Элизабет Ферстер, не забывавшая Лу до смерти, натравливала на нее нацистов, обвиняя ее в извращении идей Ницше и в том, что она якобы "финская еврейка". В своих записках 1934 года Лу отмечает, что не стоит и думать о том, чтобы опубликовать написанное, главное — определить свою позицию, работа же "в стол" ее не пугает. "Она тихо вела в Геттингене загадочную жизнь Сивиллы нашего интеллектуального мира, — писал посетивший ее на пороге семидесятилетия Виктор фон Вайцзеккер, основатель медицинской антропологии. — Эта удивительная женщина, — продолжал он, — еще сохранила светло-русый цвет волос и гибкость подвижной фигуры, напоминающей молодое деревце… она обладала способностью мягко и осторожно проницать человеческие души и не страдала мужеподобием погруженной в науку и преисполненной замыслов женщины… Редкий случай, когда человеку удалось глубоко постичь науку психоанализа и сохранить при этом собственную индивидуальность; ни до, ни после я не встречал никого, кто мог бы сравниться в этом с Лу Андреас-Саломе".

Ее навещали Анна Фрейд, психоаналитик Генрих Менг, писательница Гертруда Боймер; самым же близким человеком в последние годы стал Эрнст Пфайффер, который поначалу обратился к ней за консультацией. Ему она расскажет мало-помалу всю свою жизнь, и из этих бесед родится книга воспоминаний "Lebensruckblick". Это сложноконструированное слово не поддается буквальному переводу: "Отраженное возвращение в мою жизнь" — таков примерно был замысел Саломе. Это ее своеобразный амаркорд — "ностальгическое воспоминание о сладостных мгновениях". Пфайффер приведет в порядок ее наследие и после ее смерти станет издателем и комментатором ее трудов.

Сидя в геттингенском саду на солнышке и предаваясь воспоминаниям, она с улыбкой признавалась своим слушателям: "У меня в самом деле дела таковы, что я все еще любознательна, ведь в чудесном клубке жизни все еще есть что вязать, и при этом с неба порой сваливаются сюрпризы". Она зачаровывала своих слушателей какой-то вечной недосказанностью, мерцающей таинственностью личности. Столь же неразгаданными остались и ее последние слова, сказанные перед смертью, 5 февраля 1937 года: "На самом деле всю свою жизнь я работала и только работала. Зачем?"

Вместо эпилога. Карнавал и подлинность: Заратустра, Эвридика, Электра?..

Порой мне кажется, что вся ее жизнь была неким уникальным экспериментом — она словно испытывала на эластичность границу между мужским и женским началом: сколько "мужского" она в состоянии вобрать в себя без ущерба для своей женственности? Или, если угодно, наоборот: сколько "мужского" она должна ассимилировать, переварить в себе, чтобы достичь наконец подлинной женственности? Эта неутолимая тоска по целостности на-пол-овину обреченного существа…

Эта женщина прожила совершенно уникальную по событийной насыщенности жизнь. Она режиссировала свою судьбу отважно и безоглядно, но тень роковой душевной бесприютности следовала за ней по пятам. Своими руками она разводила костры-фейерверки удивительных встреч, но ни у одного из них не могла остаться.

Куда бы она ни шла, она магнетически оказывалась в эпицентре самых важных культурных событий истекающего XIX и восходящего XX века. Мы назвали ее странный дар эффектом волшебного зеркала: ее уникальная способность к пониманию и резонансу довершалась тем, что ее исключительные собеседники-мужчины видели в магическом стекле ее живого восприятия не просто себя, а свою предельную возможность. А их предельная возможность — это тот миф, который они способны были породить на вершине своего усилия.

Похоже на то, что каждая встреча манила Лу возможностью разгадать и запечатлеть ту порождающую формулу, или алгоритм личности, который аккумулирует и выплескивает духовное богатство выдающегося человека только одному ему присущим способом. Словно осторожно ведя пальцем по кольцам на срезе дерева, она раскрывала для себя лабиринт творческих сил этой души. И все же… ни одна личность не исчерпывается своей смыслопорождающей формулой. Помимо кольцевого среза души имеется еще и корневая система. И в тех отношениях, что строила Лу, она сознательно оставляла незадействованной какую-то грань. Иначе пучина "слишком человеческого" могла поглотить ее, растворить в ком-то одном.

А Лу тянуло раскрыть разные "формулы творчества", сравнить их, сопоставить. Как неутомимый золотоискатель, она намывала полную горсть драгоценной крошки и принималась за новый прииск. Быть может, этой исследовательской жажде она пожертвовала своим человеческим счастьем…

Говорили, что она похожа скорее на силу природы, чем на человека. Однако Фрейд, с которым ее связывала двадцатипятилетняя дружба, утверждал, что еще ни у кого не встречал столь высоких этических идеалов, как у Лу.

Даже если согласиться с Ницше относительно "абсолютного зла", то это было бы зло в гётевском смысле этого слова: "то, что без числа творит Добро". Она могла разрушать жизни и судьбы, но само ее присутствие побуждало к жизни. "Рядом с ней люди вырастали, — писал шведский психоаналитик Пол Бьер. — Ее необычайно сильная воля, как правило, одерживала триумф над мужчинами. У нее был дар полностью погружаться в мужчину, которого она любила. Эта чрезвычайная сосредоточенность разжигала в ее партнере некий духовный огонь… Она могла быть поглощена своим партнером интеллектуально, но в этом не было человеческой самоотдачи. Она, безусловно, не была по природе своей ни холодной, ни фригидной, и тем не менее она не могла полностью отдать себя даже в самых страстных объятиях. Возможно, в этом и была по-своему трагедия ее жизни. Она искала пути освобождения от своей же сильной личности, но тщетно. В самом глубоком смысле этих слов Лу была несостоявшейся женщиной".

"Расточительность сердца" — так назвал свой роман о Лу польский писатель Вильгельм Шевчук. Угадал ли он? Мы помним загадочные слова Лу, сказанные перед самой смертью…

Было ли тайной мукой Лу расточительство сердца или, наоборот, его нерастраченность?

Хроника жизни

1861 12 февраля в Санкт-Петербурге родилась Луиза фон Саломе, шестой ребенок и единственная дочь генерала Густава фон Саломе и его жены Луизы, урожденной Вильм.

1877–1878 Разрыв с протестантско-реформистской церковью.

1878 Встреча с Хендриком Гийо.

1879 Смерть отца (род. 1804). Май: конфирмация в Сантпорте (Голландия).

1880 Изучение теологии и истории искусства. Усугубление болезни легких.

1881 Поездка на курорты с матерью. Путешествие в Рим; философские дискуссии в кружке Мальвиды фон Мейзенбух.

1882 Поездка на Юг. Начало дружбы с Паулем Рэ. Встреча с Фридрихом Ницше (Орта/Монте Сакро, Таутенбург, последняя встреча в Лейпциге).

1883 Совместная жизнь с Паулем Рэ в Берлине (дружеский круг: Фердинанд Теннис, Герман Эббингаус, Георг Брандес), затем в Грис-Меране; "В борьбе за Бога" (опубл. 1885).

1884 Путешествия с Паулем Рэ (Меран и Тегензее). Встреча с Гийо.

1885 Разрыв с Паулем Рэ.

1886 Помолвка с Фридрихом Карлом Андреасом.

1887 Гражданский брак в Санкт-Петербурге; венчание, благословленное Гийо, в Сантпорте (Голландия).

189 °Cтатьи, театральная критика, рецензии в "Свободной сцене". Дружеский круг: Герхарт Гауптман, Бруно Виль, Уильям Бельш, Максимиллиан Харден и другие.

1891 Знакомство с Георгом Ледебуром. Супружеский кризис.

1892 "Женские образы Генрика Ибсена".

1894 Пребывание в Париже. "Фридрих Ницше в зеркале его творчества". Путешествие в Швейцарию с доктором Савелием.