– Он занята в гараж.

– Прошу вас, скажите, что у меня важное дело.

– Ладна, но он сильна занята.

Авила соскребал петушиную кровь с «бьюика» жены, когда мать сообщила, что к нему пришел посетитель. Авила выругался и пнул ногой ведро с мыльной водой. Наверное, это Гар Уитмарк, пришел за своими семью тысячами. Должно быть, вообразил, что Авила ради него... ограбит банк!

Но в дверях стоял не Уитмарк. Это был плотного сложения, средних лет незнакомец, короткая стрижка, на шее золотая цепочка, а на верхней губе пятнышко белого зубного порошка. «Сахарная пудра от пирожка, – определил Авила. – А не легавый ли он?»

– Меня зовут Рик, – представился Айра Джексон, протягивая пухлую ладонь со шрамами. – Рик Рейнольдс.

Когда незнакомец улыбнулся, Авила заметил на его верхних зубах остатки виноградного желе.

– Я сейчас очень занят.

– Я проезжал мимо и заметил грузовик. – Айра кивнул в сторону грузовика. – «Фортрес Руфинг», это ваша фирма, да?

Авила не ответил ни «да», ни «нет». Он бросил взгляд на свой грузовик, стоявший у тротуара, и заметил припаркованный позади него «кадиллак». Нет, этот парень не легавый, легавый не стал бы разъезжать на такой приметной машине.

– У меня ураганом сорвало крышу на доме. И мне как можно скорее нужна новая.

– Простите, но у нас полно заказов.

Авиле ужасно не хотелось отказывать перспективному «лоху», но проворачивать аферу с тем, кто знает его адрес, было равносильно самоубийству. Тем более что у этого парня бицепсы толщиной со столб.

Авила сделал заметку в уме убрать грузовик с улицы и поставить его так, чтобы не видно было прохожим.

Айра Джексон слизнул с губы сахарную пудру.

– Я постараюсь заинтересовать вас своим предложением.

– Рад был бы помочь вам.

– Как насчет десяти тысяч? Сверх суммы, которую вы обычно берете за работу.

Как ни пытался Авила, он все же не смог скрыть своего интереса. Парень говорил с нью-йоркским акцентом, а ньюйоркцы жили здесь на широкую ногу.

– Десять тысяч наличными, – добавил Айра Джексон. – Послушайте, я стараюсь ради бабушки, она живет с нами. Ей девяносто лет, и вдруг внезапно срывает крышу, и ей негде укрыться от дождя.

Авила изобразил понимание.

– Девяносто лет? Дай ей Бог здоровья. – Он переступил порог и закрыл за собой дверь. – Но вся проблема заключается в том, что у меня полно срочной работы.

– Пятнадцать тысяч, если я стану первым в списке ваших клиентов.

Авила почесал заросший щетиной подбородок и посмотрел на посетителя. Не так уж часто пятнадцать тысяч сами стучатся в дверь. О том, чтобы «кинуть» клиента, не могло быть и речи, но был и другой, вполне приемлемый вариант. Можно было вполне законным путем по-настоящему выполнить заказ, а получив наличные, он сможет уладить конфликт с Гаром Уитмарком. Естественно, его «кровельщики», эти засранцы, будут недовольны и начнут хныкать, поскольку предстоит изнурительная работа. Ничего, в исключительном случае можно один раз и честно потрудиться.

– Я смотрю, – заметил Айра Джексон, – что ваш дом совершенно не пострадал от урагана.

– Слава Богу, мы находились далеко от эпицентра.

– Да, слава Богу.

– Где вы живете, мистер Рейнольдс? Возможно, я и смогу втиснуть вас в список клиентов.

– Превосходно.

– Я пришлю человека, чтобы оценить фронт работ. – Но тут Авила вспомнил, что послать ему некого. Этот ворюга Кусака смылся.

– Я бы предпочел, чтобы вы лично все осмотрели.

– Хорошо, мистер Рейнольдс. Как насчет завтрашнего утра?

– А может быть, прямо сейчас? Мы сможем поехать на моей машине.

У Авилы не было ни единой причины, чтобы отказаться, а вот причин для согласия – аж пятнадцать тысяч.

Макс Лам положил трубку телефона, лицо его было серым, нижняя губа отвисла. Такой вид бывает у человека, которому сообщают о неизлечимой болезни. Да в общем-то дела в его рекламном агентстве обстояли примерно именно так. Обычно веселый и беззаботный Пит Арчибальд говорил с ним мрачным, погребальным тоном. Дела в Нью-Йорке обстояли из рук вон плохо.

Национальный институт здравоохранения запланировал проведение пресс-конференции по проблеме вреда курения. Обычно рекламные компании не обращали внимания на подобные мероприятия, последствия которых бывали предсказуемыми и отнюдь не страшными. Как бы пугающе ни звучали медицинские разоблачения, их влияние на розничную продажу сигарет редко продолжалось более нескольких недель. Но в этот раз правительство использовало сложную технологию для проверки определенных сортов табака на предмет содержания в них смол, никотина и других канцерогенов. Первое место по содержанию подобных вредных веществ заняли сигареты «Бронко», второе – «Бронко ментолз», а третье – «Леди Бронкоз». С точки зрения эпидемиологии эти сигареты являлись самым смертельным продуктом за всю историю культивации табака. Один из специалистов Национального института здравоохранения с прискорбием заявил, что курить сигареты «Бронко» «лишь чуть безопаснее, чем вдыхать газы из выхлопной трубы „шевроле-себебн“.

Подробности бомбы, которую готовил Национальный институт здравоохранения, дошли до компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» – производителя сигарет «Бронко» и других прекрасных продуктов. Компания пригрозила отозвать свою рекламу из всех газет и журналов, которые намеревались опубликовать результаты правительственных исследований. Макс Лам понимал, что этот идиотский шаг со стороны компании сам по себе займет первые страницы всех газет, если только не остудить некоторые горячие головы. Максу следовало как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк.

Когда он сообщил об этом жене, она спросила:

– Прямо сейчас?

Макс подумал, что жена совершенно не понимает серьезности ситуации.

– То, что происходит сейчас у меня на работе, – нетерпеливо попытался объяснить он, – можно сравнить с катастрофой «Боинга-747», полного детей-сирот.

– А это правда, что они говорят о сигаретах «Бронко»?

– Возможно. Но проблема не в этом. Они не могут сейчас отозвать свою рекламу, на карту поставлены большие деньги. Десятки миллионов.

– Макс.

– Что?

– Прошу тебя, затуши эту чертову сигарету.

– Господи, Бонни, да о чем ты говоришь!

Они сидели в плетеных креслах во внутреннем дворике дома Августина. Было три или четыре часа утра. В доме из стереосистемы звучала песня в исполнении Нейла Янга. Сквозь французское окно Бонни увидела на кухне Августина. Он заметил, что Бонни наблюдает за ним, и приветливо улыбнулся. Темнокожий патрульный и одноглазый губернатор стояли возле плиты, судя по запаху, они жарили ветчину.

– Полетим первым же рейсом, – объявил Макс. Он затушил сигарету и швырнул окурок в кормушку для птиц.

– А как насчет него? – Бонни покосилась взглядом в сторону кухонного окна, Сцинк в этот момент разбивал над сковородкой яйца. – Ты ведь хотел выдвинуть против него обвинения, не так ли? Посадить его в тюрьму, где он и должен находиться.

– Дорогая, сейчас не до этого. После того, как вся эта шумиха будет улажена, мы снова прилетим сюда и я позабочусь об этом маньяке. Не беспокойся.

– Но если сейчас отпустить его... – закончила фразу Бонни уже в уме.

Если сейчас отпустить его, то его уже никто и никогда не найдет. Он исчезнет в болотах, словно призрак. И так будет лучше.

Бонни и сама удивилась подобным мыслям. Что со мной? Этот человек похитил моего мужа и издевался над ним. Почему же мне не хочется, чтобы он понес за это наказание?

– Ты прав, – согласилась Бонни. – Тебе нужно как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк.

Нахмурившись, Макс смахнул москита с руки жены.

– Это значит... что ты не летишь со мной?

– Макс, я не могу сегодня лететь на самолете. У меня болит живот.

– Прими таблетку.

– Я уже приняла, – соврала Бонни. – Наверное, это из-за поездки на лодке.

– Ничего, это пройдет.

– Да, я тоже так думаю.