Изменить стиль страницы

«Спит, как бревно, – подумал Августин. – Нет необходимости связывать его».

Вид и храп спящего Кусаки показались Августину особенно угнетающими в тот момент, когда его охватил страх, что Бонни не вернется. Перспектива торчать в лагере вместе с этой сволочью была не из приятных. Запах дождя, полет ястреба, прохладная зелень леса – все это портило поганое присутствие Кусаки.

Августин не мог больше сидеть здесь и ждать. Ему захотелось побыть в одиночестве.

* * *

– А где молодой человек? – поинтересовался Джим Тайл.

– В библиотеке, – ответил Сцинк.

Они находились в патрульной машине, рядом с тропинкой, по которой Сцинк вывел Бонни на дорогу. А сама Бонни и ее муж сидели рядышком на поваленном металлическом пролете забора, который когда-то огораживал Крокодиловы озера. Полицейская машина стояла в семидесяти пяти ярдах от них, что вполне обеспечивало конфиденциальность разговора супругов. Но даже с такого расстояния и, несмотря на дождь, Макс Лам был очень хорошо виден в своей яркой накидке.

– Его отец сидит в тюрьме, – сообщил Сцинк, продолжая разговор об Августине. – А есть еще очень забавный факт. Бонни говорит, что он был зачат во время урагана.

– Какого?

– «Донна».

Джим Тайл улыбнулся.

– В этом есть что-то.

– А спустя тридцать два года другой ураган и новый поворот судьбы. Этот парень родился под несчастливой звездой, как ты считаешь?

Патрульный усмехнулся.

– Мне кажется, вы преувеличиваете. А что за история с его отцом?

– Контрабандист, причем неумелый.

Некоторое время Джим обдумывал слова Сцинка, потом сказал:

– Ну и что, а мне этот парень нравится. Он молодец.

– Да, конечно.

Патрульный включил «дворники». По движению накидки они могли видеть, что муж Бонни встал и расхаживает взад и вперед.

– А вот ему я не завидую, – заметил Джим.

Сцинк пожал плечами. Он не простил полностью Макса Лама за то, что тот явился в Майами во время урагана с видеокамерой.

– Дай-ка я посмотрю, куда попала пуля, – попросил губернатор.

Патрульный расстегнул рубашку и оттянул повязку. Хотя бронежилет и остановил пулю, по груди Джима расплылся синяк цвета сливы. Губернатор присвистнул.

– Вам с Брендой надо поехать в отпуск.

– Врачи говорят, что, возможно, дней через десять ее выпишут из больницы.

– Отвези ее на острова, – предложил Сцинк.

– Она никогда не была на Западе. Бренда любит лошадей.

– Тогда в горы. В Вайоминг.

– Ей это понравится, – согласился Джим.

– Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

– Это точно. – Джим выключил «дворники».

Крупные капли дождя, похожие на капли сиропа, собрались на стекле. О Кусаке не было сказано ни слова.

* * *

– Который из них? – спросил Макс Лам.

Он надеялся, что это полоумный похититель. Это подкрепило бы его теорию о том, что Бонни просто тронулась рассудком, на нее повлиял ураган и все такое прочее. Такую версию было бы гораздо легче принять, проще было бы объяснить друзьям и родителям. Бонни просто попала под влияние одурманенного наркотиками бродяги.

– Макс, все дело во мне, – ответила Бонни.

Однако она понимала, что дело не только в ней. Бонни наблюдала за Максом, когда он вылезал из полицейской машины, и видела, как ее муж отскочил в сторону от страха при виде маленького болотного кролика, словно это был здоровенный волк.

– Бонни, тебе просто запудрили мозги.

– Никто...

– Ты спала с ним?

– С кем?

– С одним из двух.

– Нет! – Чтобы скрыть ложь, Бонни изобразила возмущение.

– Но у тебя было такое намерение. – Макс встал, капли дождя стекали по его пластиковой накидке. – И ты говоришь мне, что предпочитаешь это, – он презрительно махнул рукой, – предпочитаешь вот это городу!

Бонни вздохнула.

– Я с удовольствием бы посмотрела на детенышей крокодила. Вот все, что я сказала. – Она понимала, как жутко могут прозвучать такие слова для людей типа Макса.

– Он приучил тебя курить эту дрянь, да?

– Ох, прошу тебя.

Макс принялся расхаживать взад и вперед.

– Я не могу поверить в происходящее.

– Я тоже. Мне очень жаль, Макс.

Макс распрямил плечи и повернулся к жене спиной. Он был слишком возбужден, чтобы плакать, и слишком оскорблен, чтобы просить прощения. А кроме того, у Макса мелькнула мысль, что Бонни, возможно, права, и он действительно плохо знает ее. И если даже она передумает и вернется с ним в Нью-Йорк, его постоянно будет терзать мысль о том, что она может снова сбежать. Это будет не жизнь, а сплошная мука. То, что произошло, разрушило их отношения, и, вероятно, навсегда.

Макс снова повернулся к жене, в его голосе прозвучало разочарование:

– Я-то думал, что ты более... благоразумна.

– Я тоже так думала. – Не имело смысла спорить с Максом, Бонни решила быть вежливой и соглашаться со всем, что он скажет. Надо было пощадить если не его гордость, то непомерное чувство мужского превосходства. Это будет маленькой наградой Максу, которая поможет легче перенести обиду.

– Даю тебе последний шанс. – Макс сунул руку под яркую накидку и вытащил два авиабилета.

– Мне очень жаль. – Бонни покачала головой.

– Ты любишь меня или нет?

– Макс, я не знаю.

– Это просто невероятно. – Макс спрятал билеты.

Бонни приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку на прощание. Из глаз ее катились слезы, но Макс, вероятно, не заметил их среди капель дождя на лице жены.

– Позвони мне, когда сама разберешься в себе, – вымолвил Макс с горькой усмешкой.

Он один направился к патрульной машине. Похититель распахнул ему дверцу.

По дороге назад на материк Макс хранил молчание, ведь патрульный был другом маньяка, который похитил его самого и запудрил мозги его жене. Моральным и служебным долгом полицейского было предотвратить соблазнение Бонни или хотя бы попытаться. Такова была личная точка зрения Макса.

Когда они подъехали к разрушенному «Макдональдсу», Макс сказал:

– Проследите, чтобы этот полоумный одноглазый ублюдок позаботился о ней.

Это прозвучало как предупреждение, и в другой ситуации Джим просто посмеялся бы над высокомерием Макса. Но полицейскому было жалко Макса, которому еще предстояло узнать плохую новость.

– Она больше никогда не увидит губернатора, – сообщил Джим.

– Значит...

– Думаю, вам неприятно будет это услышать, но она влюбилась в молодого парня, того самого, с черепами.

– Боже мой! – Макс выглядел оплеванным. Отъезжая, Джим смотрел на него в зеркало заднего вида. Макс бегал на стоянке под дождем, с силой шлепал ногами по лужам и размахивал руками, похожий в своей накидке на гигантскую летучую мышь.

Губернатор и Бонни уже отошли милю от дороги, когда на тропинке появился Августин. Бонни побежала к нему. Они так и стояли обнявшись, пока подошедший Сцинк не объявил, что возвращается в лагерь.

Августин увел Бонни к ручью. Он расчистил место на берегу, убрав мокрые ветки, и они сели. Бонни заметила, что Августин прихватил с собой из «скорой помощи» книгу.

– Ох, ты собираешься почитать мне сонеты? – Она прижала руки к груди, притворяясь, что готова упасть в обморок.

– Не смейся надо мной. – Августин погладил ее по волосам. – Помнишь, как твой муж первый раз позвонил после похищения... сообщение, которое он оставил на автоответчике?

Бонни уже давно не считала это похищением, однако с формальной точки зрения так оно и было.

– Губернатор заставил его кое-что прочитать по телефону. Так вот, я нашел это. – Августин показал ей книгу: «Тропик Рака» Генри Миллера. – Вот послушай: «Когда-то я думал, что быть человеком – это высочайшая цель, которую может иметь мужчина, но теперь я вижу, что эта цель означает мое уничтожение. Сегодня я могу с гордостью сказать, что я нечеловек, что я не принадлежу людям и правительствам, не имею ничего общего с убеждениями и принципами. Я не имею ничего общего со скрипучей телегой человеческого рода – я принадлежу земле! Я говорю это, лежа на своей подушке, и чувствую, как на висках у меня прорастают рога».