Здание уже взяли в кольцо подоспевшие спецназовцы. Отдельная цепочка вбегала в пустые ворота, створки которых обвалились, едва обитатели особняка взялись допрашивать нежданных гостей из карапетяновских джипов.
Немногочисленные очаги сопротивления были ликвидированы за считанные минуты. Ни Мадонне, ни Маэстро происходящее не особенно нравилось. Странная получилась операция - сплошная бойня, кровавая каша. Хотя они сами ее и устроили, но такой уж был отдан приказ. Даже если установлены все связи и каналы, прослежены все цепочки, идентифицированы участники - все равно всю эту братию лучше вязать живыми, судить и отправлять по этапу. Какой смысл в подобной акции?
Впрочем, их дело десятое. Они просто выполняют распоряжение свыше.
Но не худо бы проверить, кто конкретно отдал этот приказ. Просто выяснить для себя… Уж больно нецелесообразной выглядит вся эта зачистка.
…Очень скоро обнаружилось, что Ромео повезло чуть больше других. Ахмет счел его мертвым - ошибочно спроецировав на свою собственную судьбу, но барон был еще жив, хотя и тяжело ранен.
Томас, покончивший с Ахметом, пошел по коридору и вскоре притормозил, услышав слабые стоны. Он присел на корточки, осторожно перевернул Ромео. Пули пробили правое легкое, кровотечение было обильным, но барон постепенно приходил в сознание и постигал уродливую действительность.
Вскрыв индивидуальный пакет, Томас кое-как обработал рану и перевязал барона. Расщедрившись, кольнул его промедолом, но почти тут же обругал себя ослом. Руки барона были испещрены следами инъекций, ему этот промедол - что слону дробина. Теперь еще отчитывайся за наркотик и доказывай, что не ширялся удовольствия ради и не продавал его на ближайшей толкучке…
Рядом с Томасом вырос Маэстро.
- Что тут у тебя?
- Трехсотый…
Груз триста - раненый.
Маэстро склонился над бароном.
- Может, оно и к лучшему, что не двухсотый… Одни жмуры - замочили по-взрослому…
- Так кровь застоялась, командир. Давно в деле не были.
Прикинув, Маэстро принял решение допросить Ромео, хотя никто не уполномочивал его к этому.
- Эй, орел! Говорить можешь?
Ромео молча смотрел на него выпуклыми глазами, чуть подернутыми предсмертной пленкой.
- Я к тебе обращаюсь. Жить хочешь? Запоешь - через пару минут поедешь в больничку… а нет, так прямо здесь сдохнешь.
Барон судорожно кивнул, сделал глотательное движение. Он не сводил взгляда с лица Маэстро.
Маэстро на миг задумался. Он, собственно говоря, не знал, о чем спрашивать. Поэтому спросил о первом, что по логике происходящего пришло в голову:
- Где деньги?
Вопрос не удивил Ромео. Естественный интерес. Все хотят знать, где деньги.
- Там… - Он слабо мотнул головой. - В гостиной… сейф… за портретом…
Цыган не лгал, он действительно приготовил крупную сумму для расчетов с несчастным Ахметом.
Следующий вопрос вытекал из первого:
- А товар?
- Там же…
- Говори шифр.
Помедлив с секунду, Ромео с видимым трудом назвал комбинацию. Трудно было сказать, с чем больше были связаны его затруднения - не то ранение сказывалось, не то нежелание расставаться с валютой.
- Иди, посмотри, - приказал Маэстро Томасу. Тот было двинулся к гостиной, но Ромео заговорил вновь:
- Там… дипломат. Это… из-за него… я знаю… и вы знаете…
Маэстро не знал ничего, но вида не подал.
- Очень хорошо. Сейчас подгонят транспорт, и ты поедешь. Скажи только, что и откуда. Ты меня понял.
Барон помотал головой:
- Это не мое… Жиганы надыбали… на вокзале… Там… маяк был, я выдрал… остальное на месте… клянусь…
Маэстро лихорадочно соображал. Он чувствовал, что Ромео не должен понять, что он впервые слышит о каком-то дипломате. Как и о деньгах с товаром. И тем более о маяке - когда на сцене появляется подобная техника, излишнее любопытство становится строго наказуемым.
Оно ему нужно? Инициатива карается, да. Но Маэстро, взяв след, уже не умел останавливаться.
- Еще вопрос, - сказал он. - Последний.
Но отвечать было некому.
По телу барона внезапно пробежала долгая судорога, и он обмяк. Теперь Ромео был мертв.
- Стань у двери и никого не пускай, - распорядился Маэстро.
Томас занял пост, а он прошел в гостиную, где не без труда снял со стены огромный портрет самого барона в полный рост.
Очень скоро он недоуменно рассматривал содержимое дипломата: пистолет иностранного производства, с глушителем, наручники, но прежде всего - заурядную амбулаторную карту некоего Сергея Семеновича Остапенко.
Глава четвертая
СЕМЕНА СОМНЕНИЙ
Двумя днями спустя к Маэстро наведался капитан Каретников.
Они не однажды соприкасались при выполнении разного рода заданий, неплохо знали друг друга, хотя крепкая дружба так и не завязалась - обычные уважительные отношения между людьми, делающими одно дело.
Александр Владимирович Каретников возглавлял особое подразделение морского спецназа, именовавшееся «Сиренами». Особенность его группы заключалась, как это обычно бывает с особенностями такого рода, в том, что подразделению зачастую поручались не то что секретные задания, а ставились задачи, нигде и никогда не прописанные на бумаге. У «Сирен» имелся карт-бланш на практически любую деятельность, продиктованную государственными интересами - случалось, что и ведомственными. Приказы зачастую отдавались в устной форме, и группа действовала на свой страх и риск. Каретникову разрешали все. В его послужном списке фигурировали и официальные акции по обезвреживанию террористов, вызволению заложников, обеспечению охраны важных объектов с моря… Но в нем же числились - точнее, не числились, ибо не фиксировались - и другие операции, в том числе за рубежом, и документация на сей счет в лучшем случае существовала в единственном экземпляре, хранившемся под неусыпной охраной и сотней замков.
Каретников работал под бесхитростным псевдонимом Посейдон. Водная стихия, грозный персонаж из начальников над небожественной мелочью. В конторе его иначе никто и не звал, многие не помнили ни его настоящего имени, ни отчества, а большинство и вообще не знало.
Он позвонил Маэстро на трубку и напросился в гости. Тот удивился, но вида не подал и согласился сразу. Такие просьбы случайными не бывают.
И еще он понял, что Каретников наводил о нем справки - знал, что у Маэстро нынче выходной, событие редкое, из ряда вон выходящее. Тот жил один и дома бывал весьма нерегулярно, застать его на отдыхе не удавалось практически никому - за исключением непосредственных подчиненных и непосредственного начальства.
Кроме того, звонок поступил на трубу «ДСП» - второй телефон Маэстро в такие дни держал отключенным. Засекреченный номер был известен лишь ограниченному кругу лиц, куда Каретников не входил, и капитану, понятно, пришлось похлопотать, чтобы заполучить его. Большой проблемы для сотрудников конторы в этом не было, но сам факт поисков говорил о многом. Тем более что на второй телефон звонков не поступало, Маэстро проверил - это означало, что Каретников знает, куда и в каких случаях названивать.
Но Маэстро не насторожился. Сделал стойку, конечно, но больше по привычке не доверять никому. Вообще же Посейдон был ему симпатичен, и опасаться неформального контакта не стоило.
Правда, он все равно принял меры предосторожности. В их службе возможно все, а предают, как известно, всегда свои, а не чужие. Поэтому Маэстро поставил Мадонну в известность о назначенной встрече, хотя и не дал никаких особых указаний.
В восемь вечера в дверь позвонили.
Маэстро пошел открывать, по привычке заткнув за пояс ствол - сзади, прикрыл его спортивной курткой. Посмотрел в глазок, отомкнул замок.
Каретников был один. Высокий, атлетического сложения, коротко стриженный, он дружески улыбнулся и предъявил верительные грамоты - бутылку «Джонни Уокера». Не живой человек - вылитый манекен, накачанный Иван Данко из фильма про боксера Рокки Бальбоа. Только глаза настоящие, и они сводили упомянутое сходство на нет.