Судьи уже собрались тесной кучкой и что-то обсуждали. Несколькими минутами позже, Сильвадор, лидер ребятни, мягко погладил по голове плачущую Пилу и сказал. — Ну, а теперь успокойся. Напротив, наш друг Уэб должен быть наказан за вранье.

Подмигнув, он предложил свою руку Эстелль, и она поднялась на ноги распутав одним грациозным движением тот узел, в который она себя завязала, во время игры во вранье.

— Этот штраф включает в себя и нашего друга Эстелль, — зловеще добавил он. — Вы оба должны пойти с нами, прямо в город и быть, — тут он принял позу палача, — погружены в сон на некоторое время.

— Нет, — возразил Уэб. — Мы уже должны идти. Он, пошатываясь, встал на слегка затекшие ноги.

— Пожалуйста, — попросил Сильвадор. — Мы в действительности не имели ввиду наказание. Вы хотели учиться во сне. Вы можем привести вас к учителю во сне. Разве не об этом вы просили сегодня утром? У Пилы сегодня после полудня должны были быть два часа обучения. Мы собирались предоставить их вам; и тогда бы вы смогли выучить язык планеты Он и разговаривать с нами!

— Но каким образом мы солгали? — спросила Эстелль лукаво прищурив глаза.

— Уэб сказал, что это были хорошие новости, — торжественно провозгласил Сильвадор, — что его друг Ди уже приехала. Он солгал насчет уже свершенного факта; это стоит пятидесяти очков.

Дети с Новой Земли переглянулись друг с другом. — Уф, ну ладно, водоросли и гравитация, — неожиданно сдался Уэб. — Что ж, пошли, попробуем. Все равно мы достаточно скоро увидим Ди.

Ди просто взорвалась, когда услыхала об этом.

— Ты вообще-то хоть что-нибудь соображаешь, Джон? — потребовала она. — Откуда тебе знать, что именно они здесь учат с помощью гипнопедии? Как ты мог позволить детям самим бегать по совершенно незнакомой планете, даже не зная, что эти дикари могут с ними сделать?

— Он ничего с нами не сделали… — сказал Уэб.

— Они не дикари… — сказал Амальфи.

— Я то уж хорошо знаю, что они такое. Я тоже была здесь первое время, когда и ты был тут тоже. И я считаю, что это — преступная небрежность — позволить дикарям вмешиваться в работу детского разума. Или иного любого цивилизованного разума.

— А как именно ты определяешь цивилизованный разум? — в свою очередь потребовал от нее Амальфи. Но он сразу же понял, что это бесплодный вопрос и вдобавок еще и язвительный. Он достаточно хорошо смог разглядеть, что она осталась той же самой девочкой, которую он встретил во время разборки с Утопией — Гортом. Она осталась той же самой женщиной, которую он продолжал любить, тем же светлым физически обликом, который он мог лелеять вплоть до самого конца времени. Но она постепенно старела — и как можно объяснить это женщине? Ониане и дети приближались к концу времени, испытывая при этом отношению к нему, как к чему-то новому, какому-то новому опыту. Но Ди, Марк и Амальфи, а с ними — действительно и все население Новой Земли, подходили к этому с позиций века, с позиций двух материальных форм, которым суждено столкнуться; Ди ничего не хотела думать, а просто отставить в сторону это новое знание, чтобы спокойно доживать при свершившемся факте. Да и сам он никак не хотел принять за неизбежно то, что должно было произойти; и Ди ни за что не хотела, чтобы дети учили новый язык: они оба явственно проявляли все признаки наступающей старости, что сопутствовало и их собственной культуре. Да, лекарства по-прежнему действовали; и физически они все еще были молоды; но возраст тем не менее неотрывно сопутствовал им и быть может, это было и к лучшему. В конце концов, невозможно обмануть ни время, ни градиент энтропии, но не было и надежды, кроме той, что существовала в виде Ониан и детей. Больной раком гигант — Король Будапешта и Глава Служителей в джунглях были столь же стары, как и Амальфи сейчас, когда они встретился и победил их, и с тех пор он даже заимел idee fixe;[35] хотя он по-прежнему находился в отличном физическом состоянии, но умственно, он уже почти полностью использовать всего себя.

И оставались лишь два пути, которыми ты мог идти к своей смерти; либо ты принимал как данное, свою неминуемую смерть, либо ты отказывался в это верить. Отрицать эту проблему значило бы вести себя по детски или маразматически, как дряхлый старик. Ему не хватало подвижности приспособления, который назывался процессом взросления; и когда дети и дикари более подвижны в этом, чем ты — тогда ты должен узреть, что уже и для тебя пробил вечерний звон и ты должен уйти успокоенно. В ином случае, они просто похоронят, тебя, их номинального лидера, заживо.

Конечно же Ди не стала отвечать на вопрос; они просто угрюмо посмотрела на Амальфи. Так или иначе, только что прекращенный спор велся sotto voce,[36] потому что в остальной части комнаты совета Ониан все остальные присутствовавшие были полностью поглощены попыткой определить количество гамма-излучения, которое будет произведено в результате прохода двух вселенных друг сквозь друга, и степени его перехода в одну из двух форм материи, в результате такого столкновения. И Ди пришлось довольно трудно, когда она попыталась проникнуть в гущу дискуссии, чтобы найти Уэба и Эстелль, которые к данному моменту стали уже полноправными, хотя и молчаливыми партнерами в подобных головоломных совещаниях.

— Меня это совершенно не удовлетворяет, — говорил Ретма. — Доктор Шлосс утверждает, что значительная часть этой энергии выльется в обычный шум, словно встреча двух вселенных аналогична лязгу соударяющихся цимбал.[37] Чтобы допустить это, надо принять, что Постоянная Планка так же верна и для Гильбертова пространства, о чем бы не имеем и малейшего свидетельства. Мы не можем накладывать градиент энтропии под прямым углом к реакции, которая сама включает в себя энтропии совершенно противоположные по знаку и расположенные в уравнении по обе стороны от знака равенства.

— Почему вы считаете, что это невозможно? — спросил доктор Шлосс. — Именно для этого и предназначено пространство Гильберта: для обеспечения выбора осей на случай именно такой операции. И если у вас имеется подобный выбор, остальное — достаточно простое упражнение по проекционной геометрии.

— Я этого не отрицаю, — несколько натянуто произнес Ретма. — Я всего-лишь ставлю под вопрос применимость этого. У нас нет никаких данных, которые бы предполагали, что решение проблемы именно таким образом могло быть чем-то б о л ь ш и м, чем простое упражнение; так что дело не в том, какое это будет упражнение — простое или сложное.

— Я думаю, нам пора идти, — сказала Ди. — Уэб, Эстелль, пожалуйста, проследуйте за мной; мы только мешаем, а у нас есть еще много дел.

Ее громкий сценический шепот прервал дискуссию гораздо более эффективно, чем могла бы любая речь, произнесенная обычным тоном. Лицо доктора Шлосса на мгновение скривилось в раздражении. И так же на мгновение, лица Ониан стали вежливо отчужденными; затем Мирамон повернулся и посмотрел сперва на Ди, а затем — на Амальфи, вопросительно приподняв брось. Амальфи кивнул, слегка раздосадованно.

— Неужели нам надо уходить, бабушка? — запротестовал Уэб. — Я имею ввиду, что именно для этого мы здесь и находимся. И Эстелль хорошо разбирается в математике; то и дело Ретма и доктор Шлосс обращаются к ней, чтобы подобрать сочетание Онианских определений с нашими.

Ди немного подумала на этот счет.

— Ну что ж, — сказала она, — я думаю, это не принесет вреда.

Это был совершенно ошибочный ответ, которого и можно было ожидать, хотя Уэб никоим образом не мог его предугадать. Он не знал, как это хорошо понимал и знал Амальфи из своих воспоминаний, что женщины на планете Он когда-то находились в положении худшем, чем рабы. В действительности, к ним относились, как чему-то совершенно отвратительному, хотя и необходимому — что-то вроде сочетания между демоном и низшим животным. Таким образом, он не обладал возможностью распознавания, что даже и сегодня, Онианские женщины были по-прежнему исключительно подчинены своим мужчинам и куда как менее приветственны в ситуации такого рода. Амальфи не видел и возможности в данный момент объяснить Уэбу — или Эстелль, если на то пошло — почему оба ребенка теперь должны уйти. Это объяснение потребовало бы большего знания и понимания Ди, чем имели Уэб и Эстелль; к примеру, им пришлось бы узнать, что в глазах Ди женщины планеты Он были теперь эмансипированы, все но еще не наделены равными правами; и для Ди в этом абстрактном различии заключался весьма высокий эмоциональный заряд. И более того — поскольку сами Онианские женщины вполне удовлетворялись существующим положением.