Ольга вынуждена была согласиться. Смотрела, как белоручка княжна ловко орудует тесаком, нарезает тонкими пластами кровяную печенку и жарит ее над огнем.

– А ты очень изменилась за это время, Светорада Смоленская, – заметила она с невольным уважением. И добавила через время: – Стрелять из лука тебя небось Стемка обучил?

Княжна только кивнула.

Той ночью они долго разговаривали. О знакомых, о новостях с Руси и из Хазарии, о том, как вышло, что Олег решил выслать рать в степи. Еще Ольга с интересом выслушала, что поведала княжна о заговоре своего мужа Овадии, о его попытке свергнуть иудейскую знать и самому стать во главе Хазарского каганата, о том, чем все закончилось… Замолчав, Светорада вздохнула.

Ольга внимательно поглядывала на княжну, освещенную отблесками костра. Подле нее на разостланной накидке сладко посапывал маленький Глеб. Мордашка мальчонки была перепачкана после сытного ужина, но он так быстро заснул, что мать не стала его тревожить и мыть. Сама же она лежала, привычно подложив под голову седло. В темноте чуть пофыркивала пасущаяся в стороне кобыла Светорады. А сама княжна сидела у огня, подбрасывая в костер сухую траву, отмахивалась от дыма.

Ольга негромко произнесла:

– Весть о том, что ты оказалась в хазарской столице, была для меня полной неожиданностью. Я думала – сплетни все досужие, ложь. А оказалось, что ты стала царевной. А этот твой Овадия? Помнится, он тебя сватал еще до Игоря, но отказ получил, да? Надо же, не угомонился, пока не получил свою ненаглядную. Однако вот что я тебе скажу: для Руси лучше, чтобы он и впрямь проиграл в своем противостоянии с рахдонитами. Иудеям ведь что надо? Торговать. Они и в Киеве свое подворье организовали, их посол самому Олегу в ножки кланялся. А прогони их Овадия бен Муниш, что было бы? Опять занялись бы набегами, как раньше, когда Киев им вынужден был дань платить. – И спросила через время: – А ты любила этого Овадию?

– Я Стемку любила, – мрачно отозвалась княжна и подняла лицо к усыпанному звездами небу. Звезды смотрели холодно и равнодушно. Трепещущие языки пламени изредка выхватывали красный силуэт пасущейся лошади. Тихо и одиноко. Неизвестно, чего ждать. Светораде вдруг захотелось с кем-то поделиться пережитым. Пусть даже с Ольгой, которая знала ее Стемку, дружила с ним и помнила.

Исповедь княжны продолжалась почти до рассвета. Лицо ее светлело от воспоминаний, которые и веселили, и тешили. И отдавались сердечной болью… О том, как погиб Стема, Светорада рассказывала уже осевшим от усталости и нахлынувших чувств голосом. И слезы выступили. Уж сколько времени прошло с того мгновения, а она все помнила, как ее оглушила и опалила боль, когда поняла, что нет с нею больше ее соколика Стемки Стрелка…

Ольга по окончании ее грустной исповеди долго молчала, задумчиво глядя на костер. Потом сказала:

– Надо же. А я ведь почти поверила слухам, что Стемид к варягам подался. Ну, думаю, допекла его зазноба смоленская, раз за моря отправился. А потом пришли вести, что ты в Итиле живешь… Я не знала, что и думать. Но оказывается, вы до конца были вместе. И вот что я тебе скажу, Светорада Смоленская: хоть и многое выпало на твою долю, а я бы все отдала, чтобы вот так с милым… на край земли. И до конца.

Светорада резко встала. Пошла в темноту, потом почти побежала. Упав на траву, рыдала долго и надрывно. Когда над ковыльными метлами стало подниматься солнце, ее отыскала Ольга.

– Иди, поспи. Я же сторожить стану. Потом разбужу. Будем по очереди нести с тобой дозор, охраняя наше убежище.

Так они и провели у источника среди бескрайних степей несколько дней. Неизвестность, общие хлопоты о пропитании, возня с малышом, разговоры – все это неожиданно сроднило бывших соперниц. Светорада лечила ссадины на руках Ольги, заплетала ее волосы в тяжелую косу, а когда у княжны пошли месячные, посадница исполосовала свою рубаху ей на подкладки. Не имея повода перед кем-то выставлять себя, они ходили по жаре почти нагишом и даже хвалили красу друг друга.

– Ишь как тебя выхолили в хазарском-то гареме, – откровенно восхищалась Ольга, глядя на нежное тело нежданно приобретенной подруги. – А твои груди, что спелые плоды. Даже я, женщина, нахожу их красивыми.

– Ну что ты! – отмахивалась Светорада. – Зато у меня никогда не будет таких ног, как у тебя, – длинных, ходких, легких.

Лежа в траве у ручья, Ольга сама с удовольствием оглядела свои ноги. Игорь тоже хвалил их. Зато у Светорады бедра так плавно переходят в талию… тонкую талию еще не рожавшей женщины. Ей бы родить. Вон с каким удовольствием возится она с Глебом, малыш так и льнет к княжне. И Ольга ощущала теплоту к молодой женщине, которая так добра с ее сыном.

– А тебе самой боги пока детей не дали?

Светорада была признательна ей за это «пока».

Во время их долгих бесед Ольга постепенно раскрыла перед княжной душу, поведала, как надеялась, что Олег принудит Игоря жениться на ней после рождения Глеба, как все вокруг только и говорят, что ее сын на Игоря похож. Но сам Игорь, хоть и признал Глеба своим, брать в жены Ольгу не спешит. Ей от этого так горько! Олег же не вмешивается, однако постепенно наделяет названную дочь все большей властью, возвышает, даже рать под ее руку поставил. И всячески показывает Игорю, что более благоволит к Ольге, а не к легкомысленному сыну Рюрика, который только и думает, что о походах, да об охоте. Даже пошел слух, что Олег намерен передать киевский стол Ольге, вопреки правам Игоря. Может, он хочет дать понять Игорю, насколько тому выгоден брачный союз с возвысившейся наследницей Олега. Однако, похоже, это только обозлило Игоря. А когда Олег сказал, что поход возглавит вышгородская посадница, Игорь едва не ополоумел от гнева. Но потом смирился, заявил, что поглядим, мол, за кем дружина пойдет – за ним или за бабой, пусть и щеголяющей в мужицких портках. Вот и доказал. Дался ему этот поход за Хазарское море! Ибо еще неведомо, как там у них все обойдется.

– Будем надеяться, что получше, чем у нас, – отозвалась Светорада.

Сама же вглядывалась в степную даль. Ее беспокоила темная туча пыли на горизонте. Хорошо, если, как и раньше, это окажутся туры или серны. И совсем неплохо, если торговый караван. Торговцы люди смекалистые, им можно будет объяснить, что не простых женщин повстречали. Но если…

– Вот что, Ольга, взнуздай-ка на всякий случай лошадь.

Посадница и не подумала перечить. Устраивая на спине Судьбы седло, с волнением поглядывала на своего маленького сына. Тот сидел в траве, задумчиво глядя на блики солнца, пляшущие на воде, что-то соображал своей маленькой головкой. И вид у него был такой трогательный и беззащитный, что у Ольги сжалось сердце.

Она вернулась к замершей в кустах Светораде. Та была напряжена.

– Охрани нас боги!

Ольга теперь тоже увидела: скачут по дороге ходкой рысью с десяток вооруженных всадников, на головах темные шапки или шлемы, отсюда не разобрать, но оружие не отсвечивает на солнце, как и принято у степняков, которые имеют обычай коптить над огнем булат, чтобы на открытом пространстве под солнцем его блеск не привлекал внимания.

– Кто это, как думаешь? – шепотом спросила Ольга, словно степняки могли услышать ее на таком расстоянии.

– Да мало ли! Кто только сейчас не шастает по вольной степи – печенеги, караимы, остатки угров, берендеи![152] Но вот встреча с ними вряд ли сулит что-то хорошее. Это, скорее всего, добытчики. А дичь или люди – им все одно.

Всадники приближались. Женщины надеялись, что те проедут мимо, не заметив их пристанища. Но вот первый из копченых придержал лошадь и, оглянувшись на спутников, указал хлыстом в сторону зеленеющих зарослей. Догадался ли, что тут вода, или знал о роднике – для беглянок было все едино. А вот чем подобная встреча для них обернется… Женщины переглянулись – в глазах обеих был страх.

У Ольги даже поболее, чем у Светорады. Она опять поглядела туда, где сидел Глеб. Брови ее сошлись на переносице, яркие губы поджались, словно она на что-то решалась.