«А ведь она и впрямь красавица, – подумала шаманка. – Каково будет Стрелку узнать, что и его благоверная вот так… Снами…»
Протянув руку, Согда стала во тьме ласкать упругие холмики подрагивающей груди Медовой. Светорада заурчала. Во тьме она не видела лица Согды, в котором появилось нечто волчье – резче обозначились скулы над втянутыми щеками, загорелись исподлобья глаза. Потом Согда раскрыла красные губы и принялась целовать, сосать рот Светорады. Та жадно отвечала, совсем не понимая, что делает. Усмар же рычал, целуя то Свету, то Согду, которая быстро раздевалась. Трехрогий шаманский убор упал, разметались длинные косы. Она лезла под Усмара, целуя его и эту недотрогу, жену Стрелка, упиваясь ощущением, что это она покрывает ту, ради которой отверг ее молодой воевода из Медвежьего Угла…
Ночь на Купалу – самая короткая в году. Солнце всходило, и клубившийся над спокойными водами озера Неро плотный туман становился розоватым, зыбким, пронизанным отблесками плещущейся воды. В тишине слышались отдаленные песни встречавших рассвет людей. А там стали появляться лодки, полные девушек и парней, поднимались и опускались весла, слабо плескалась вода. Люди плыли навстречу солнцу и пели.
Сквозь полупрозрачную пелену начал проступать каменистый остров, который в последнее время называли Велесовым. Кое-кто стал оплывать его, двигаясь к скрытому в тумане солнцу и славя его дружным пением. Однако пара лодок все же подошла к Велесовому островку почти вплотную, и в стройный хор поющих голосов врезался громкий и удивленный вскрик. Некоторые проплыли мимо, умиротворенные дивным утром, но другие свернули на голос. Послышались удивленные возгласы, смешки.
Кима, тоже оказавшийся в числе тех, кто причалил, только и смог выдохнуть:
– Вот это да! Эх, Медовая…
Там, на смятой овчине, сплетясь тесным узлом, спали нагими тиун Усмар, Света жена Стрелка и шаманка Согда. Рыжие тонкие косы Согды переплелись с разметавшимися волосами Светы, Усмар прижимал к себе обеих женщин, прильнувших к нему.
Кима опомнился, когда подплыл еще кто-то на лодках, шикнул на них, стал отгонять. Однако весть уже пошла от лодки к лодке: кто посмеивался, кто строго заметил, что неладно это. Кима выбрался из лодки на берег и, сорвав с себя рубаху, накрыл ею Свету, стал разнимать обнимавшие ее руки шаманки, скинул с ее бедра согнутую ногу Усмара. Привести в себя молодую женщину не мог, зло озирался по сторонам.
– Эй, на берег кто-нибудь плывите! Да отыщите Скафти или Асольва, пусть приедут за ней.
От его окрика зашевелилась Согда, села, сонно оглядываясь, довольно улыбнулась и вновь опрокинулась, разметав руки. Там и Усмар поднял голову, потряс ею, как с похмелья. Потом стал неспешно одеваться.
– Что пялитесь? Разве в диковинку видеть подобное после купальских игрищ?
Влез разлохмаченной головой в вырез рубахи, натянул портки. Потом, подобрав сапоги и накидку, шагнул к одной из лодок, велев отвезти его на берег.
Светорада все не приходила в себя, и Кима сам взял ее на руки и уложил в лодку. Оглянувшись, увидел уже вставшую шаманку. Одеваясь, она что-то беспечно отвечала глазевшим на нее людям.
Кима греб к берегу и думал, что неспроста все это. Да и полунагая бесчувственная Света на дне его лодки выглядела как-то странно. Круги под глазами, грудь и шея в кровоподтеках, какие бывают только после пылких лобзаний. Кима это знал, у самого этим утром такой же на плече был. И еще он думал, что разгулье в купальскую ночь не пройдет безнаказанно для жены одного из воевод. Надо же, а ведь Стрелок как раз на заре прибыл в Ростов, искал ее. Скафти, у которого была перевязана голова после того, как в пьяном угаре его чем-то оглушили, ничего толком объяснить не мог. Да и что тут объяснять? Налюбилась девонька вволю. Ночь-то какая. Только как об этом мужу скажешь?
Уже подплывая к берегу, Кима увидел Стрелка и Скафти. Про себя выругался, сетуя на того, кто поспешил донести мужу красавицы. У Стрелка было озабоченное лицо, а как увидел свою расхристанную, почти нагую жену на дне лодки Кимы, помрачнел еще больше. Вокруг собрались любопытные, и Стрелок, скинув с себя плащ, накрыл жену, поднял ее на руки, понес. Скафти, понуро опустив голову, шел следом. Кима, глядя на них, хотел было крикнуть, что со Светой явно не все ладно, что и спит она так неспроста, но смолчал. Мало ли… Напилась, вот и начудила.
Светорада проспала полдня. Очнулась у себя в боковуше. Сперва просто лежала, оглядывая увешанные меховыми ковриками стенки, слышала приглушенные голоса, шаги, позвякивание металла. Она не помнила, как оказалась дома, но в груди таилась неизбывная тревога. Молодая женщина чуть нахмурилась, но все равно не могла вспомнить, ни как вернулась с гуляния, ни как укладывалась, ни когда сменила свой наряд на эту широкую рубаху. Словно в тумане, постепенно всплыло то, как она пила с Усмаром вино, как плясала со Скафти, как варяг отнес ее и швырнул зачем-то в воду. Неучтиво-то как! Не зря он получил от Усмара по голове. А потом…
Светорада медленно села, глядя перед собой широко открытыми глазами. Не наваждение ли это? Но то, что вспоминалось, было одновременно и туманно, и ярко… Спросить бы у кого, не сон ли это, да разве о таком спросишь? И еще… еще… Молодая женщина, ощущая ломоту во всем теле, приподняла подол и увидела счесы на коленках. Вот и припомнила, как Усмар ставил ее на четвереньки, удерживал за волосы, входя в нее сзади. И этот укус на груди… Опять-таки вспомнила, как лежала откинувшись и стонала, а голова шаманки была промеж ее разведенных ног… в то время как Усмар то сосал грудь Светорады, то совал свой уд в полуоткрытые безвольные уста…
Светорада слабо вскрикнула, обхватила голову руками, будто хотела схорониться от страшных видений, от того, что случилось с ней… на самом деле. Прочь! Она не желает этого помнить, не желает знать! И тут произошло самое неожиданное и страшное: рядом раздался звук отодвигаемой в боковушу заслонки и Светорада увидела своего Стемку. Он смотрел на нее из-под нависавшего чуба, а лицо было словно одеревенелое, застывшее, темное. Светорада же и вздохнуть не могла, попробовала было улыбнуться, но тут в ее душе будто обвал случился, так стало стыдно, больно, нехорошо! Губы ее начали дрожать, слезы застилали глаза. Стема смотрел, как она отшатнулась, отползла в угол, накрывшись с головой меховым одеялом и сотрясаясь от плача.
– Не трогай ее пока, – прозвучал рядом голос Скафти.
Стрелок послушно задвинул заслонку и опять опустился на ступеньку перед боковушей, где сидел все время, словно охранял жену. Он привычно обхватил одно колено, рывком откинул наползавший на глаза чуб. Скафти сидел подле него, теребил себя за височную косицу, потом потрогал перевязанную голову у затылка, чуть поморщился от стрельнувшей боли. Они оба молчали, и, хотя в доме раздавались привычные звуки – Хныканье ребенка, голоса с женской половины, шарканье ног, – оба слышали за спиной приглушенные всхлипывания.
– Расскажи еще раз, как все было, – негромко попросил Стемка.
Скафти вздохнул. Он поведал все. И как Света сперва сидела на празднике среди женщин из усадьбы Большого Коня, и как потом Усмар пил с ней и Вереной вино. Сама Верена, проходившая как раз мимо, услышав свое имя, не утерпела, чтобы не вмешаться:
– Да не дал мне того пойла Усмар! Зашипел, как кот, когда и я хотела его напитка испробовать. А вот Свету все угощал.
– Может, ее опоили чем-то? – бросив осторожный взгляд на Стрелка, произнес Скафти. – Говорил же тебе, она будто не в себе была, я ее такой никогда не видел.
Стема задумчиво оглаживал отпущенную недавно бородку. Для солидности отпустил, чтобы кмети не считали своего воеводу юнцом безусым. Его положение в последнее время заметно укрепилось, он был все время на виду, пример показывал. Как в правлении, так и в удали, так и в нарочитом поведении. А то, что у него такая красивая и достойная жена, было предметом особой гордости молодого воеводы. И вот теперь найдется немало таких, кто скажет, что жена опорочила его честь в купальскую ночь. Этой ночью многое дозволяется, но на тех, кто стоит над людьми, этот обычай не распространяется, с них спрашивают куда строже.