Она решила, что лучше бы Даниэль оказался вором. Тогда его бы арестовали и она избавилась бы от него. Но постойте. Она начала обдумывать эту идею. Если ее отец не брал драгоценности, то кто же еще? Может быть, власти и правы, подозревая Даниэля? Заставив себя отставить в сторону свои личные чувства к нему, она обдумала такую возможность. А что если Даниэль и в самом деле вор. Она видела, как он разговаривал с незнакомцем в тени. Это явно неспроста!

Внезапно Порция почувствовала себя окрыленной. Если она сможет доказать, что колье у Даниэля, она сможет заставить его вернуть труппу в обмен на свое молчание. Она не будет ничего говорить инспектору полиции. Он вернет колье, она освободит труппу и снова возьмет ее под свой контроль.

Порция глубоко вздохнула и почувствовала самонадеянную улыбку на своем лице. Отныне все приобретало иной смысл. Если он вор, это объясняло его довольно подозрительное поведение на курорте. Он просто использовал их актерскую труппу и невесту для отвлечения внимания. Она почти позволила Даниэлю совершенно сбить себя с толку. Но если он думает, что будет использовать ее или ее семью и дальше в своих неблаговидных целях, он глубоко ошибается.

Чутье подсказывало ей, что Даниэль никак не остался равнодушным к их поцелуям. Если он смог воспользоваться ею, она воспользуется им. Покуда он чувствует это страстное влечение к Фаине, он будет оберегать их труппу. И они могут еще воспользоваться его финансовой помощью. Кроме того, отныне Фаине больше не позволят встречаться с ним. Придется ей самой нести этот крест. Фаину нельзя подвергать опасности. Порция должна защищать людей, которых она любит.

Слава Богу, ей не придется видеть Даниэля почти два дня. У нее будет возможность работать спокойно, без его постоянного вмешательства. Больше никаких полночных прогулок вокруг отеля! Никаких грешных поцелуев под луной. К тому же она должна серьезно поговорить с Фаиной. Но одну вещь она должна понять, прежде чем составит окончательный план. Ей нужно знать, можно ли свихнуться от любви. Ей нужно это знать срочно. Она за себя не ручалась.

13

Театр был полон посетителями отеля и слушателями Чатаквы. Вдоль авансцены горели огни, свет которых распространялся и за занавес. Великолепные лампы накаливания, вмонтированные для вечерних спектаклей, еще не действовали.

– Похоже, что розданные тобой билеты сработали, – сказал Ян, усаживаясь на сиденье рядом с Даниелем.

– Да, но я беспокоюсь, что наш вор воспользуется всеобщим отсутствием в отеле. Не считая моих подозрений на капитана, я так до сих пор и не знаю, кто грабитель. Я телеграфировал имена посетителей по нашему списку в главный офис. Они сличат имена со списком посетителей Саратога-Спрингс.

– Очень плохо, что у нас нет одного из тех телефонов, которые изобрел Том Эдисон, – заметил Ян. – Мы могли бы немедленно получить ответ.

– Он придет достаточно скоро. Проволока, по которой можно передать сообщение с одного места на другое. Моторные автомобили, которые перевезут вас по стране. Вот время, чтобы жить по настоящему, Ян. Мир меняется. Если что-нибудь новое от тех, кто остался?

– Ничего. Наш человек на железнодорожной станции сказал, что никто из тех, о ком мы говорили, не покинул отель.

– Это значит, что с грабителем еще не покончено. Я этого и боялся. Ожерелье леди Эвелины – всего лишь отвод глаз, "проба пера". Что ты сделал еще?

– Бен получил указание следовать за Горацием как приклеенный. Если Гораций будет у Эви дома, Бен будет под кроватью.

– Я надеюсь, его Нелегко смутить, – рассеянно ответил Даниэль. – Может быть, я теряю проницательность, но не воспринимаю капитана как грабителя. Украсть ожерелье у графини было бы глупо. Он автоматически подпадал бы под подозрение.

– Может быть, это и не было так уж глупо. Он, возможно, представил себе, что мы и будем рассуждать в этом роде. И опять же, может быть, ты просто не хочешь, чтобы он был преступником, – спокойно предположил Ян.

– Я знаю. Надеюсь, что мне не придется самому разбираться с ними. Вот почему я решил устроить эту приманку. Если грабитель намерен воровать снова с это же время, я должен буду признать, что у меня нет идей на этот случай.

– Что за приманку ты устроил?

– Когда я был в Атланте, то узнал, что Джей Голд и его дочь будут в городе в конце следующей недели. Он едет, чтобы присмотреть несколько участков для железнодорожных депо. Они планируют провести там одну ночь и уехать на поезде следующим утром в Саванну, но Элен хочет увидеть «Свитуотер». Они решили приехать днем раньше и предпринять поездку на источники. Что мы сделаем…

– Подожди, Даниэль, – прервал Ян, – здесь Виктория и ее отец.

Ян поднялся и протянул руку, чтобы поцеловать пальчики Виктории.

– Добрый вечер, Логан, Ян, – сказал Вильям Тревильон, засунув большие пальцы в карманы жилета и оглядываясь вокруг. – Значит, "Ромео и Джульетта"? Чересчур забавно для старичка вроде меня.

– Папа, сядь, пожалуйста, и перестань разыгрывать деревенщину. Это не первое театральное представление, которое ты посетил, а Даниэль и Ян уже знают, что ты – практичней меня.

Виктория улыбнулась Даниэлю и подала руку Яну, чтобы он проводил ее к месту.

– Взгляни на эту женщину, Вики. В ней что-то есть, правда?

Вильям Тревильон оглянулся на презрительный взгляд миссис Френсис Бартоломео, шествующую с мужем к своим местам во втором ряду.

Даниэль улыбнулся. Он не удивился, увидев преподобного отца Бартоломео. Во-первых, он был взбешен, узнав, что Порция сказала миссис Бартоломео, что он взял на себя заботу о больном мальчике. Он очень быстро понял, что миссис Бартоломео почитает своим христианским долгом надзирать за труппой. Она была готова причинить неприятности, если он не сумеет изменить ее мнение. Его предложение, сделанное ей и преподобному отцу, – воспользоваться свободными билетами на спектакль, последовало после более чем щедрого пожертвования их миссионерскому делу. Пожертвование подействовало успокоительно.

В следующий момент Эдвард Делекорт и леди Эвелина царственно заняли свои места, и газовые фонари вдоль стен стали гаснуть. Не было музыкантов, чтобы обеспечить должное настроение. Из-за кулис вышел Гораций и молча ждал, когда зрители успокоятся.

Густым мелодичным голосом Гораций изложил пролог об истории двух прославленных любовников, Ромео и Джульетты.

Поднялся занавес, и действие началось. Зрители не догадывались, что юного Ромео играла женщина. Порция играла юношу просто и искренне. Когда Фаина в роли нежной Джульетты вышла на сцену, театр неожиданно перенесся в шекспировскую Верону. Через два часа Даниэль поднялся вместе со зрителями, покоренными красотой этой истории.

– Я потрясен, – сказал Ян, повышая голос, чтобы быть услышанным в громе аплодисментов.

– Они великолепны. Если бы мы поехали на Запад, рудокопы осыпали бы их золотой пылью и слитками серебра.

Даниэлю было трудно говорить. Он прочитал большинство пьес Шекспира и видел многие из них в Нью-Йорке. Он смеялся и не воспринимал всерьез хвастовство капитана, будто его труппа так же хороша, как, скажем, актеры Английского Хаймарского театра. Но тут Гораций не преувеличил. Шарлатан, жалкий распутник? Да. Вор? Может быть. Но каким бы человек ни был, он был бесспорно хорошим актером. Даниэль никогда не видел лучшего Капулетти. Фаина была классическая инженю. Лоусон Пейн изобразил безукоризненно Меркуцио. А Порция? Теперь, когда он увидел ее на сцене, он понял, как могла она быть столь убедительным Филиппом, не боясь быть разоблаченной. Ее естественно низкий голос и стройное сложение вкупе с интуитивным талантом были тщательно отточены в идеальную комбинацию. На сцене она показала свой характер. Этот талант хорошо служил ей как на сцене, так и вне ее. Только Даниэль знал, что под этим париком и мужской одеждой Порция была самой настоящей женщиной.

Ян ушел с Тревильонами. Леди Эвелина и Эдвард остановились, чтобы коротко обсудить достоинства игры, и затем удалились. Вскоре в театре остался только Даниэль, сидя и наблюдая, как убирают сиденья и передвигают декорации в соседний зал.