Изменить стиль страницы

Эпилог

ЮЖНЫЙ РУБЕЖ

Карачи - крупнейший пакистанский город, расположенный на побережье Аравийского моря. И чужеземцу там всегда есть на что посмотреть - но, правда, не всякому чужеземцу.

Иные - и при других обстоятельствах - были бы рады осмотреть монумент основателя государства Мохаммеда Али Джинна - мавзолей Куайди Азама, или Дом Медового Месяца. Не оставили бы их равнодушными построенные англичанами собор Святой Троицы и церковь Святого Андрея; любители зороастрийской экзотики не преминули бы наведаться к Башням Молчания, где зороастрийцы по давней традиции оставляли тела умерших на съедение стервятникам. Наверняка не остались бы без внимания Национальный музей, усыпальница Чаукунди и археологический музей Моенджодаро.

Однако встречаются гости, которым посещение этих мест заказано. Равно как и всех остальных, никакими достопримечательностями не являющихся.

Волей судьбы, а больше волей своих новых друзей-тюремщиков, один такой гость обосновался в стоявшем на отшибе неприглядном строении, которое на вид заслуживало лишь одного названия: лачуга. Таких лачуг в Карачи - тьмы и тьмы; есть сирые домишки для одиночного проживания, есть многоквартирные дома - во обоих случаях убожество остается неизменным и оскорбляет взор.

Наружность нередко обманчива.

Здание, в котором оказался заморский гость, было построено исключительно затейливо. Попасть внутрь оказалось бы весьма и весьма непросто, а уж выйти против желания его владельцев - и вовсе невозможно. Внешний феодализм в своей примитивной форме сочетался с внутренним капитализмом, который ухитрился сгнить до нанотехнологий. Особняк доктора Валентино (в плане защищенности) не мог идти ни в какое сравнение с этой хибарой.

Капитана Гладилина окружала мертвая тишина.

Помещение, в котором он находился, было полностью звукоизолированным; затененные пуленепробиваемые и звуконепроницаемые стекла давали возможность созерцать убогий пустынный дворик с чахлым деревцем в центре. Это было все, чем он мог довольствоваться.

С Гладилиным обращались с молчаливой учтивостью, одновременно показывая, что он здесь никто и не имеет права голоса.

Как и самого голоса вообще.

Говорить ему, впрочем, было не с кем.

К нему приходил лишь слуга-пуштун по имени Икбал - просто Икбал, без «расширения», приносил еду и питье; пуштун не знал языков - как и сам капитан. Объясниться с ним было решительно невозможно, да и не имело смысла.

Гладилин не имел ни малейшего представления, зачем он здесь и к чему его готовят.

В Карачи его доставил лично Лютер, но сразу по прибытии немец исчез, перепоручив Санту местным. Раскормленные бугаи в черных костюмах не вызывали желания сопротивляться. Капитану завязали глаза, и он не смог насладиться экзотическими видами, пока его везли на базу. Правда, он был благодарен уже за то, что обошлось без очередных химических вливаний. У него уже ныла печень от всех этих экспериментов.

На третий день заточения в тоскливое существование Гладилина вошло некоторое разнообразие.

Человек, посетивший его, вполне прилично изъяснялся по-русски и назвался Мохаммедом Джаландаром, сотрудником министерства иностранных дел. Капитан про себя усмехнулся: ага, из министерства, как же, держи карман шире!

Он ответил на рукопожатие и сам называться не стал - просто не знал, как себя теперь величать.

Последовавший диалог был не вполне полноценным.

Разговаривал гость, он же хозяин, тогда как Гладилин изъяснялся письменно. Для простоты восприятия мы опустим последний момент и представим их общение как беседу в ее обычном варианте.

- Надеюсь, что вы акклиматизировались, господин Санта, - дружелюбно сказал Джаландар, опускаясь в кресло.

- Здесь кондиционер, - ядовито отозвался Гладилин. - У меня не было возможности хорошо ознакомиться с местным климатом.

- Еще появится, - невозмутимо успокоил его тот. - Жалобы? Пожелания?

- Мне бы не хотелось и дальше подвергаться медицинским манипуляциям. Я сыт по горло. Позавчера мне опять кололи какую-то дрянь.

- Это всего лишь прививки. От желтой лихорадки и еще кое-чего. Сами знаете - юг, жара, здесь пышным цветом цветет всякая зараза. А наша санитария, увы, еще пребывает не на должном уровне.

Гладилин решил положить этой великосветской беседе конец:

- Послушайте, как вас там… Джаландар? Кончайте с увертюрами. Скажите прямо - на что я вам понадобился?

Джаландар погладил свои густые черные усы:

- Доктор Валентино - авторитетнейшая фигура. Его интересы распространяются едва ли не на весь земной шар.

- Перестаньте нести ахинею. Нашли мегазлодея. Мы с вами не в Голливуде. И кто это такой - Валентино?

- Ну, я немного преувеличил, признаю. Но интересы его и впрямь очень разнообразны. В Карачи у него тоже есть серьезные дела…

- И пусть! При чем здесь я? О ком вы говорите, черт побери?

- Да все при том же, - искренне удивился Джаландар. - И говорю я о вас. Ведь доктор Валентино - это вы, уважаемый Санта…

- Понятно, - процедил сквозь зубы капитан. - Мне уже ясно, что меня превратили в подсадную утку, подставили. Спасибо за определенность, теперь я хоть знаю, как меня зовут.

- Вы меня не поняли, - улыбнулся тот. - Ситуация изменилась. Доктора Валентино больше нет среди живых. Отныне вы - это и в самом деле он. Со всеми вытекающими привилегиями…

- Сидеть в клетке - это привилегия?

- Это вынужденное и временное ограничение. Если вас это утешит, скажу, что и сам доктор был большим затворником.

- И чем же думает ныне заняться ваш Айболит?

Джаландар непонимающе нахмурился:

- Как вы сказали?

- Ну, доктор ваш, - брезгливо пояснил Гладилин.

- Войной, - тотчас последовал ответ.