— Припас — как раз ко встрече, — объявил, как ни в чём не бывало, — То есть купил на ярмарке — на всякий случай, а тут и пригодилось. Хорошее вино, прошлогоднее. Более молодое до нас, увы не добирается. Но и это еще не испортилось. Так что — по чаше. Как раз половина выйдет. Вторую выпьем после битвы. Ну, за победу!

* * *

Нион сидела в личном шатре. Неподалёку веселилась семья богини — а ей достался котёл с кофе, навощённая доска и стило. Одиночество? Что это — для той, у кого каждый миг богиня в голове? А если наполнить кружку горячим ячменным варевом — так и совсем хорошо. Завтра — будет работа, тяжёлая и грязная, а ночами — тревожное ожидание саксонских соглядатаев. Потому этот вечер был особенно ценен — как возможность спокойно поразмыслить. Не просто радоваться разливающемуся по телу теплу, мягкой подушке под ногами и некусачему пледу — выпросила ношеный у Эйры, новые все злые — не перебирать в голове воспоминания, не подставлять на своё место богиню — или другого человека — а именно мыслить.

Трудная наука — но те, кто учится этому с детства, могут и не достигнуть вершины. Да и зачем им? Для приземлённых бытовых дел? А ей нужно. Потому как у Неметоны есть для Нион работа. Новая и интересная. Нет, богиня её не бросит, если у глупой Луковки не получится. Но — хочется всё сделать. Хочется быть полезной. Не просто голосом, как обычно — а самой по себе. Для этого нужно учиться. Не на ведьму — Нион хихикнула — совсем не на ведьму. Но — на кого-то очень похожего. Подобия-то — ведьминская игрушка.

Ей же приходится делать и исследовать именно подобия — но не людей и вещей, а отношений. Запоминать и испытывать маленькие кирпичики, из которых состоят любые отношения. Которыми оказались не любовь и дружба, не ненависть и злоба, не жадность и щедрость. Всего лишь: истина и ложь. Как только услышала — поняла: иначе и быть не может. Только истина и ложь правят миром. Да ещё неизвестность, и маленькие штучки, превращающие одно подобие в иное: «и», «или», «не», «если». Ей, чтобы научиться быть не просто голосом, следует всё это понять.

Но не утратить способности чувствовать, как раньше. Опасность такая есть, Немайн предупреждала. Потому, решив новую задачу, Нион Вахан заглядывает в место богини, спрашивает, всё ли в порядке. И, решив очередную задачу логически, Нион непременно проверяет её чутьём. Иногда ответы не совпадают. Тогда она отставляет вопрос в сторону для богини. Чтоб спросить у неё лично — нет ли ошибки в построении подобия.

* * *

"Нам нужно три дня". Принц Рис осторожно выглянул из-за завала. Да, саксы теперь уже не разворачивают строй. В который уже раз. Просто остановили колонну, легковооруженные спешат к лесу. Вслед за ними — редкая цепочка бондов. Лес слева, справа болото. Там лучников не обойдёшь. На дороге — два завала — один за другим. Вот в этом — новизна и хитрость. Первый никто не защищает. Почти никто: копьё с флажком.

Зато за вторым — лучники. Плечо к плечу. Соваться в лоб на первый завал уже отучены — два раза кровью умылись. На третий обошли через лес. Что означает: командир у них не гений, но и не дурак. Первую неудачу, когда его молодцы с копьями и топорами лезли через первый завал, чтобы сразу же получать стрелы — по очереди, да не прикрывшись как следует щитом — за случайность не счёл. В другой раз послал окольчуженную гвардию, которая осторожно и неторопливо растащила заграждение большими топорами. Выстроил штурмовой отряд, сложив из щитов «стену» — для того, чтобы подойти к совершенно пустому укреплению. Всё получилось ладно, без потерь. Саксы свистели и улюлюкали вслед бриттским трусам.

У которых в головах торчало одно: "Нам нужно три дня." Слова короля, но в них за широкими плечами Гулидиена прячутся уши хитрой сиды. Большая армия будет два дня копать — и день восстанавливать силы перед битвой. Граф Окта… Как бы ни предупреждали сида и жена, что любой посол — змея, кусающая пригревшего на груди, сейчас полусакс скорее напоминал волка — с остатками своих людей и импровизированной кольчужной конницей ополчения ухитрялся и колодцы вычёрпывать, и фланги прикрывать, всякий раз, когда начинало тянуть жареным, появлявшийся, словно по волшебству.

Может, и верно, колдовал. Мало, что слова из него сыпались непонятные — с саксами в бою и не такое бывает, так граф ещё и понимал половину того, что нёс! Но дело делал хорошо: доброй колодезной воды вражинам не досталось. И если королевская гвардия да уэссексцы не ленились каждый вечер да каждое утро кипятить воду, а по выступлении — наливать ею фляги, если даже ополченцы-бонды не брезговали сдабривать речную воду уксусом, а кипяток готовили позже только потому, что их котлы ехали в обозе, а не на плечах поочерёдно меняющихся гвардейцев — «дикие» переселенцы с континента, привыкшие к более суровому климату да целебной талой воде, преспокойно набирали фляги прямо из текущих поперёк дороги рек, просто зайдя на несколько шагов выше брода. Обычно слегка политого кровью их товарищей — и их врагов. Принц Рис не сдал без боя ни одной переправы, и на реках выиграл больше суток. Жаль, что позади их осталось мало, да маленькие.

Неразборчивость в питье сыграла свою роль — многие, приехавшие за британской землёй, маялись теперь животами. И обильно унавоживали эту самую землю. Не то, чтобы совсем не бойцы — и всё-таки сил у них будет поменьше, а значит, пожарная команда делает правильное дело.

И всё-таки три дня — это многовато. Хотя бы потому, что особых сюрпризов в лесу нет. Значит, придётся… Дождя нет уже несколько дней. В конце концов, укрепятся здесь саксы — всё сведут под пашню. Да и лес — не колодцы, за такую обиду можно заплатить деньгами или товаром, как за то же сено. Принц услышал торопливый перестук копыт, конское фырканье. Граф Окта опять успел вовремя.

— Ветер западный, — мерсиец понял, к чему все приготовления, с первого взгляда, только причину заминки определили неправильно, — Ольху Неметона простит, за остальное жертву принесём. Лучше так. Я устал менять своих людей на мили и часы. В старые времена деревья сражались в битвах — почему не теперь?

Приставших к отряду бриттов он теперь тоже считал своими людьми. Впрочем, отряд теперь таял быстрее, чем пополнялся.

Рис продолжал из-под руки следить за саксами.

— Что ждёшь, мой друг? Вдруг ветер переменится, и их войско не наглотается дыма? Или ты не хочешь губить деревья, как христианин? Есть какой-то запрет? Я могу отдать команду.

— Запрета нет, — Рис вздохнул. Другого решения не было. Но вольно же Окте палить леса в чужой стране! — И команду запалить сено и хворост я отдам сам. Просто я хочу, чтобы некоторое количество саксов втянулось в лес.

— Они успеют сбежать, — пожал плечами Окта, — роща-то разгорится не сразу.

— Пусть. Я думаю, врагов следует приучить бегать. У их конницы уже появился нужный навык, пора бы заняться и пехотой. Им стоит привыкнуть удирать. Сперва от огня — а там и от нас.

Окта кивнул и повернул коня. Его ждал очередной колодец. А роща — про рощу сложат песню.

На прощание один из рыцарей выскочил к самому завалу и выстрелил по строю Хвикке. Окта сморщился — дальность камбрийских луков враги, хотели они того или нет, изучили за последние дни очень хорошо. Но… тонкая лёгкая стрелка, неспособная кого-либо убить, вонзилась в гриву поднятого на шесте над неприятельской колонной вепря.

— Кто этот воин? — поинтересовался граф, — Если мне доведётся снимать осаду с крепости, я буду знать, кого просить доставить осаждённым послание.

— Сэр Кэррадок, рыцарь Гулидиена, — охотно сообщил Рис, — Он, кажется, действительно лучший лучник Диведа. А то и всей Камбрии. Среди конных, конечно. Кстати, он одно время за сидой ухлёстывал. Безрезультатно.

Окта ещё раз оглянулся — на возмущённые вопли врагов. Они всё-таки пошли на баррикаду! Чтобы бежать от огня. Какое уж тут «безрезультатно»! Сиде простой рыцарь, конечно, не пара, но подарок меткий сэр явно получил. Не тот, на который рассчитывал. Потому и не замечает…