— Ты искренняя…

— … что признак неумности, — буркнула мать.

— Добрая…

— Ага, простота — хуже воровства.

— … и очень обаятельная, — закончил Дэн.

— Приехали, — железным тоном громко сказала я, заглушая комментарии маменьки по этому поводу.

Та недовольно на меня уставилась, но все же вылезла из машины без скандалов.

Я переглянулась с Дэном, и он, все поняв, пошел к крыльцу клиники, а я повернулась к матери.

— Послушай, — решительно начала я. — я Дэна люблю. Не могла бы ты меня перед ним не позорить?

— И как это я тебя позорю, интересно? — поджала она губы.

— Не говори ему про меня плохо, ладно? Мало того, что мне неприятно это слышать, так еще создается впечатление, что родная мать меня ненавидит.

— Да с чего бы это? — с апломбом отозвалась она. — Я просто указываю тебе на твои недостатки. Добра тебе желаю.

— Мать, — вздохнула я. — Тех, кого любят — ласкают, а не бьют.

И я, не дожидаясь ее ответа, развернулась и пошла к Дэну, который внимательно наблюдал за нами издали. Мать молча шла за мной следом.

— Все в порядке? — слегка обеспокоено спросил он.

— Да, — кивнула я, и, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в ямочку на подбородке.

— Хоть бы на людях постеснялась, — буркнула сзади мать.

— А я его люблю! — глядя на нее в упор, сообщила я.

— Говори мне это почаще, — усмехнулся Дэн.

— Да ну вас, — махнула мать рукой. — Пошлите к вашему врачу, чего стоим? Меня не на целый день отпустили с работы, имейте в виду.

Мы согласно кивнули, зашли в клинику и пошли по коридору, глядя на таблички.

— О, я вижу! — наконец вскричал Дэн, указывая на дверь впереди.

Я не смотрела ни на него, ни на дверь. Я смотрела на мать, которая прижалась к стене и с трясущимися губами глядела на парня, что шел с какой-то девушкой по коридору. Парочка о чем-то беседовала, не обращая на нее ровно никакого внимания, до тех пор, пока мать не схватила парня за рукав.

— Простите? — обернулся он.

— Ты зачем, подлец этакий, фату напялил, да в моем доме на кровати валялся? — почти жалобно спросила она.

— Простите? — повторил парень, нахмурившись и глядя на мать ничего не понимающим взглядом. — Вы о чем?

— Мать! — кинулась я к ней, и хватая ее в охапку.

— Вы ошиблись, Ольга Алексеевна! — Дэн кинулся с другой стороны и встал между парнем и матерью. — Это был не он.

— Да как не он, если он! — уверенно отбивалась мать. — Вот и родинка на левой руке, я заметила ее, когда он поправлял фату.

— Мать, не пори чушь! — зло прошипела я. Черт возьми! На нас уже народ оборачиваться стал!

— Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась мать.

— А чего ты к незнакомым людям пристаешь???

— Как это к незнакомым? Я должна выяснить, что он делал на моей кровати и в фате! А ну отвечай!!!

— В какой фате? — совершенно заморочено спросил парень?

— В розовой и с цветочками! — запальчиво крикнула мать. — Я тебя, оболтуса, очень даже хорошо запомнила, и не надейся, что у меня склероз! Денис Евгеньевич, хватайте его, а то убежит! А ты, Маняша, звони в милицию, пусть с ним разберутся!

К нам по коридору уже спешили врачи в белых халатах. Я нервно переглянулась с Дэном и он понятливо распахнул дверь в кабинет Крамского.

— Что случилось? — спросил нас подошедший врач.

— Нам у Крамского назначено, — отмахнулась я. — Мам, пошли, пожалуйста!

Врач покачал головой и встал в сторонке, глядя на нас.

Я же тем временем ловко впихнула в кабинет порядком взбешенную матушку, однако та сделала шаг в кабинет и замерла, не давая мне захлопнуть дверь.

— Мам, ну проходи, а? — попросила я, чувствуя, что сейчас точно зареву.

— Та-аак! — уперла она руки в боки. — Вижу, вижу теперь, где бесовское гнездо! Не врач это, Маняша!

— С чего бы это? — спросила я, глядя на представительного мужчину за сорок, сидевшего за столом и вопросительно на нас смотревшего.

— Это, доча, тот самый мужик с заячьими ушами, что у меня на кухне борщ наворачивал, — злобно поведала мать. — Тут, похоже, милицией не обойтись. Святой водой все надо окропить, а после бензинчиком, да сжечь во славу Божию!

Я беспомощно посмотрела на Дэна и услышала, как врач за спиной тихо говорит медсестре:

— Светка, живо санитаров покрепче!

Домой мы с Дэном вернулись в тот день поздно, и оба совершенно расстроенные. Мать положили в невропатологический диспансер, проще говоря — в сумасшедший дом. Предварительный диагноз был действительно — шизофрения.

На душе было гадко. Мать да, сначала, в кабинете Крамского, ругалась, качала права, пыталась у врача получить ответ, зачем он, собака, все мясо из борща вытаскал, пыталась позвонить в свою церковь и мобилизовать всех прихожан на борьбу с нечистью. Но когда за ней пришли санитары — мать растерялась и заплакала. Как вспомню, как она тянула ко мне руки и рыдала: «Манечка, доченька, не отдавай меня им, пожалуйста» — так до того муторно становится, кто бы знал…

Потом, правда, когда ей сделали укол, она впала в безучастное состояние и лишь бормотала, что падет на меня кара Божия за то, что я с ней сделала.

Я пыталась говорить с врачами — мол, я дома обеспечу матери уход, необязательно ее класть в психушку. Те лишь печально качали головой и говорили, что матери нужна усиленная медицинская помощь, которая невозможна в домашних условиях. Да и небезопасна мать сейчас для окружающих.

Последний аргумент меня убедил. Ибо мать действительно кидалась на людей.

Мы молча поднялись на лифте на наш этаж, Дэн достал карту-ключ и сунул в щель.

— Чего Соньке-то скажем? — тихо спросила я его.

— А что? — воззрился на меня Дэн.

— Так ведь теперь Данила ее на ней не женится.

— Ну и пошел он тогда, — жестко ответил любимый.

— Не дело, — решительно отозвалась я. — Она его любит.

— Разлюбит, — мрачно ответил он. — Я поговорю с ним, Магдалина. Я решу это, не переживай хоть из-за этого, ладно?

И он, склонившись, легко коснулся губами моей щеки.

— Тогда пошли в дом, — слабо улыбнулась я.

Дома было непривычно тихо и пусто. Лишь Бакс кинулся нам навстречу, сел копилкой у моих ног и с непонятным укором посмотрел в мои глаза.

— Сонь, — позвала я с порога.

Никто не отозвался.

Я скинула туфельки и побежала на кухню включать чайник.

Внимание сразу же привлек бумажный лист на обеденном столе. Я взяла его, пробежалась глазами и в полной прострации позвала:

— Дэн…

— Что такое? — отозвался он.

— Иди сюда.

Он явился и в глазах его читался немой вопрос.

— А наша Сонька замуж вышла, — задумчиво поведала я ему.

— Чего — чего? — не понял он.

— Читай, — протянула я ему листок.

— Дорогие Магдалина и дядя Денис, — принялся он читать. — Сегодня мы с утра с Данилой поговорили. И он признался, что вчера из-за тети Оли он сказал вам, что сомневается, возможен ли наш брак. Но за эту ночь он понял, насколько сильно он меня любит, и что никакие тети Оли не могут стать преградой нашему счастью. Он сделал мне предложение, мы пошли в ЗАГС и расписались. Сейчас вот забежала собрать вещи — мы уезжаем в свадебное путешествие. Я вам позвоню и все подробно объясню, извините, что все так быстро, некогда было нам большую свадьбу делать, главное для меня — стать женой любимого.

Я очень — очень счастлива!

Ваша Соня.

«А свадьба все-таки состоялась, — в отчаянии сказал голос. — И болезнь… Сбывается гадание, Марья!!! Сбывается!!!»

Закончив читать, Денис поднял на меня полные изумления глаза, а я горько спросила:

— Ну что за денек сегодня, а???

Дэн подумал, после чего поднялся:

— Поеду-ка я в ЗАГС съезжу.

— Зачем? — насторожилась я.

— Так, — неопределенно ответил он.

— Я с тобой! — тут же вызвалась я.

«Дура, сиди дома, отчитывай беду!» — вопил голос. Мне было не до него — я боялась. Очень.