Граф Лестер сделал предостерегающий жест, и вся толпа зрителей возмущенно всколыхнулась. Но никто не успел ничего предпринять, потому что Виктория всех опередила.

– Это не правда! – гневно воскликнула она, вмиг оказавшись прямо перед разъяренным Филдингом. – Я сама видела карты мистера Шарпа и могу чем угодно поклясться, что эти четыре короля были у него в руках еще пять минут назад. А вот вы наверняка лжете, утверждая, что видели карты партнера. С вашего места это было абсолютно невозможно, так что не мелите чепухи!

На несколько секунд в гостиной повисло гробовое молчание, а затем толпа взорвалась ропотом изумленных голосов. Словно по команде, все расступились в стороны, и вокруг Виктории образовалось пустое пространство.

– Да кто вы такая, что осмеливаетесь делать подобные заявления? – возмущенно воскликнул Стюарт, окидывая девушку презрительным взглядом. – Снимите маску, чтобы мы могли видеть ваше лицо! Я не удивлюсь, если выяснится, что эта особа – какая-нибудь бесстыдная куртизанка, обманом проникшая в этот дом, чтобы поддержать этого мошенника!

Сделав глубокий вдох, Виктория вызывающе улыбнулась и неторопливым, уверенным движением сняла бархатную полумаску. По толпе гостей прокатился приглушенный стон. Несколько дам испуганно схватились за щеки, мужчины удивленно пожимали плечами, кто-то громко выразил восхищение смелостью девушки. От лица Виктории отхлынула кровь, когда она поняла, что ее поступок произвел эффект разорвавшейся бомбы. Если бы она намеренно захотела сразить наповал светское общество, то и тогда не смогла бы придумать ничего лучшего. Но теперь путь к отступлению был отрезан, оставалось лишь мужественно идти до конца.

– Ну что, лорд Филдинг, вы убедились, что под этой маской не скрывается мошенница? Чего еще вы потребуете от меня? Дать присягу на Библии?

Стюарт растерянно молчал, сверля ее испепеляющим взглядом и нервно сжимая кулаки.

«Святая дева, еще немного – и мы сцепимся в рукопашную!» – с ужасом подумала Виктория.

– Леди Джемисон!

Обернувшись на голос, Виктория увидела возле себя графа Лестера, оглядывавшего ее с ласковой, покровительственной улыбкой. Он уже успел оправиться от шока и теперь спешил вывести девушку из этого затруднительного положения.

– Вы как нельзя вовремя напомнили моим гостям, для чего они собрались сегодня в моем доме, – произнес граф, учтиво предлагая Виктории руку. – Джентльмены, вспомните, что вы находитесь на маскараде, а не в мужском клубе! Я настоятельно призываю вас всех вернуться в бальную залу! Танцы продолжаются, и наши бедные дамы уже заждались своих кавалеров.

Виктория почувствовала неимоверное облегчение, когда гости один за другим стали покидать комнату. Порывисто обернувшись, она хотела отыскать в толпе Реда, на которого ни разу не взглянула за все это время, но граф Лестер тут же легонько ущипнул ее за руку.

– Даже не думайте! – строго предупредил он, с мягкой настойчивостью направляя ее к дверям. – Если кто-то догадается, что вы встряли в это дело из симпатии к Шарпу, а не из неуместного стремления к справедливости, ваша репутация будет загублена навеки. Сейчас мы вернемся в зал, и вы покинете его не раньше, чем протанцуете десяток танцев. И не вздумайте малодушно сбежать – этим вы только подтвердите свою вину.

– Мою вину? – с вызовом переспросила Виктория. Она уже окончательно пришла в себя и теперь была готова яростно отстаивать свою правоту. – Но, боже мой, в чем же я провинилась перед нашим достойным обществом? Все смотрят на меня так, словно я какая-нибудь преступница, а между тем я сделала очень доброе дело – спасла человека от незаслуженных обвинений! Или вы так не считаете, милорд?

– Я? – Он посмотрел на Викторию с таким откровенным восхищением, что у нее сразу отлегло от сердца. – Дитя мое, клянусь вам, если бы я уже не был женат, то прямо сейчас сделал бы вам предложение! Но далеко не все здесь способны оценить ваш отважный поступок. Вы совершили преступление против светских приличий, вмешавшись в мужское дело. И это вам простят не скоро, поверьте. А сейчас выбросите все эти мысли из головы, мы с вами начинаем кадриль.

Виктория сочла за благо послушаться совета Лестера и оставалась в зале до самого конца маскарада. Все это время Тобиас Шипли не отходил от нее ни на шаг. Он уже знал о том, что произошло в игорной комнате, и теперь горько раскаивался, что оставил кузину невесты без присмотра.

– Если бы я не оставил вас одну, этого инцидента не произошло бы, – убежденно сказал он ей. – Из меня получился никудышный опекун, Виктория.

– Тобиас, дорогой, мне безумно жаль, что я испортила вам с Камиллой этот вечер, – с искренним огорчением ответила Виктория. – Но, умоляю вас, перестаньте терзаться: даже ваше присутствие не помешало бы мне выступить в защиту невиновного человека. А тетушке я скажу, что выпила слишком много шампанского и потеряла над собой контроль. Она будет ужасно сердиться, но что же теперь поделаешь?

Заключительный танец бала Виктория снова танцевала с графом Лестером. Когда он провожал ее на место, то незаметно вложил в ее руку записку. Развернуть ее Виктория осмелилась только в своей комнате. В записке было всего несколько слов, написанных элегантным, небрежным почерком:

«Завтра в десять утра на нашем месте в парке. Ред».

Бросив листок в камин, Виктория без сил рухнула на кровать. Шарп назначал ей свидание! В это было немыслимо поверить. На мгновение сердце девушки подпрыгнуло от радости, но тут же испуганно сжалось.

– Я не должна этого делать, – в смятении прошептала Виктория в темноту ночи. – Если кто-нибудь узнает об этом, это станет моим концом!

Но она уже знала, что поедет на это свидание. Отказаться от возможности хоть немного побыть с этим человеком наедине – это было выше ее сил. И потом, ведь это будет всего лишь один-единственный раз. А после она заставит себя забыть его. Возможно, даже возненавидит, за то, что он заставил ее забыться и пойти на такой огромный риск… Да, пожалуй, ей следует встретиться с ним. Хотя бы для того, чтобы избавиться от искушения вкусить запретный плод.

В пять утра, когда последние приглашенные покинули особняк, Лестер зашел в комнату Шарпа. Как он и ожидал, его гость еще не ложился. Вместо этого Ред сосредоточенно расхаживал по комнате, даже не сняв маскарадного костюма.

– Я передал твою записку Виктории, – сказал Лестер, останавливаясь напротив друга. – Хотя, скажу тебе откровенно, мне совсем не нравится то, что ты делаешь.

Ред посмотрел на него странным взглядом и чуть заметно усмехнулся.

– Ты затеваешь бессмысленный спор, Фил, – глухим голосом проговорил он. – Она все равно не придет.

– Если ты так уверен в этом, зачем было посылать ей записку? – ворчливо спросил Лестер. И полушутливо прибавил, видя, что Шарп молчит: – Хочешь, заключим пари?

Ред отрицательно покачал головой.

– Только не в этом случае, Фил. Виктория не заслуживает того, чтобы ее чувствами играли.

Лестер взглянул на него в упор.

– Это действительно так серьезно для тебя, Ред? – тихо спросил он. – Но тогда, может быть, тебе следует откровенно объясниться с ней?

– Боже мой, Фил, о чем ты говоришь?! – Шарп взглянул на него с такой отчаянной тоской, что Лестер невольно отвел взгляд в сторону. – Сейчас у меня нет даже собственного дома, нет ничего, что бы я мог предложить этой девушке. А Виктория находится не в том положении, чтобы ждать. К тому же она помолвлена. – Он немного помолчал, задумчиво теребя волосы. – Все, о чем я имею право мечтать, – это хотя бы пару часов побыть с ней наедине. Я хочу узнать ее поближе. Хочу, наконец, понять, что она из себя представляет. А потом… потом я уеду, и время поможет мне забыть о ней.

– А к тому времени, когда ты вернешься в Англию, Виктория уже успеет разочароваться в своем надменном, пустоголовом супруге. И охотно станет твоей возлюбленной, – неожиданно оптимистичным тоном закончил Лестер.

Шарп посмотрел на него долгим и очень странным взглядом, но ничего не сказал. И это многозначительное молчание совсем не понравилось графу Лестеру. То, что он предлагал, было разумным и, с точки зрения света, вполне естественным выходом из сложившейся ситуации. И до сих пор Ред не особо стремился нарушать установленные правила. Хотя… Рядом с Викторией Джемисон, этой потенциальной нарушительницей общественных устоев, даже самый благоразумный мужчина мог потерять голову.