Золотые коронки Спонсору были сделаны на высшем уровне. Клыки так и сияли полированными поверхностями, так и сверкали отраженными электрическими огнями, едва кот открывал облагороженную пасть. А он открывал ее теперь — надо и не надо: не привык еще к коронкам, они ощущались на зубах как инородное тело, доставляли коту явное неудобство. В первые дни он и головой мотал, и носился по дому как сумасшедший, и явно матерился по-своему, по-кошачьи то есть, орал с подрывом и глухим ворчанием, не понимая, разумеется, отчего это клыки так горят и чешутся.

Но все проходит в этой жизни, прошла и боль, и Спонсор успокоился, снова у него появился аппетит снова залоснилась шерстка, заиграла, заново промытая шампунем и спрыснутая парижской туалетной водой «Для настоящих мужчин».

Кашалот заново готовил своего любимца к ответственному свиданию.

Но стать папашей элитного кошачьего потомства Спонсору, увы, было не суждено.

Обеспокоенные, встревоженные планами Кашалота торговцы с Центрального рынка во главе с Мамедом решили несколько остудить пыл раскатавшего губу на чужое добро матерого рэкетира.

Штаб Мамеда бурлил: какое придумать наказание-предупреждение для Кашалота, чтобы он поумерил пыл и аппетит, поубавил прыти. Здесь, на рынке, тоже не лохи сидят, постоять за себя и свои прибыли сумеют.

Предложения Мамеду поступили следующие:

— назначить Кашалоту «стрелку», попытаться поговорить с ним по-хорошему, по-джентльменски. Зачем ему весь город, если на Левом берегу он почти полновластный хозяин? Ведь Левый берег — это половина города.

— объединиться с русскими — с тем же Афганцем, Меченым или Лбом — и проучить Кашалота: ведь эти городские паханы тоже не хотят, чтобы он взял повсеместную власть! — замочить Кашалота: устроить «несчастный случай», автомобильную катастрофу, подложить, е наконец, радиоуправляемую мину…

Но Мамед пока что на крайние меры не соглашался. Убийство — это все же терроризм, жуткий криминал. Зашевелятся местные менты, прокуроры, начнется расследование, сыщики рано или поздно выйдут на «Горное гнездо», на заказчиков и исполнителей. Конечно, если все хорошо продумать и подготовить, то убийство может остаться нераскрытым. Это идеальный вариант. Но в жизни часто случаются проколы: задумывалось вроде бы идеально, а на практике… Какие-нибудь неучтенные «мелочи» всплывут, неряшливо оставленные следы… Сыщики по ним очень быстро выйдут на Мамеда.

Шеф-наставник «Горного гнезда», сидя в кресле двухкомнатного номера гостиницы, хмуро слушал своих помощников. Проблему Кашалота обсуждали в узком кругу, вчетвером: сам Мамед, Гейдар Резаный, Казбек и Архар. Эти решали здесь, на Центральном рынке Придонска, многое. Они диктовали цены на фрукты, учили уму-разуму тех, кто эти цены сбивал, стремясь продать товар подешевле и побыстрее, регулировали взаимоотношения с милицией, оберегали с помощью боевиков своих продавцов от рэкетиров. Это были влиятельные люди, с большими деньгами, но оказалось, что в городе есть еще более влиятельный и денежный человек, который посягнул на святая святых на их бизнес.

Это тревожило хозяев «Горного гнезда».

Кашалота, конечно, надо было приструнить.

Напугать. Хорошенько и надолго. Можно было взять в заложницы его мать. Или любовницу, Надежду, — с ней он часто развлекается на яхте посреди городского водохранилища.

— Давайте спалим его офис, — предложил Казбек.

— Или взорвем яхту, — сказал Архар.

— Кота его для начала надо замочить, — произнес с ухмылкой Гейдар Резаный. — Он ему недавно золотые зубы вставил, верный человек сообщил. Носится с ним, как с писаной торбой…

И записку ему с котом подбросить. Так, мол, и так, Кашалот, не зарывайся, дай и другим жить.

Город большой.

Мамеду эта идея с котом понравилась больше других.

— За кота к нам цепляться никто не будет, — сказал он. — А впечатление это на Кашалота произведет. Пусть подумает. А где этот котяра обретается? Дома?

— И дома, и в ларьке, — говорил Гейдар Резаный. — Караулить надо.

Мамед улыбнулся, представив кота с золотыми клыками. Надо же, до чего может довести фантазия! Видно, деньги уже некуда тратить. Вот Кашалот и фантазирует.

Сам Мамед богатство свое напоказ не выставлял. Сидел сейчас в кресле средних лет господин, с благородной сединой в черных волосах, в меру упитанный, аккуратно подстриженный, в серенькой, в полоску, рубашке с короткими рукавами, в легких, песочного цвета брюках; на ногах — кожаные летние туфли со множеством пряжек и застежек. Только руки и могли выдать в нем очень состоятельного человека — золотые массивные часы и два крупных перстня с дорогими камнями.

Но все заработано честным многолетним трудом, до сих пор на богатство и положение Мамеда и руководимой им корпорации никто не покушался. А этот Кашалот, наглый русский рэкетир, становится поперек дороги. И если предупреждения на него не подействуют, если разум у него уже помутился от легкого богатства, то придется в самом деле поднять на воздух или его дом, или машину, или яхту — это зависит от того, где Кашалот будет в данный момент находиться.

А жаль. Если бы объединились Мамед с Кашалотом… М-м-м… Весь город был бы у их ног. Весь!

— Кто дал сведения по Кашалоту? — спросил Мамед Гейдара Резаного.

— У меня есть надежный человек, шеф. Из ближайшего его окружения. Знает бизнес Кушнарева, его боевиков, любовниц. И про кота вот узнал.

Резаный при последних словах улыбнулся — его, как и всех остальных, забавляла эта история с золотыми кошачьими зубами.

Улыбка исказила лицо Резаного: шрам на левой его щеке дернулся, змейкой-судорогой побежал вниз, к шее. Года три уже прошло, как полоснули Гейдара ножом в ночной пьяной драке у ресторана, пора бы шраму окончательно зарубцеваться, разгладиться на лице, не напоминать о себе, но задет нерв, увы…

— Вот и поработай с этим человеком, — решил Мамед. — Сделайте Кашалоту подарок от «Горного гнезда». С посланием. Чтобы он все же понял, что к чему. А кошачьи эти зубы мне потом покажите. Интересно взглянуть.

Задушенного Спонсора с выломанными клыками кто-то повесил прямо на ручку двери офиса фирмы «Братан и K°».

Громадной булавкой, проколовшей коту живот, была пришпилена записка:

И чуть ниже, мелкими уже буквами, приписано.

Кашалот рвал и метал.

Напился.

Целовал мертвого Спонсора.

Грозил Правому берегу — предупреждение, конечно же, пришло оттуда, от правобережных паханов. Возможно, от Меченого. Или от Мамеда.

А может, это сделал Лоб…

Они все об этом очень пожалеют.

Он, Кашалот, за Спонсора жестоко отомстит.

…Наутро, протрезвев, Борис Григорьевич велел Надежде сшить для своего любимца похоронную одежду — тельняшку. Спонсор, как-никак, любил ходить с ними на яхте.

На яхте же и еще на двух плоскодонках Кашалот и горюющая с ним братва отплыли на середину городского водохранилища.

Светило солнце, стоял полный штиль, кричали чайки.

— Он любил море, — сказал Кашалот трагическим голосом. — Любил яхту и солнце. И нас с Надеждой. И пусть мой любимый кот будет похоронен как моряк. Он это заслужил. А прощальным салютом станет стрельба шампанским. Прощай, дружище!

«Моряк» в наскоро сшитой тельняшке булькнул в воду — привязанный к шее кирпич помог ему быстро добраться до самого дна.

Захлопали в тот же миг бутылки с шампанским: дюжина сильных хлопков, не меньше, известила небесную канцелярию о том, что еще одно живое существо покинуло бренную землю, а разлетевшиеся в разные стороны пробки напугали чаек…

— Я отомщу за тебя, дружище, — сказал Кашалот поднявшимся со дна пузырькам воздуха. — Я сам, лично, буду рвать зубы тем, кто надругался над тобой. Два… нет, три зуба за каждый твой клык! И за то, что ты так и не успел трахнуть ни Матильду, ни Джину, ни даже Маню! Отдыхай, морячок. А мы еще поживем, мы еще повоюем. Мы обязательно им отомстим! Так, братва?