из этапов работы по подготовке Собр. ст. (см. с. 393–394 наст. тома).

В рецензии на Р16 Г.Д.Деев-Хомяковский отмечал, что это стихотворение «обработано или, проще, написано на мотив старинной народной песни про „тальяночку — резвы голоски“» (журн. «Друг народа», М., 1916, № 1, октябрь, с. 76). Стихотворение часто приводилось в качестве доказательства песенных начал творчества Есенина. Так, В.Л.Львов-Рогачевский, считавший песенность вообще одной из отличительных примет «новокрестьянской» поэзии, подчеркивал: «Сами поэты-певцы прекрасно сознают, что они не стихотворцы, а певцы. Клюев слышит и заставляет слушать „сосен перезвон“… Сергей Есенин радостно обращается к своей „тальяночке“ со стихами, в которых вы слышите самые звуки „тальяночки“» (журн. «Рабочий мир», М., 1918, № 8, 7 июля, с. 10–11).

Подражанье песне (с. 27). — Р16.

Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись).

Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где помечено 1910 г.

В Р16 — без заголовка и с вариантами 2, 3 и 5 строк. Новая редакция возникла в 1925 г. при подготовке Собр. ст. Введенный заголовок «Подражанье песне», очевидно, не был связан с намерением указать конкретный источник подражания, а так же, как и в случае с «За горами, за желтыми долами…» и «Опять раскинулся узорно…», имел целью обратить внимание на еще одну важнейшую основу и источник творчества поэта — народную песню.

По словам исследователя, стихотворение «не является художественной обработкой народных песен… Есенин создает оригинальное произведение, лишь ориентируясь на стиль народных лирических песен» (Коржан В.В. «Есенин и народная поэзия», Л., 1969, с. 38–39). Это мнение развивает другой исследователь, подчеркивая, что стилеобразующим началом в данном случае «явилась не только лирическая народная песня, но семейно-бытовая баллада» (Харчевников В.И. «Поэтический стиль Сергея Есенина», Ставрополь, 1975, с. 20). Видимо, круг таких источников можно дополнить и городским романсом, стилистика которого также явно чувствуется здесь.

Резкие столкновения мнений, полярность оценок, которые были характерны для критических суждений о Есенине на протяжении всего его творческого пути, сказались и в отношении к этому стихотворению. Так, Н.О.Лернер, резко критически встретивший появление Есенина и расценивший его стихи как подделку под народность (см. прим. к «Гой ты, Русь, моя родная…»), замечал, что поэт «до того опростился и омужичился, что решительно не в состоянии словечко в простоте сказать», и в качестве доказательства цитировал данное стихотворение («Журнал журналов», Пг., 1916, № 10, февраль, с. 6). Напротив, П.Н.Сакулин, приводя ту же строку («В пряже солнечных дней время выткало нить»), писал, что «в Есенине говорит непосредственное чувство крестьянина, природа и деревня обогатили его язык дивными красками» (журн. «Вестник Европы», Пг., 1916, № 5, май, с. 205).

Со своей стороны С.Я.Парнок прежде всего с одобрением заметила, что мир образов первого сборника поэта «подлинен, а не изготовлен в театральной костюмерной». Но в то же время иронизировала по поводу некоторых «красивостей», встречающихся в нем. Цитируя, в частности, это стихотворение («поэту не будет „хотеться“ „в кулюканьи песенных струй“ „с алых губ“ „сорвать поцелуй“, сумерки не станут „лизать золота солнца“, а „ветерок“, если и будет „трепать черные кудри“, то не обязательно по-бальмонтовски „змейно“»), она высказала надежду, что вскоре «столь заманчивая для неискушенного воображения литературность выражений утратит свое обаяние для молодого поэта» (журн. «Северные записки», Пг., 1916, № 6, июнь, с. 219–220).

«Выткался на озере алый свет зари…» (с. 28). — Журн. «Млечный Путь», М., 1915, № 3, март, с. 39; Еж. ж., 1915, № 8, август, с. 4; Р16.

Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись).

Беловой автограф — в альбоме И.В.Репина (РГАЛИ) С.А. Торской датой «1916. 17 июнь» (дата записи). Датируется по пометам в наб. экз. 1910 г.

Вспоминая о времени учебы Есенина в Московском городском народном университете им. А.Л.Шанявского, его товарищ тех лет Н.А.Сардановский писал, как однажды Есенин рассказал, что с ним обещал побеседовать по поводу его стихов П.Н.Сакулин. «Вскоре Сергей с восторгом рассказывал мне свои впечатления о разговоре с профессором», который «особенно одобрил» стихотворение «Выткался на озере алый свет зари…» (Восп., 1, 133).

Совсем иначе было оценено стихотворение акмеистской критикой. Г.В.Иванов, осудивший «Радуницу» за то, что в сборнике видно, по его мнению, воздействие московских модернистов (см. прим. к «Пойду в скуфье смиренным иноком…»), приводил в доказательство заключительные строки первой редакции стихотворения и писал, что Есенин «подбирает слова только благозвучные, образы только конкретно-красивые, но почти в каждом его стихотворении есть какая-нибудь зацепочка, какие-нибудь „рогульки луны“, и тогда видишь, что вся эта красивость здесь — лишь не к лицу платье» (газ. «Русская воля», Пг., 1917, 23 сентября, № 226).

«Матушка в купальницу по лесу ходила…» (с. 29). — Р16; ОРиР.

Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись с правкой С.А. Толстой-Есениной, являющейся копией авторской правки в другом экземпляре той же машинописи — ГЛМ).

Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где помечено 1912 г.

В том, что автор как бы отнес день своего рождения (21 сентября) к кануну Ивана Купалы (т. е. к 23 июня) — нет намерения изменить свою реальную биографию. Это — поэтическая условность. Однако в кругу знакомых Есенина был писатель, действительно родившийся на Ивана Купалу, — А.М.Ремизов, который многое выводил в своем творчестве именно из этого, в частности, свои особые отношения со всякой сказочной лесной нежитью, о чем он не раз писал и говорил. Можно было бы предположить, что под воздействием одного из таких рассказов А.М.Ремизова, с которым Есенин познакомился в первый свой приезд в Петроград в марте 1915 г., могло возникнуть и это стихотворение. Однако у Есенина совсем другой характер обращения к купальским легендам — он раскрывает через это свою «слитость» с природой, песенность своего творчества.

Стихотворение широко цитировалось критиками как доказательство народных истоков творчества Есенина. «С первых же минут своей жизни Есенин приобщился к народно-поэтическому миру, — писал, например, П.Н.Сакулин. — Он — „внук купальной ночи“. Матушка в купальницу по лесу ходила, собирала „травы ворожбиные“; тут и сына породила» (журн. «Вестник Европы», Пг., 1916, № 5, май, с. 204). Н.Н.Вентцель отмечал в некоторых строках стихотворения «влияние кольцовского стиля» (газ. «Новое время», илл. прилож., Пг., 1916, 27 августа, № 14539).

Купальница — канун праздника Ивана Купалы, приходившийся на 23 июня. Народные поверия, которыми отмечены этот день и день Ивана Купалы (24 июня), были связаны с языческими верованиями в силы, способные выполнить желание человека. В этот день как бы раскрываются потаенные силы природы: вода получает силу смыть с тела недуги и наделить человека крепостью и здоровьем; особую, целебную или колдовскую, силу получают травы и цветы; из земли выступают клады и сокровища — и человек получает возможность добыть их и т. п. С этими поверьями связаны такие обряды, как купание в воде или в росе, прыгание через костер, сборы трав, поиск цветов папоротника или разрыв-травы и т. д. «Св. Агриппина известна в народе русском под именем Аграфены-Купальницы. Причиною такого названия послужило то обстоятельство, что предки наши еще в эпоху дохристианскую с 23 июня, памяти св. Агриппины, начинали одно из важнейших языческих своих празднеств Купалы» (Калинский И.П. «Церковно-народный месяцеслов на Руси», СПб., 1877, с. 145–146).