Вдыхая аромат теплой южной ночи, он шел по усыпанной гравием дорожке в сторону дома. В лунном свете впереди показалась колоннада усадебной террасы, блеснула вода испускаемого водометом фонтана. Ипатий чуть замедлил шаг, увидев сидевшую у фонтана княжну. Словно не веря своим глазам, он замер в тени деревьев и смотрел, как она сидит, чуть приподняв к небу лицо, как грациозно обхватила обнаженными руками колени.
Ее светлые волосы вились до плеч, и Ипатий не нашел ничего шокирующего в том, что они столь коротко обрезаны – даже красиво, невольно напрашивается сравнение с шаловливым отроком… или ангелом. Княжна была в легком светлом одеянии. Обычно по византийской моде женщины старались целомудренно прятать тело, но здесь, в Херсонесе, еще сохранился обычай носить в жару легкие одежды с короткими, как некогда в древней Элладе, рукавами. Вот и на Светораде в этот вечер была такая туника-далматика из ослепительно белого льна, но с мерцающей шелковой вставкой от горла до подола, короткие рукава прикрывали только плечи, и обнаженные руки девушки невольно привлекли взгляд Ипатия, взволновали. Он осторожно шагнул, и гравий под его ногами предательски захрустел. Княжна тут же оглянулась, быстро встала и поспешила накинуть шаль, легкими складками и длинной бахромой окутавшую ее до ступней в маленьких сандалиях. Светорада всматривалась в медленно приближавшуюся фигуру мужчины, потом прижала руку к груди и отвесила поклон, по славянской традиции коснувшись второй рукой земли.
– Здрав будь, Ипатий Малеил!
– И тебе благо, княжна, – отозвался он на языке ее родины с едва заметным акцентом.
Какое-то время они глядели друг на друга, потом Ипатий подал Светораде руку и повел ее по широкой полированной лестнице на террасу. Там, за рядом белых колонн, подле полыхавшего на треноге огня стоял накрытый стол. Блюда были изысканны: обжаренные в сухарях перепела, нашпигованные салом, чтобы сделать их мясо еще сочнее; разваренное мясо кролика, плавающее в нежном соусе; курица, начиненная миндалем; присыпанные кунжутом круглые белые булочки. На листьях салата покоилась тертая морковь с приправами, на большом блюде были выложены плоды – разрезанный дольками арбуз, треснувшие сочные гранаты, бархатистые персики. Княжна ела медленно и уже не напоминала того голодного зверька, который несколько дней назад хватал все подряд. Как сообщали Ипатию его люди, эта изможденная женщина, казалось, не могла наесться сама и все кормила своего ребенка.
– Где сейчас ваш сын? – спросил Ипатий, разливая легкое виноградное вино в радужные прозрачные бокалы.
Светорада чуть повела плечами.
– Где может быть в эту пору ребенок? Набегался за день и спит. – И посмотрела на него в упор. – Храни вас ваш великий Создатель, Ипатий Малеил, за то, что вы были столь добры к нам с сыном. Вовек буду признательна вам.
Ее глаза заблестели слезой, одна из них золотисто сверкнула при свете огня, скатившись каплей по щеке. Светорада Золотая! От нее вновь исходил искрящийся свет, но теперь этим она была обязана именно ему, своему некогда отвергнутому жениху. Он вспомнил, какой она была, когда кинулась к нему, как молила его, и лицо ее, грязное и изможденное, казалось едва ли знакомым. Немудрено, что он и признал-то ее не сразу. Но ведь признал же. Разглядел в выставленной на продажу рабыне знатную смоленскую княжну, столь благородную, столь богатую, что иначе, чем Золотой, ее и не называли. И вот она опять с ним… Прекрасная, как мечта, красавица, которая принадлежит ему, женщина в его власти. Ипатий даже заерзал на месте, ощутив неожиданное возбуждение. Но ему не хотелось принуждать ее. Он просто решил объяснить, что теперь у нее нет иного выхода. Их свела сама судьба. Воистину неисповедимы пути твои, Господи…
Но сперва Ипатий стал рассказывать, как он справлялся на посту стратига, как смог возвыситься благодаря умелой службе, а теперь вот его ждет быстроходный дромон[166] чтобы в ближайшее время отвезти через Понт Эвксинский в Константинополь. И им просто повезло, что здесь его задержали дела, а иначе…
– Но мы все же встретились, – произнесла княжна, не сводя с Ипатия блестящих глаз. И задала столь мучительный для нее вопрос: – И как вы намерены теперь поступить со мной?
Она напряженно смотрела на него, а он только любовался ее прекрасными чертами, нежным лицом в обрамлении золотистых локонов, длинными ресницами, изящной шеей и не мог отвести взора от ложбинки, видневшейся в округлом вырезе далматики.
– Я намерен оставить вас себе.
Все, это было произнесено. Он увидел, как покорно кивнула княжна.
– Что ж, я ваша купленная рабыня.
– Нет, не рабыня, Светорада.
У него дрожали руки, когда он достал из-за пояса небольшую, обтянутую шелком коробочку, раскрыл ее и протянул Светораде. Там, на подкладке из черного бархата покоился удивительной красоты перстень с медовым топазом безупречной огранки в оправе из ажурного золота.
– У этого камня цвет ваших глаз, княжна. Я приобрел его когда-то давно, чтобы преподнести вам как обручальное кольцо, если Эгиль Смоленский одобрит наш брак. И все это время у меня не было сил расстаться с ним. Это была и боль, и надежда. Я ведь проведал, что вы так и не стали женой русского архонта.[167] Но я ничего не знал о вас. А перстень… Сегодня в моей жизни произойдет величайшее чудо, если вы примете его. Ведь вы и впрямь могли стать моей еще там, в Смоленске, если бы Игорь так некстати не подоспел со своим сватовством. Но теперь… Я прошу вас стать моей женой.
Светорада не сводила с Ипатия глаз. Растрогавшись, она коротко вздохнула. Потом приняла перстень, но не вынула, а только разглядывала.
– Какой прекрасный! Однако… Ипатий, если я правильно помню, наш брак не состоялся еще и потому, что у вас есть жена.
Византиец нервно повел плечом.
– Она уже не жена мне много лет, и этот вопрос почти улажен.
– Но тогда…
Она словно собиралась с духом.
– Мой брат Асмунд сейчас посадник в Смоленске, а мой старший брат Ингельд воевода при князе Игоре. Вы могли бы получить за меня немалый выкуп. И только после этого просить моей руки. Думаю, мои братья не стали бы противиться такому союзу.
Ипатий молча встал, прошелся по террасе. В лунном свете белые колонны бросали на мозаичный пол черные полосы тени, и такие же полосы мрака и света были сейчас в душе Ипатия. Свет – оттого что княжна с ним, мрак – оттого что он не мил ей, и она ищет выход, как бы избавиться от него.
– Я не могу этого сделать, – сухо произнес он.
– Понятно.
Она послушно надела кольцо на палец и подняла руку, демонстрируя свою покорность.
– Так вас больше устраивает, Ипатий Малеил?
В ее голосе прозвучал дерзкий вызов, но это не расстроило Ипатия. Скорее напомнило ту задиристую и упрямую княжну, которая словно околдовала его несколько лет назад в русском граде Смоленске. Настолько околдовала, что для него перестали существовать иные женщины. И если она не оставила ему выхода, подчинив чарам своей красоты и обаяния, он должен все ей объяснить.
Они беседовали долго. Ипатий поведал, что его нотарии расспросили работорговца Зифа, как к нему попала Светорада, и тот указал, кто ему продал пленницу с ребенком. Этого печенега Сагая люди Ипатия нашли в одном из постоялых дворов, но тот упорно отказывался что-либо поведать. Когда его подвергли пыткам, он сообщил, что выкрал ее у хана Таштимера, у которого Светораду, в свою очередь, хотел забрать хан Яукилде. И уже одно это заставляло Ипатия держать в тайне пребывание у него Светорады. Херсонесская фема – непростое место. Здесь и напряжение из-за отношений с хазарами, и постоянная опасность нападения торков, а в последнее время еще и немалые проблемы с грабившими караваны кочевниками-печенегами. Совсем недавно Ипатий заключил клятвенный договор с молодым ханом Яукилде о мире и охране направляющихся к Херсонесу купцов. Если же люди Таштимера или Яукилде, который из-за русской княжны готов был выступить даже против родного отца, прознают о Светораде, то о столь непросто составленном договоре можно будет забыть. К тому же у Ипатия нет времени налаживать отношения с Русью. Его ждут в Константинополе, у него будет хлопотный и почетный пост при дворе базилевса, так что им следует отплыть, едва он передаст дела новому стратигу. Ведь если они уедут вместе… О, ему не нужен ни выкуп за нее, ни разрешение ее родни, ни даже полагающееся за женой приданое. Конечно, приданое – главная цель, когда двое сходятся в браке, однако он сам достаточно богат, и ему нужна только сама Светорада.