– Но мы не можем оставить Ба здесь, – сказала Миранда. – Нужно перевезти ее в Лондон – там работают все лучшие специалисты, и я смогу присматривать за ней.
– Что касается ухода, похоже, и здесь о ней прекрасно заботятся. К тому же морской воздух полезен для здоровья. И потом, где ты найдешь в Лондоне лечебницу, окруженную несколькими аирами сада? – возразил Адам. – Впрочем, если вы хотели бы узнать мнение других специалистов, мы можем обратиться к любому лондонскому консультанту по вашему выбору.
– Почему просто не отвезти Ба обратно в Сарасан? – Аннабел отодвинула свою нетронутую тарелку. – Шушу приедет и будет ухаживать за ней. Ба так любит Сарасан!
– Это может оказаться не по силам Шушу, – заметил Адам. – Помните, как она сбивалась с ног, когда с Элинор произошел удар? Здесь за Элинор уход круглосуточный, по часам. Чтобы организовать то же самое в Сарасане, Шушу пришлось бы надзирать за четырьмя медсестрами, утрясать их расписание, плюс к тому – заниматься питанием Элинор, транспортировкой и всем остальным.
– Пожалуй, ты прав. Не хватало еще, чтобы и Шушу разболелась, – согласилась Миранда.
– Я уже звонил в Сарасан, доктору Монтану, – продолжал Адам. – Он согласен с тем, что Элинор лучше всего находиться в английской лечебнице, где ей в любое время суток могут оказать необходимую медицинскую помощь. Как бы то ни было, доктор Крэйг-Данлоп считает, что пока Элинор должна находиться под круглосуточным медицинским наблюдением – на случай, если ее состояние вдруг начнет быстро ухудшаться.
При одной мысли о такой возможности сестры сникли. Обе были рады, что Адам с ними. Он всегда так умел успокоить в тяжелые моменты жизни.
– Если ты уверен, что здесь ей лучше всего… – колебалась Аннабел.
Ее перебила Миранда:
– Во-первых, я хочу быть уверена, что в подобной лечебнице ей будет лучше, чем в больнице. Во-вторых, если… если она еще долго пробудет в таком состоянии, я хочу быть уверена, что этот „Лорд Как-его-там" – действительно самая лучшая лечебница из всех возможных.
Аннабел кивнула в знак согласия.
Адам молча раскрыл свой портфель, извлек из него кипу разноцветных брошюрок – проспектов частных лечебниц и передал их сестрам.
Миранда принялась рассматривать фотографии импозантных фасадов и гораздо менее импозантных интерьеров лечебниц и пансионатов.
– Эти холлы похожи на пивные залы. А в такую спальню Ба не поместила бы даже горничную! Не сомневаюсь, что они комфортабельные, но уж до такой степени непривлекательны!
Аннабел прочитала вслух:
– „В каждой спальне имеется умывальник". Это большое дело, конечно. Персональных ванных комнат нет.
– А в „Лорде Уиллингтоне" у Элинор собственная ванная, – подхватил Адам. – Но в других лечебницах имеются свои приятные стороны: кабинеты физиотерапии, маникюра, педикюра, парикмахерские.
– „Проводятся концерты и вечера", – продолжала читать Аннабел. – „Бинго"!
– Я принес только наиболее интересные брошюры, – вставил Адам.
– Не хочу даже думать о том, что собой представляют другие подобные заведения, – сказала Аннабел. – Но только взгляните, какие цены они заламывают!
– За те деньги, что берут в „Лорде Как-его-там", Ба практически могла бы жить в отеле „Ритц", – заметила Миранда.
– Мне пришлось много повозиться, чтобы выбрать самое лучшее место, – холодно произнес Адам, – и, естественно, оно обходится недешево. Но если вы хотите перевезти ее куда-нибудь еще, пожалуйста.
Сестры переглянулись и отрицательно покачали головами.
– Дело не в этой лечебнице, Адам, – осторожно проговорила Аннабел. – Просто мы никак не можем смириться с тем, что произошло с Ба.
– Мы должны найти Клер и рассказать ей все как есть, – спохватилась Миранда.
Адам кашлянул.
– Должен предупредить вас, что любое упоминание о Клер выводит вашу бабушку из равновесия. Я считаю, что она вполне заслужила, чтобы к ее пожеланиям относились с должным уважением. Совершенно очевидно, что Элинор не хочет видеть Клер.
Воскресенье, 18 февраля 1968 года
Стоя босиком у окна, Клер, в ночной рубашке от Лауры Эшли, с рисунком из розовых веточек, смотрела на тихо падающий снег. В серебристом лунном свете ей был отчетливо виден лес, гребнем венчавший холм позади Эпплбэнк-коттеджа.
Вздрогнув от холода, Клер прыгнула обратно в постель и поглубже забилась под стеганое лоскутное одеяло. Через полчаса нужно будет встать, чтобы вынуть из печи булочки. Единственным неудобством ее нового занятия оказалось то, что приходилось ежедневно так рано вставать, суббота и воскресенье исключения не составляли. Кухня давно уже стала мала для Клер, так что Дэвид собирался переоборудовать пристройку дома под настоящую пекарню.
Клер стала пекарем совершенно случайно. Почти год назад Дэвид угостил выпеченным ею домашним хлебом нескольких друзей, живших неподалеку, и они начали спрашивать, нельзя ли будет покупать у нее выпечку постоянно. „Почему бы и нет?" – подумала она и приняла первый заказ: кекс на патоке и печенье.
Месяц спустя она вывесила прейскурант в пластиковом футляре на задней двери дома и еще один – у ворот. Теперь она выпекала ржаной хлеб, хлеб из муки крупного помола, пресный хлеб, ситный, пироги, шоколадный кекс, фруктовый кекс с ромовой отдушкой, хрустящие хлебцы и печенье. Когда наступила пора плодов и ягод, она начала делать открытые фруктовые пироги. Клер не пекла ничего из того, что можно было найти у местного булочника, и назначала за свою продукцию цены, которые ей самой казались слишком высокими, но которые люди ей охотно платили, причем наличными.
Главной причиной того, что она ничего не продавала в кредит, была ее неприязнь к ведению счетов. Помня свой прежний горький опыт, теперь она тщательно вела учет всех расходов и доходов, делая ежедневно записи в книге, каждая страница которой разделялась на две колонки: „Сделанные покупки" и „Получено за день".
Лежавший рядом с Клер под лоскутным одеялом Дэвид перевернулся на другой бон и, не открывая глаз, притянул ее к себе. Подол ее ночной рубашки задрался выше талии, и ей было приятно ощутить, как его мускулистые ноги сомкнулись вокруг ее ног. Дэвид, еще полусонный, чмокнул ее в щеку и сунул руку под ее рубашку, ища грудь.
Дверь с шумом распахнулась, и Джош, в желтой пижаме с изображением утенка Дональда, вскарабкался на кровать.
– Там фнег! Там идет фнег! Дэвид, я хочу фанки! Я узе больфой. Позалуйста!
Дэвид сел в постели, зажег свет, зевнул и почесал грудь, покрытую волосами.
– Ты можешь пойти в лес с чайным подносом и съезжать на нем до самого сада за домом. Но не сейчас. Сейчас еще ночь. После завтрака, ладно? – Он с улыбкой повернулся к Клер. – А тебе подадут завтрак в постель… Никаких возражений! Мы с Джошем еще вчера это решили, правда, Джош? Когда вынешь булочки, приходи и ложись досыпать. Верно, Джош?
Джош со счастливым видом закивал головой.
– Тут что-то нечисто, – сказала Клер. – Уж слишком вы сегодня хорошие.
– Ага, – согласился Дэвид, подвигаясь, чтобы освободить местечко для Джоша.
Утром Дэвид натянул на себя махровый халат Клер и вместе с Джошем удалился на кухню.
Через двадцать минут Клер был подан завтрак. На подносе оказались горячий томатный суп, шоколадное мороженое и апельсиновая шипучка.
Дэвид подмигнул Клер через голову Джоша:
– Меню составлял Джош.
– Великолепно, – тихо отозвалась Клер, глядя в сияющее личико и аквамариновые глаза сына. Потом она перевела взгляд на поднос, стоявший у нее на коленях. – Я не съем столько томатного супа. Может, поможешь, Джош?
Как летит время! Джош уже ходил в джинсах и темно-синем нейлоновом анораке и выпрашивал у нее грубые сапоги – такие же, какие носили другие местные мальчишки. Ему было уже пять, он ходил в Уорминстерскую школу, и изо всех сил старался перенять дорсетский говор, поскольку ребята поддразнивали его за слишком уж „пижонское" произношение. Он обожал читать комиксы, смотреть телевизор (особенно фильмы про доктора Кто) и во время купания, улучив момент, когда мать отворачивалась, украдкой писал в ванну. Он до самозабвения любил футбол и уже не помнил, что такое бейсбол; почти не помнил он и Калифорнию – только то, что там было яркое солнце, белый домик и что-то вроде огромного плавательного бассейна, хотя Клер, смеясь, объясняла ему, что на самом деле он был вовсе не таким уж большим – во всяком случае, для Лос-Анджелеса.