Светорада зачарованно смотрела на Скафти, и ей казалось, что она слушает древнюю кощуну[77] о безумной красавице Турид, о загадочной лесной ведьме и безутешном богатыре Скафти, рыдающем над изувеченным телом жены.

– Скажи, – спросил через какое-то время Скафти, подняв на Медовую свои потемневшие от горестных воспоминаний глаза. – Скажи, мог ли я после этого взять в жены другую? Ведь Турид на такое пошла ради меня, а потом из-за этого и погибла. Я дал себе слово, что больше никогда не выпью брачную чашу ни с какой другой женщиной. Я ведь прав?

Светорада задумалась. Она была польщена, что быстрый, душой похожий на легкую птицу Скафти доверился ей, и понимала, что спрашивает он ее не просто так. Все его родные твердили, что парню пора остепениться, а не блуждать по лесам в поисках скорой любви от покладистых мерянских женщин или уводить под кусты ростовских молодок. Гордому Аудуну не было в том чести, и ему часто жаловались на сына, который, будучи взрослым мужчиной, вел себя, как безрассудный юнец, а потому считался недорослем и неполноценным членом общины, не мог ни в совете участвовать, ни голос подавать на градских сходках, ни стать главой отряда. Правда, Скафти не больно-то рвался в правители и жил как хотел, не считаясь с принятыми обычаями. Но ведь это и впрямь было нехорошо для отменного витязя и солидного мужчины. И Светорада сказала ему:

– Ты живешь, как тебе нравится, Скафти сын Аудуна, словно у тебя нет обязанностей перед родом и общиной. Отчасти мне понятно твое желание строить собственную жизнь без оглядки на покон и обычаи. Но ты должен кое-что понять: если курганный мертвец забрал к себе душу твоей Турид, то через нее он и тебя удерживает. Прошлое всегда тянет нас назад, ты живешь словно на привязи, а в жизни надо смотреть вперед. Так что тут только тебе решать – строить ли свою Долю или жить с Недолей в душе и ей подчиняться.

Изумленный этими словами, Скафти даже отстранился от Светы и посмотрел на нее с новым интересом. Эта юная веселая пташка, подле которой он всегда оживал, чувствуя всю полноту жизни, никогда не казалась ему особенно умной, как, например, его мудрая старшая сестра Гуннхильд или практичная Асгерд. Он не ожидал от нее столь взрослых речей, более присущих мудрой старухе, которая много испытала на жизненном пути, а не кудрявой девчонке.

– Доля с Недолей тут ни при чем, Света жена Стрелка, – заметил он с непривычным для него серьезным видом. – Просто моя Турид всегда здесь. – Он приложил руку к сердцу. – И пока я не пойму, что она отступает, позволяя другой взволновать мое сердце, я не расплету вдовью косицу…

Потом Скафти будто встряхнулся, беспечно заявив, что он проголодался, и стал шутливо намекать, что Света, такая отменная стряпуха, должна непременно угостить его чем-то из запасов на становище. Светорада даже подивилась его умению отбрасывать печальные мысли. Что ж, есть люди, которые любят жизнь и находят повод для радости, даже нося в сердце тоску. Интересно, а как бы повел себя Стема? А если бы с ней что-то случилось? Как скоро он бы утешился? И она вдруг ощутила, что нестерпимо хочет увидеться с ним. Чтобы обнять его… и чтобы разобраться в том, что наплел ей Усмар о какой-то мерянской шаманке.

Когда насытившийся мутной, но очень вкусной похлебкой Скафти собрался уезжать, Светорада спросила, когда его отец намеревается отбыть в Медвежий Угол. Узнав, что, скорее всего, уже завтра, она потребовала, чтобы Скафти взял ее с собой в Ростов. Здесь, как оказалось, без нее есть кому готовить, а ей непременно нужно съездить к мужу.

– Ты все же хочешь убедиться, что твой Стрелок верен тебе? – спросил Скафти и укоризненно покачал головой.

– Уж не покрываешь ли ты его? – вскинулась Светорада.

А потом с независимым видом добавила, что ей просто хочется взглянуть на эту большую реку Итиль, о которой столько слышала.

Скафти махнул рукой.

– Тебе бы только поступать по-своему. Ну, чисто княгиня, своенравная и привыкшая повелевать! Ладно уж, залазь на моего серого. Да мне и самому проехаться на коне с красивой девушкой будет в радость. Но учти, я не мой отец. Вряд ли тебе удастся уговорить Аудуна так быстро, как меня, доброго и покладистого мужчину.

– Уговорю, – буркнула, тряхнув головой, Светорада.

Она оказалась права. Аудун в тот день был в приподнятом настроении. Ярл вывел свой драккар[78] из корабельного сарая и в предвкушении похода по рекам к Итилю согласился исполнить просьбу Светы, не очень задумываясь. Медовая помахала Скафти рукой, стоя на корме корабля, а потом уже смотрела только вперед, кутаясь от свежего весеннего ветра в теплый жупан. От одной лишь мысли, что она скоро встретится со Стемой, душа ее пела.

ГЛАВА 6

На самом деле Стема не ждал, что к нему на Итиль собирается приехать жена. Однако известие, что из Ростова вскоре снарядят отряд воинов, а также мастеровых для постройки крепостцы на речном мысу, уже пришло. Об этом сообщил приехавший в Медвежий Угол воевода Нечай. Понимая, что вновь прибывших придется чем-то кормить, Стема еще с утра отправился со своими людьми в лес.

Охота вышла удачной: удалось загнать и подстрелить пару оленей и несколько зайцев. Охотники как раз свежевали добычу и укладывали ее на волокуши, когда чуткий мерянин Кетоша из отряда Стемы вдруг встрепенулся и стал прислушиваться.

– Чу! Слышите? Что-то творится на реке.

Все замерли, прислушиваясь. Со стороны леса, где текла полноводная река Итиль, и впрямь долетали приглушенные расстоянием беспорядочные звуки, отнюдь не вязавшиеся с безмятежностью солнечного ясного дня: слышались крики, лязг железа, скрип тяжелого дерева. Нечай первый сообразил, что это отголоски битвы, и, велев оставить на двоих уных добычу, всем остальным приказал садиться на коней и спешить к реке.

– Никак черемиса разбойная на кого-то налетела, – предположил он, обращаясь к скакавшему рядом Стрелку.

И не ошибся. Когда всадники, сдерживая коней у топкого берега, выскочили из лесу, они увидели, что бой идет как раз недалеко от места их охоты. И какой бой! Два тяжело груженных корабля были остановлены мелью, в которой увяз первый корабль, по всем приметам кнорр[79] викингов, загородивший путь и второму, крутобокому судну со сшитым из разных кусков клетчатым парусом, а вокруг них кружили лодки-долбленки, из которых разбойники во что бы то ни стало старались взобраться на суда. Их было множество, так что корабелам приходилось отбиваться отчаянно. Наскочившие явно были из черемисы: все в звериных шкурах, на головах высушенные морды ушастых и рогатых зверей, визжат пронзительно, как принято только у этого племени, когда идут в наскок.

Стема первым натянул лук, сбив стрелой пробиравшегося к мачте варяжского кнорра разбойника, у которого на голове красовались козьи рога. Тот полетел прямо под ноги варягов, отбивавшихся у крытого сукном товара. Потом еще один был сбит в попытке взобраться на корабль. Но это уже не Стема постарался, а поднаторевший на уроках стрельбы хвастливый Влас.

– Эвон, какой я! – воскликнул новгородец, потрясая луком.

И тут же охнул, когда по его щеке чиркнуло пущенной кем-то из разбойников стрелой. Влас испугался, стал что-то кричать, дескать, у черемисы, почитай, все стрелы отравлены, но в горячке боя некогда было разбираться. Да и сам Влас, когда люди Нечая стали на лошадях выскакивать из кустов и наседать на разбойников, оказавшихся на песчаной мели между ними и кораблями, вновь кинулся в сечу.

Стема выпустил еще несколько стрел, пока не заметил одну странность: ряженые тати, поняв, что к корабелам подоспела подмога, поплыли не к противоположному дальнему берегу, а попытались укрыться в зарослях камыша. Черемиса бы к себе на другой берег поспешила, а эти…