Изменить стиль страницы

Еще запомнил я кисло-сладкий капустный салат. Скромный, как и все наше бытие того времени, но не ставший от этого менее вкусным. Рецепт этого салата мама записала на листок бумажки и потом часто его готовила. Он тривиален, как и большинство рецептов в этой книжке.

Итак: обычная белокочанная капуста мелко шинкуется и слегка подсаливается. На крупной терке трется морковь (желательно сладкая), смешивается с капустой. Смесь разминается руками, капуста должна дать сок.

Теперь спрыскиваем капусту лимонным соком и добавляем самую малость сахара. Другой вариант: вместо лимонного сока добавить уксус, но уксус лучше смешать с растительным маслом (лучше всего — с оливковым, в те времена, конечно же, использовали подсолнечное) и добавлять на последней стадии. Для этого в стакан наливается чуть-чуть уксуса (не больше столовой ложки на кочан), добавляется масло и получившаяся эмульсия взбивается вилкой.

Собственно, можно сделать этот салат и без моркови.

А можно добавить мелко нарезанные яблоки и размельченные грецкие орехи. На последнем этапе заливаем смесь небольшим количеством масла (а если не добавляли лимонный сок — маслом с уксусом). Не помешает и немного нарезанного укропа.

Салат этот надо есть через час-другой после приготовления, иначе он просто будет плавать в соке. И не спрашивайте, почему он всегда ассоциируется у меня в сознании с книгой

«Москва, 1937», запахом старых книг и сумрачным подъездом сталинского дома на Ленинском проспекте. Так получилось.

Редька

Хрен редьки не слаще, — гласит народная пословица. Ну редька и редька, приятно было положить немножко натертой редьки в тарелку вместе с только что отваренной картошкой да ломтик селедки с лучком. Редька — пища крестьянская, незамысловатая. Я всегда вспоминаю своего покойного первого тестя, любителя хорошо поесть, стол, накрытый клеенкой, на котором как по волшебству появлялся обед.

— Сейчас, редьку только потру, — кричал он с кухни.

И тут же появлялся с тарелочкой, на которой лежала тертая редька, спрыснутая подсолнечным маслом. Давно это было...

А вот у меня однажды случилось настоящее редькино голодание. Жил я в Калифорнии и совершенно неожиданно, проснувшись утром, понял, что организму моему срочно необходима редька. То ли приснилось мне что-то, а может быть, сохранились в людях инстинкты, ведь известно, что больные собаки ищут и находят целебные травы, руководствуясь лишь природным чутьем.

Беда была в том, что этот обычный черный (я люблю слово «чорный») овощ, которые даже в худшие времена лежал в советских овощных магазинах, пугая забредавших иностранных гостей столицы, в Калифорнии найти не так просто. В обычном супермаркете его не было, в китайском тоже, наконец я добрался до специализированного овощного магазина — и о чудо! Рядом с экзотическими лепешками съедобных кактусов и каким-то колючим желтым фруктом, раздутым, будто вытащенная на поверхность глубоководная рыба, я увидел невзрачные, но вожделенные черные клубни. «Чорная редька», — вспомнил я заметку замечательного питерского писателя и художника Дмитрия Горчева и усмехнулся.

Практически все необходимые для моей жизни продукты продаются в прекраснейшем из гастрономов «Горизонт». Но иногда приходится всё же ходить в буржуазный супермаркет «Менахем», который отчего-то застенчиво называет себя «Сезон», видимо, опасаясь скинхедов и pogrom’ов.

Супермаркет этот я искренне ненавижу: в нём продают нелепые какие-то продукты по неестественным ценам. Но по закону обязательной избыточности только в нём (а где бы вы думали?) можно купить такой экзотический продукт, как чорная редька.

Пока я нагребал себе в мешок редьку, в соседнем лотке стала рыться старушка из небогатых. «О! — сказала старушка. — Фейхоа какие дешёвые!» И хотя я ей ничего на это не возразил, старушка стала вдруг оправдываться: «А что? А если на мясорубке и с чесночком, то очень вкусно!»

Да-да, — сказал себе я, еще раз посмотрел на страшный колючий фрукт (а может быть, он был овощем?), скупил, кажется, всю редьку, имеющуюся в этом магазине в наличии — клубней пять или шесть (а была она весьма недешевой, экзотика, однако), и поехал домой. Рецепт будет чуть ниже, а пока расскажу результат. Весь остаток этого дня и весь следующий я ощущал страстное желание съесть еще и еще и каждый час бегал к холодильнику, пока редька не закончилась. И я считаю, что обязан редьке тем, что все же не заболел страшной болезнью, не знаю, правда, какой, но ведь неспроста эта история со мной приключилась.

Сделать редьку проще пареной репы (вот ирония-то: репу пареную никогда не готовил): очистить, потереть на терке. Посолить. Выдержать несколько минут — редька пустит сок, а потом добавить пахучее подсолнечное масло и перемешать. Это будет абсолютно натуральный продукт...

Вариация этого рецепта: добавить лимонный сок (или уксус, но сок лучше). Часто добавяют и зелень, петрушку или укроп, но мне кажется, что зелень забивает вкус редьки (хотя хрен его забьешь). В общем, не надо мешать редьку с апельсинами, я так считаю.

А вот с тертой морковкой можно. И с чесноком тоже можно. И даже со сметаной, тогда редька получается не такой резкой. Но я люблю простейший вариант, не надо умножать сущности без необходимости.

Оливье как символ

Да, это то, чего все боялись. Это о святом. Боюсь даже писать про этот салатик. Это не просто салат — это символ эпохи. Оливье — это совсем не творение французского повара, работавшего где-то в Саду «Эрмитаж», в котором я, кстати, провел свои детские годы, там недалеко от эстрады стоял наш домик, снесенный в середине 60-х годов. Оливье — это советские праздники. Это морозное 7 Ноября, когда бьют куранты на главной башне и под звуки военного оркестра с экрана телевизора раздается: «Здравствуйте, товарищи!», а в ответ гулко ухает: «Здравия желаем, товарищ маршал Советского Союза!» Оливье — это праздничный накрытый стол, который выдвигался из угла, пожалуй, два раза в году, это ряд рюмок и тарелок, аромат пирога и шпротов, а в середине — замысловатое хрустальное блюдо с притягивающими взор горошинками, тут и там виднеющимися из-под майонеза. Оливье — это проводы старого года под рюмочку-другую, новогоднее обращение и концерт зарубежной эстрады часа в два ночи, когда наливаешь последнюю стопочку и кладешь в тарелку последнюю ложку уже начинающего обветриваться салатика. Наконец, оливье — это дни рождения друзей, когда поднимаешься по лестнице, звонишь в дверь и еще с порога чувствуешь запах приготовленной еды.

Кстати, подозреваю, что когда говорят: «Упал физиономией в салат» имеется в виду именно салат оливье.

Я пытаюсь воскресить в памяти какую-нибудь историю, связанную с этим салатом, но их слишком много. Вот, пожалуй, достойная пера история. В детстве я жил с бабушкой в коммунальной квартире в подмосковном городке Долгопрудный. На праздники мы обычно уезжали к родителям в Москву, но в этот раз на 7 Ноября что-то не сложилось, мама уехала в командировку, и мы остались дома.

Я далек от романтизации той эпохи и тем более коммуналок, но все же, даже несмотря на скандалы и разбирательства на кухне, неизбежные между хозяйками, была какая-то открытость и даже, не побоюсь этого слова, общность. В квартире жили совершенно разные люди, от шоферов и газовых сварщиц до интеллигентных старушек с двумя высшими образованиями. К празднику на кухне сдвигались покрытые клеенкой коммунальные столы и каждый готовил что мог. Разносолов на этом столе было множество: и домашние огурчики с мокрыми стеблями укропа, и холодец, и пироги с капустой, и бутылочки-чекушки, конечно же, вызывавшие приятное оживление у мужской половины коммуналки. Ну и непременный, я бы даже сказал обязательный салат оливье.

Что творилось накануне праздника на коммунальной кухне — описать трудно. Запотевшие окна, плита, на которой на всех горелках что-то булькало и убегало, а около стены стояла раскрасневшаяся от пара и жара газовая сварщица тетя Аня — огромная пышная женщина, словно сошедшая с картин Кустодиева. И конечно же, тетя Аня делала оливье. Делала она его с расчетом на многочисленных обитателей квартиры, в большом эмалированном тазике, в котором по менее торжественным поводам тетя Аня кипятила белье.