Кассиан увидел двух мужчин в монашеских капюшонах и с масками на лицах, которые вошли в этот зал, наполненный страданиями. Они подошли к мужчине, который неподвижно лежал на полу. Один из монахов подхватил его за руки, второй за ноги. Мужчина был мертв. Монахи вынесли его из зала, тут же вернулись назад, подошли к другому трупу и вынесли его также.

Когда они в третий раз проходили мимо него, Кассиан схватил одного из них за рясу и спросил хрипло:

– Где я?

Монах устало улыбнулся, присел рядом с ним на корточки и положил руку ему на лоб.

– Вы в Лондонском госпитале для бедных, если вы хотите знать точнее, то в Сохо.

– Как я попал сюда?

Монах пожал плечами.

– Не имею ни малейшего понятия. К нам каждую минуту поступают новые больные. Одних работники госпиталя находят на улице, другие из последних сил добираются сюда сами.

Кассиан кивнул, в то время как его взгляд блуждал по рядам смертельно больных людей.

– Настоящая беда, – продолжил монах. – Больные чумой мрут как мухи, могильщики уже давно не справляются со своей работой.

Кассиан испугался.

– Я болен чумой?

Монах внимательно посмотрел на него, приподнял его грязную рубашку и осмотрел его грудь, а затем руки.

– Нет, я не могу распознать на вас признаков чумы. Вас сюда могла привести любая другая болезнь, но только не чума. – Он задумчиво посмотрел на молодого человека, затем наклонился к нему и прошептал: – Я советую вам исчезнуть отсюда, как только вы будете в состоянии ходить, вы молоды и сильны, слишком молоды, чтобы умереть. Уходите, пока вы не заразились от других.

– Как долго я здесь? – спросил Кассиан.

– Я точно не знаю, неделю, десять дней, может быть, чуть больше, может быть, чуть меньше.

– Кто-нибудь спрашивал обо мне? Может быть, молодая женщина?

Монах покачал головой.

– Нет, ни к кому из лежащих здесь никто не приходит. Никто не спрашивал ни об одном больном.

– Вы уверены? Моя жена должна была сюда прийти. Ее зовут Катрин, и она удивительно красива.

– Многие бежали из города, может быть, ваша жена также или… – монах не закончил фразу, но Кассиан его понял.

– Или она умерла от чумы, – прошептал он с ужасом. Монах кивнул и легко похлопал Кассиана по плечу.

– Идите и найдите ее, но будьте осторожны, город буквально кишит зараженными чумой. Вам лучше было бы отправиться в деревню, может, найдется какая-нибудь добрая душа, которая пустит вас переночевать у себя на сеновале.

– Спасибо, спасибо за все, – сказал Кассиан, но монах только отмахнулся.

– Под матрацем вы найдете свои личные вещи, если только такие у вас были. – С этими словами он встал и снова присоединился к своему коллеге, который занимался тем, что отделял живых от мертвых.

Большим усилием Кассиан заставил себя приподняться. Он похудел, брюки свисали у него с бедер. Он подобрал валявшийся в одном из углов поводок для теленка и обвязал его вокруг себя, как пояс. Затем он приподнял соломенный тюфяк, заглянул под него и обнаружил письмо, которое было адресовано ему.

Он сунул письмо в карман и, даже не бросив последнего взгляда на страдающих, покинул это страшное место.

Перед дверью он глубоко выдохнул, но запах болезни и смерти еще держался в его одежде, не пощадив даже его волосы.

Кассиан на ватных ногах подошел к стоявшему поблизости колодцу, зачерпнул рукой немного воды и выпил, потом подождал, пока поверхность воды снова станет гладкой и ясной, как зеркало, и посмотрел на себя. То, что он увидел, испугало его. Под глазами залегли глубокие тени, волосы, отросшие ниже плеч, свисали сальными прядями, щеки впали, губы казались тонкой линией, всклокоченная борода торчала клоками – и все это вместе придавало ему облик самого убогого из всех нищих.

– Ну и докатился же ты, лорд Кассиан Арден, – сказал он себе с глубокой горечью.

Когда его руки высохли, он вытащил письмо из кармана, сел на край колодца и сломал печать, в которой он с первого взгляда узнал печать сэра Болдуина Гумберта.

– Что этот сукин сын хочет мне сообщить? – пробормотал Кассиан и развернул листок. Он чуть не оцепенел, узнав почерк Катрин, и все его существо обратилось в лед, когда ее слова достигли его сознания.

«Моя любовь к тебе погасла, как свеча на ветру, было ошибкой с моей стороны поехать с тобой в Лондон… бросив глубоко уважаемого и от всего сердца любимого сэра Болдуина Гумберта. Я возвращаюсь с ним домой. Рядом с ним я буду жить как честная уважаемая женщина.

Великодушие сэра Болдуина не знает границ…»

Он перечитал несколько раз, как будто не мог поверить ни своим глазам, ни своему разуму, но слова оставались теми же самыми. Черным по белому стояли они на бумаге.

Какое-то время Кассиан оставался без движения и смотрел на буквы, как будто мог распознать в них какой-то обман или получить ответ на вопросы, которые, подобно надоедливым мухам, жужжали у него в голове.

– Катрин, – прошептал он, и отчаяние, темное, как ночь, охватило его. – Катрин, что случилось? Что произошло с тобой?

Позже он не мог сказать, сколько часов он бесцельно бродил по пустынным переулкам, невидящим взглядом скользя по белым крестам на каждом втором доме. Наконец он остановился перед маленьким домиком, в котором еще так недавно обитало его счастье. Стало ли ему легче, когда он увидел, что этот дом пощадила чума?

Да, да, да, от всего сердца да. Какой бы демон ни вошел в Катрин, самое главное, что она осталась жива. Отсутствие креста на двери вселило в него надежду.

Он постучал, затем нажал на дверь и вошел. Сначала темнота ослепила его, затем он разглядел толстую хозяйку с тяжелыми обвисшими грудями, ковылявшую навстречу ему. Женщина, казалось, состарилась на несколько лет с тех пор, как он ее не видел, хотя прошло не больше шести недель.

– Вы пришли, чтобы заплатить за квартиру? – спросила она, но голос ее не звучал злобно.

– Где моя жена? Вы ее видели? – спросил Кассиан, сделав вид, что не слышал ее вопроса.

– Гм, – старуха вытерла нос рукой. – Ее здесь больше нет. Она уехала отсюда в великолепном экипаже, с ней был мужчина. Я сразу заметила, что эта женщина не для вас. Она слишком утонченная особа для жизни здесь. Вам надо радоваться, что вы от нее отделались, и с оплатой за комнату вы можете не торопиться: наверняка, скоро ваши дела улучшатся.

Она почесала подбородок и внимательно осмотрела Кассиана сверху донизу, затем, казалось, приняла решение.

– Гм, – повторила она. – Вы исхудали, но только подождите, пока чума покинет город, потом мужчины с вашей статью и вашего возраста будут нарасхват, ваше счастье не замедлит, если вы удачно пристроитесь. Гм, гм, приходите сегодня к нам на ужин, вы приглашены, мои дочери, наверняка, будут рады. Они всегда о вас хорошо говорили, и они привыкли к тяжелой работе.

Кассиан с легким отвращением вспомнил об обеих дочерях старухи. У одной женщины двадцати с небольшим не было во рту ни одного зуба, зато фигурой она напоминала военный корабль, другая, несколько моложе, была худая, как палка, и ее искривленные губы никогда не посещала улыбка.

– Сейчас мне нужно пойти наверх, – неопределенно ответил Кассиан. – Я должен срочно вымыться и постирать себе одежду, позже мы еще увидимся.

– Я пошлю к вам одну из моих дочерей с ведром горячей воды.

– Спасибо, – пробормотал Кассиан, затем прошмыгнул по узкой деревянной лестнице на второй этаж.

Перед дверью комнаты он мгновение помедлил, затем решительно ее распахнул, а войдя, он прислонился к стене, закрыл глаза и полностью предался своему горю.

В комнате еще витал запах Катрин. Ему казалось, что здесь еще находится ее дух. Он медленно открыл глаза и обвел взглядом комнату. На шатком столе все еще стояли цветы в кувшине, головки их повисли, и лепесточки облетели. На постели все еще можно было увидеть вмятину от его тела. Кусочек сала, облепленного мухами, лежал на крошечной тарелочке.

«Цветы поставила Катрин, – подумал Кассиан, – от сала она отрезала небольшой кусочек и дала его мне с куском хлеба. Она взбила подушку, и вот там еще стоят остатки ее бальзама из календулы».