Причастие закончилось, Георг и Шарлотта уже были готовы покинуть аббатство, и тут из короны короля выпал один из самых крупных бриллиантов. Наступила тишина: все замерли, потрясенные тем, что произошло. Затем начались перешептывания, ведь это плохое предзнаменование и такого еще никогда не бывало!
Несколько минут слуги неуклюже ползали по полу в поисках бриллианта, и, наконец, он был найден; но все взгляды сосредоточились на пустом месте в короне, где ему полагалось быть. Этот инцидент несколько омрачил всю процедуру.
Таково было первое неприятное происшествие, оказавшееся первым звеном в цепи досадных событий этого памятного дня. Когда вся компания во главе с королем и королевой прибыла в Вестминстер-холл, где намечался банкет, все здание было погружено в темноту. Лорд Талбот, бывший лордом-распорядителем, вместе с граф-маршалом, отвечавшие за коронацию, решили, что было бы прекрасно зажечь все свечи одновременно, как только король и королева переступят порог дворца. Для этого приготовили льняные запалы.
От удивления у всех перехватило дыхание, когда совершенно темный зал вдруг в мгновение ока заполыхал. Свечи зажглись одновременно, но в воздухе еще несколько секунд кружили кусочки горевшего льна, прежде чем опуститься на головы и плечи гостей. Поэтому вместо ожидаемого восторга вначале все перепугались, и лишь убедившись, что никто не пострадал, вздохнули с облегчением.
Свечи являли собой восхитительное зрелище, а зал был наполнен ароматами приправленного специями мяса и деликатесов. Конечно, никто не мог начать трапезу до тех пор, пока не подадут блюда королю и королеве. Однако, на возвышении, где для них был установлен стол, сверкавший бокалами и столовыми приборами, отсутствовали стулья.
Лорд Талбот и лорд Эффингем, выступавший в качестве заместителя граф-маршала в панике бросились на поиски стульев для Их Величеств, но несмотря на огромные усилия, приложенные для того, чтобы организовать банкет, достойный такого события, найти подходящие стулья для короля и королевы оказалось весьма трудным делом.
В конце концов, лорд Эффингем, в съехавшем набок парике, продефилировал к возвышению со стулом в руках, а за ним лорд Талбот – с другим. Стулья были водворены на место, и все вздохнули с облегчением, так как уже достаточно проголодались. Правда, теперь следовало дождаться церемонии подачи блюд королю и королеве.
– Мне кажется, милорд, – сказал Георг мягко, – что подготовку к нашей коронации едва ли можно считать удовлетворительной.
– Боюсь, что это так, сир, – пробормотал Эффингем. – По-видимому, кое-что все-таки оказалось упущенным. – И добавил с большим оптимизмом: – Но я позабочусь о том, чтобы следующая коронация была проконтролирована самым строжайшим образом.
Георг разразился смехом и перевел Шарлотте ответ графа. Эффингем смутился и разволновался еще больше.
Но чем больше Георг размышлял над его словами, тем занятнее они ему казались. Он позвал лорда Бьюта и потребовал, чтобы Эффингем повторил свои обещания. Эффингем пробормотал их, став почти пунцовым.
Тем временем лорд-мэр Лондона и члены городского управления – олдермены Сити – обнаружили, что для них не оставлены места; мэр во всеуслышание заявил о своем недовольстве. Он – лорд-мэр Лондона, а разве милорду Эффигнему и милорду Талботу неизвестно, что Лондон – столица государства, которая не кланяется никому… даже королям. И не простительно упустить из виду таких людей как мэр и олдермены на столь важном банкете.
Лорд Эффингем, не успев избавиться от подшучивавшего над ним короля, вынужден был предстать перед разъяренным лордом-мэром.
– Милорд мэр, – прошептал Эффингем, – умоляю вас, уезжайте потихоньку отсюда с вашими олдерменами. Вам компенсируют…
– Нам не нужна компенсация, – прервал его мэр, – нам нужны места за столом.
– Милорд мэр…
– Муниципальный совет Лондона устраивает банкет, стоивший городу десять тысяч фунтов стерлингов, а вы еще имеете наглость, милорд, заявлять, что для мэра и олдерменов нет мест на банкете в честь коронации короля?..
Талбот пришел на помощь измотанному Эффингему и прошептал, что лорд-мэр и олдермены могут занять стол оставленный для рыцарей из Бата.
Эффингем с облегчением вздохнул, а лорд-мэр и олдермены были удовлетворены. Но затем появились рыцари из Бата, и аналогичная сцена разыгралась снова. Наконец-то Эффингем устроил их за столом, настолько переполненным гостями, что поднялся гвалт. Посыпались жалобы, разбавленные едкими шутками: ведь многих блюд не хватило на всех, так как приглашенных оказалось гораздо больше.
Но самый смехотворный инцидент оказался еще впереди. Существовал обычай, по которому лорд-распорядитель – неудачливый лорд Талбот – должен был въехать в зал верхом на лошади, приблизиться к возвышению и засвидетельствовать свое почтение королю и королеве. Талбот намеревался подъехать к возвышению, произнести приветственную речь и затем выехать из зала, пятясь назад, не разворачивая лошади. Он неоднократно проделывал это в пустом зале, но то был день неудач, и Талбот совсем не учел того, что лошадь отлично справлялась со своей ролью в пустом зале. Теперь же зал, освещенный тысячами мерцающих свечей был полон разговаривающими, смеющимися и шумящими людьми и вовсе не годился для такого рода церемониалов.
Лошадь и наездник появились в зале. Перепуганное животное, не доехав до возвышения, повернулось задом к королевской чете. Напрасно Талбот изо всех сил старался развернуть лошадь и выполнить задуманный трюк, однако животное явно не понимало, что от него требуют и выставляло для обозрения свою заднюю часть.
В зале стоял дикий хохот, пока растерянный Талбот пытался совладать с лошадью. Наконец, с огромным трудом ему удалось прогарцевать к возвышению; но к тому времени все в зале, включая короля и королеву, корчились от смеха и не могли услышать его верноподданническую речь.
Коронация превратилась в фарс. Но тем не менее это была коронация. И с этого дня все приближенные короля заметили некоторую решительность в его поведении. Первым это понял лорд Бьют, и хотя он не сомневался в привязанности к нему короля и уверен в своей власти над ним, с этого дня он действительно начал слегка тревожиться.
КОНФЛИКТ С ВДОВСТВУЮЩЕЙ ПРИНЦЕССОЙ
Наступили самые счастливые дни в жизни Шарлотты. Георг нашел, что она очень дружелюбна, всей душой стремилась узнать все новое; Шарлотта могла говорить только по-немецки и по-французски, и это с одной стороны отдаляло ее от общества, а с другой заставляло чаще обращаться к мужу за помощью. За исключением своей внешности, она обладала всеми теми качествами, которые Георг хотел бы видеть у своей жены; а поскольку он был человеком, который мог ладить с самим собой лишь в том случае, когда убеждался в правоте своих действий, то он начал даже испытывать удовольствие от своей женитьбы. Бывали дни, когда он совсем не думал о Саре; и даже, когда на улицах ему попадались на глаза люди в одежде квакеров, он уверял себя, что они с Шарлоттой станут таким примером для всех женатых людей в стране, что его юношеское легкомыслие будет всеми забыто.
Он подавил свои желания, женившись на Шарлотте ради блага страны, и его долг сделать их брак благом и для нее, и для себя.
Физически он был удовлетворен, поскольку не был слишком чувствительным мужчиной, хотя, конечно, его влекло к женщинам, и женские чары всегда глубоко волновали его… Ему доставляло удовольствие размышлять об этом и знать, что в его положении менее порядочный человек поощрял бы в себе эти эмоции. Но только не Георг. Он собирался быть верным мужем и ввести и при дворе, и во всей стране новые нормы благоприличия.
Король целиком отдал свои чувства Шарлотте, которая поздравила себя с тем, что самой счастливой стороной ее супружеской жизни стала решимость мужа дорожить ею и заботиться о ней.
Шарлотта любила музыку и Георг предложил устраивать музыкальные вечера, во время которых она могла бы не только послушать придворных исполнителей, но и демонстрировать свое искусство игры на клавесине. Он не сомневался, что ей понравится опера, и через несколько дней после коронации повел Шарлотту послушать одну из них. Это было торжественным событием. Люди, все еще благорасположенные к своему молодому королю и королеве, встретили их верноподданническими овациями. Позже Георг сказал ей, что как только она освоит английский, они начнут выезжать в театр. Ей понравится английский театр, уверял он Шарлотту и как-то пересказал ей содержание одной из опер. Жизнь лондонских бедняков из рассказа Георга оказалась совсем не такой, как она себе представляла.