Первое дело, в котором пришлось участвовать Мамацеву и которое составило ему репутацию лихого артиллерийского офицера, произошло 11 июля, когда войска проходили дремучий гойтинский лес… и здесь-то, на берегах Валерика, грянул бой, составляющий своего рода кровавую эпопею нашей кавказской войны. Кто не знает прекрасного произведения Лермонтова, озаглавленного им «Валерик» и навеянного именно этим красивым побоищем.
Выйдя из леса и увидев огромный завал, Мамацев со своими орудиями быстро обогнул его с фланга и принялся засыпать гранатами. Возле него не было никакого прикрытия. Оглядевшись, он увидел, однако, Лермонтова, который, заметив опасное положение артиллерии, подоспел к нему со своими охотниками. Но едва начался штурм, как он уже бросил орудия и верхом на белом коне, ринувшись вперед, исчез за завалами. Этот момент хорошо врезался в память Константина Христофоровича. После двухчасовой страшной резни грудь с грудью неприятель бежал.
Да, это было славное дело. Вся Чечня поджидала нас у ручья Валерик (по-чеченски «ручей смерти») и заняла укрепленную позицию с центром и двумя флангами под предводительством самых грозных вождей этой страны. Это был хороший момент, когда мы бросились в атаку. Куринцы под звуки музыки бросились в середину под градом пуль, взяли приступом завалы, где произошла настоящая бойня. У нас вышло из строя 23 офицера и 345 солдат, чеченцы потеряли 600 своих, прошла неделя, пока мы собрали наших жертв фанатизма. Среди них из гвардейских один убит и четверо ранено, между другими Глебов, конногвардеец. Это самое красивое дело, которое я видел на Кавказе, и я счастлив, что в те несколько дней, которые я провел на левом фланге, мне удалось быть его свидетелем.
Не менее жаркий бой повторился 4 ноября и в Алдинском лесу, где колонна лабинцев дралась в течение восьми с половиной часов, в узком лесном дефиле. Вся тяжесть боя легла на нашу артиллерию. К счастью, скоро показалась другая колонна, спешившая к нам на помощь с левого берега. Раньше всех к орудиям Мамацева явился Лермонтов со своею командой…
Глава 10
…и несколько бросков
Позвякивая инструментами, Доронин скрючился на корточках в неудобной позе. Ламинат он уже аккуратненько отрезал, выпилил и отложил в сторону куски двух досок. И сейчас сноровисто вывинчивал под кухонной раковиной пластмассовый вентиль, негромко бормоча себе под нос:
— Есть мужик в доме… есть мужик в доме…
Вскоре все было готово, и уходящая из-под раковины труба, напрочь лишенная стока, располагалась прямо над бетонным перекрытием. С удовольствием оглядев дело рук своих — качественно проделано все же, — Доронин не спеша распрямился, аккуратно вымыл руки в ванной и тщательно их вытер. Потом вышел на кухню, открутил на полную мощность «холодный» кран, а там, насвистывая, прибавил и горяченькой. Вода толстой струей хлынула из трубы, потекла под стену, скапливаясь там и скапливаясь, при таких темпах соседа снизу следовало ожидать в самом скором времени.
Отбив эсэмэску самого безобидного содержания, Доронин устроился за кухонным столиком, закурил, бездумно разглядывая висевшую на стене фарфоровую тарелку с видами города Рязани, поскольку ничего более интересного тут не нашлось. Сидел и ни о чем особенном не думал — ростом невысокий, в мятых тренировочных штанах, небритый, как две капли воды похожий на стандартного выпивающего сантехника.
Отчаянный трезвон в дверь раздался даже на пару минут раньше, нежели Доронин рассчитывал. Должно быть, перекрытия в «хрущевке» окончательно обветшали, и соседа снизу начало затоплять вовсе уж быстро. Ух ты, как кнопку давит!
Скоренько схватив со стола бутылку водки, Доронин прополоскал ею рот, выплюнул в раковину, плеснул чуток на треники. Теперь аромат витал соответствующий. Зажав в уголке рта почти докуренную сигаретку, он направился в прихожую. Отпер дверь, лениво и безмятежно почесывая голое пузо, уставился на стоявшего перед ним субъекта, пребывавшего в крайней степени раздражения.
Тот прямо-таки взвизгнул:
— Ты кто? А Николаич где?
— А на работе, — сказал Доронин, благодушно ухмыляясь и попыхивая чинариком. — Я ему трубы чиню…
— Ты, урод, сейчас дочинишься! У меня всю кухню залило!
— Да ладно, ты чего? — пожал плечами Доронин. — Отключено вроде все, чему там заливать…
— С потолка льет, говорю тебе! — сосед снизу шумно принюхался. — Да ты ж бухой, точно!
— Да ну, — сказал Доронин. — Так, стаканизатор приговорил… А у тебя точно льет?
— Пошли, посмотришь! — сосед снизу отступил на шаг. — Пошли, живо! Ты мне, урод, все оплатишь!
Шаркая ногами, Доронин неспешно спускался следом за прыгавшим через две ступеньки субъектом, ворча:
— А чего сразу на меня бочку катить, может, система в стенах протечку дала… вашему дому сто лет в обед…
— Живей! Чего ползешь? Заливает же!
В аккурат когда они оказались напротив приоткрытой двери той самой квартиры, которую Доронин так беззастенчиво и умышленно затопил, сверху спускались двое вполне штатского вида, даже с бороденками, тащившие огромную картонную коробку, судя по их ухватам, тяжеленную.
— Поберегись! — рявкнул тот, которого звали Антоном.
А тот, который Кеша, то ли споткнулся, то ли неловко ухватил свой угол — и коробка угрожающе накренилась прямо на соседа снизу. Тот инстинктивно шарахнулся…
И угодил прямо в крепкие объятия Доронина, который вмиг подбил ему правую ногу, вывернул руку, уткнул лбом в бетонный пол. Коробка — на самом деле пустая — отлетела в сторону, Кеша с Антоном, уже с пистолетами в руках, ворвались в затопленную квартиру. Сверху и снизу загрохотали бегущие ноги.
Всего-то пару секунд спустя из квартиры раздалось:
— Чисто!
Тогда Доронин бесцеремонно закинул хозяина туда, головой вперед, вле-тел сам, а следом уже валили соратники и сподвижники, орлы боевые, с полковником Рахманиным во главе.
В кухне с потолка и в самом деле лило бурным потоком — но это никого сейчас не волновало. Нельзя было терять времени. Рывком вздернув с пола так и не успевшего прийти в себя хозяина, сграбастав его за горло так, что у того рожа побагровела и глаза полезли из орбит, полковник рявкнул:
— Коробка где, мать твою? Ослабил хватку, но ответа все равно не дождался, хозяин пребывал в состоянии полного ошеломления. Ничего, не дворец в полсотни апартаментов…
Отшвырнув пленного в угол, полковник громко распорядился:
— Ищите, орелики! Быстренько, без дипломатии!
В двухкомнатную «хрущевку» набилось уже человек десять. Под бодрое журчание лившейся в кухоньке воды с треском распахивались дверцы шифоньера, выдвигались всевозможные ящики, летела на пол одежда, сыпались книги с полок, в прихожей, на антресолях, шумно возился вставший на табуретку Климентьев.
Он первым и крикнул вскоре:
— Ага!
И появился в комнате, неся перед собой картонный ящик из-под видюшно-го проигрывателя. Хозяин, жавшийся в уголке на корточках под бдительным присмотром Кеши, издал жалкий неописуемый звук.
— Ну да, ну да, — цинично ухмыляясь, сказал ему полковник. — А ты как думал, рыло? Все нашли и всех нашли, а кого еще не нашли, того подгребем в скором времени.
Он взял у Климентьева коробку, поставил ее на низкий обтерханный диван, полез по привычке за ножом, но скотча тут не было, и резать ничего не пришлось — картонная крышка аккуратно вставлена в пазы, и только. Подцепив ее ногтем, полковник затаил дыхание. И открыл.
Зачем-то машинально сосчитал коробочки с толстенькими пластиковыми антеннами, очень похожие на портативные рации — четырнадцать. Аккуратно обернуты в пупырчатую пластиковую упаковку, переложены помещенными внутрь наподобие решетки пенопластовыми полосками, вдобавок ватой окружены — чтобы не болтались в коробе, стояли плотно, как патроны в обойме. Те самые радиовзрыватели, вторая партия, проскользнувшая мимо них. Первую они перехватили тогда, а вторая просквозила по другому маршруту, ровно четырнадцать, как Абу-Нидаль и исповедался…