Вдоль посыпанных желтым песком дорожек были установлены щиты. На них даже издали можно было прочесть написанные большими красными буквами лозунги и выдержки из воинских уставов: «Приказ начальника — закон для подчиненного», «Воин, заслужи знак отличника!»»
«Враг силен, в нем звериная злоба. Солдат! Ты — на посту. Смотри в оба!..»
Почти в самом центре этого необычного населенного пункта, не обозначенного ни на одной географической карте, высились постройки и сооружения спортивного городка, к которому примыкала так называемая полоса препятствий. Здесь же расстилался широкий плац. Там ежедневно по нескольку часов солдаты овладевали приемами той не очень-то приятной науки, которая называется строевой подготовкой.
Уткину стало грустно. Вдруг сзади на плечо ему легла чья-то тяжелая ладонь. Вздрогнув, Юрий оглянулся. Рядом стоял Матвеев.
— Ты чего здесь, младший братишка? — не без иронии спросил он и, бесцеремонно повернув Юрия к себе лицом, посоветовал: — Пуговицы чуть правее перешей, подворотничок нитками потуже стяни — в самый раз будет…
С пуговицами Уткин кое-как совладал, а вот с подворотничком зря провозился целый час, до крови исколов иголкой пальцы. А Матвеев ехидно улыбался, недобрым словом поминая маменькиных сынков и белоручек.
Вздохнув, Уткин вспомнил мать. Да, она, бывало, все норовила сделать для него сама — и пуговицу к его пальто пришьет, и рубашку и брюки отутюжит. «Ты только учись, сынок». А оказывается — этому тоже нужно было учиться.
Неприятности подстерегали Юрия всюду. За что бы он ни брался — ничегошеньки не умел сделать как следует. Подошла его очередь быть уборщиком в казарме — пол подмел неумело, и старшина заставил выполнить эту в общем-то нехитрую работу еще раз. Назначили в наряд на кухню, а там, как назло, картофелечистка испортилась. Пришлось брать нож — палец порезал. Вернулся в казарму усталый, прилег на кровать, а старшина снова тут как тут:
— Рядовой Уткин! Я разве не объяснял вам, что в верхней одежде в постель ложиться нельзя? На первый раз объявляю замечание. Повторите — взыскание получите. Ясно?..
«Куда яснее», — подумал Юрий, вспоминая дом, окруженный дощатым забором. Но так хочется прикорнуть после тяжелого дня!
Он невеселым взглядом окинул казарму. Как по линейке выстроенные, стоят аккуратно заправленные кровати, ровными рядками лежат взбитые подушки, на синих спинках висят полотенца. У изголовья — тумбочки. Одна тумбочка на двоих: верхняя половина — твоя, нижняя — соседа. Только до отбоя к постели лучше не подходи. Устал — в твоем распоряжении табуретка, присядь. Можно пойти в курилку, но он не выносит табачного дыма. Юрий потоптался в тесном проходе между койками и от нечего делать пошел к доске объявлений.
На красочно оформленном щите, установленном при входе в казарму, дежурный только что приколол листок — план ближайших культурно-массовых мероприятий. Намечались: диспут по книге Алексеева «Солдаты», поход по местам боев, которые проходили поблизости в годы Великой Отечественной войны, занятия в спортивных кружках по боксу, классической борьбе и самбо, сбор желающих участвовать в художественной самодеятельности или в клубе веселых и находчивых, лекция о закаливании организма и, наконец, кинофильм.
— Ого! — послышался сзади знакомый ломкий басок Вениамина Матвеева. — Тут определенно не заскучаешь!
Юрий повернулся и торопливо ушел. Ничто в плане его не заинтересовало, ни в какие кружки записываться он не собирался. Лучше в солдатской чайной посидеть…
Солдатская чайная была своего рода нововведением в военном городке, и многих, особенно новичков, которые еще не привыкли к армейскому пайку, тянуло туда как магнитом. Привлекали их не только «мраморный» линолеум на полах и по-домашнему ярко-веселые занавески на окнах. Там на полированных столах блестели никелем самовары. Ефрейтор в белоснежной накрахмаленной курточке отпускал посетителям печенье, конфеты, лимонад, пряники. Уткин купил батон и бутылку кефира.
На столике в углу, под искусственной пальмой, стоял радиоприемник. Транслировали вальс Хачатуряна из музыки к драме Лермонтова «Маскарад». Слыша и не слыша мелодию, Уткин размышлял о пережитых им за последние дни огорчениях. Замечаний, не прослужив и месяца, он успел уже нахватать, как говорил Матвеев, не менее дюжины. За опоздание в строй. За помятые брюки. За слишком густую смазку на автомате…
«А что поделаешь, если не получается! — расстроенно думал он. — Такая нагрузка не для меня…»
Назавтра, готовясь к утреннему осмотру, Юрий разнервничался чуть ли не до слез. Уже прозвучала команда: «Приготовиться к построению!» — а он еще не почистил пуговицы и никак не мог найти асидол. Торопливо обшарил тумбочку — баночки там не было. Попросить у кого-нибудь из сослуживцев? Опять смеяться будут: «Растеряха!» Но как быть? Встанешь в строй с тусклыми пуговицами — наверняка еще одно замечание схлопочешь.
— Что случилось? — подошел к Уткину ефрейтор Николай Горгота. А когда Юрий несмело объяснил ему, отчего разволновался, тот быстро нагнулся, сунул руку под тумбочку и с укором сказал:
— Ох и нерасторопен ты, братец! Баночка-то видишь где?..
Когда пошли на занятия, Юрий смешно семенил позади, то и дело сбивался с ноги, отставал, догонял колонну и снова отставал. Нелегко было, потому что шагали с полной выкладкой: каска, автомат, противогаз, на поясе подсумок с запасным магазином, полным патронов, и набитый до отказа вещевой ранец.
— Все не в ногу, а Уткин — в ногу, — не оборачиваясь, съязвил Матвеев. Кто-то хихикнул, в строю заулыбались, и только громкий голос старшего лейтенанта Никитина: «Разговорчики!» — спас Юрия от насмешек.
На Никитина рядовой Уткин смотрел с обожанием и робостью. В те дни, когда он только что пришел в подразделение, старшему лейтенанту вручили награду — медаль «За боевые заслуги». Юрий, узнав об этом, с восхищением подумал: вот какой у него командир! Поскольку в мирные дни наградили, — значит, отличился. Может быть, даже подвиг совершил. А где и как? Любопытно.
Молодой солдат с нетерпением ждал, что же Никитин расскажет о себе. А он ничего особенного и не сказал. Видно, не из тех, кто любит хвастаться. Представляясь подчиненным, застенчиво объявил:
— Зовут меня Владимир Иванович…
Замялся, говоря, что ему двадцать третий год, похоже — рассердился на себя за это, и вдруг озорно пошутил:
— Девушки Володей величают…
Все сразу заулыбались и словно облегчение почувствовали: такому подчиняться даже приятно.
На петлицах у Никитина — эмблема связиста: «птички» с красными стрелами молний. Профессия почти штатская — связист. И все же, думалось, не за красивые глаза ему медаль дали.
Старший лейтенант привел новичков в зал, где работали специалисты дежурной смены. Дескать, взгляните, что они делают, и все станет ясно.
А Юрию показалось, что он попал чуть ли не в тот центр, из которого осуществлялась связь с нашими космонавтами во время их полетов в неведомые дали. Что-то подобное он в кино видел.
В просторном, светлом и чистом помещении (вокруг — ни пылинки) все стены от пола до потолка занимали блоки аппаратуры. Людей было очень мало, а в отдельных комнатах — совсем никого. И что еще поразило Уткина — это тишина.
— Вот так вы и работаете? — спросил он.
— Как? — не понял Никитин.
— Ну, в тишине…
— А-а, — с улыбкой протянул старший лейтенант и начал объяснять.
По его словам выходило, что задачи солдат-связистов несложны. Они сводятся к тому, чтобы обеспечить безотказность аппаратуры. Все будет в норме, если ни в одном звене вот этих блоков не возникнет никаких отклонений. Конечно, без дефектов не обойдешься, поэтому механики должны тотчас замечать любую неисправность. Сейчас аппаратура под током, напряжение высокое.
— Так что вы здесь поосторожнее, — предупредил Никитин и стал рассказывать о механиках. Ефрейтор Юрий Стукалов и Николай Горгота освоили две специальности. Рядовой Сергей Кулешов настраивает радиостанцию в два раза быстрее, чем это предусмотрено техническими нормативами. Старший сержант Вячеслав Рысин и сержант Игорь Щенков могут в случае надобности заменить офицера.