Изменить стиль страницы

Скорость моя явно уменьшилась. Падение реки было уже не настолько хорошо выражено, как раньше, да и река стала больше петлять. Перед перекатами открывается ширь водного пространства — метров на 300–400, за ними следуют разбои русла, а я-то уже и забыла, что можно садиться на мели. Выберешь не основную протоку — и через какое-то время идешь по ней пешком, тащишь каяк на веревке.

Пегтымель при впадении в океан образует широкую (километров в двадцать) дельту с лабиринтами многочисленных проток. Я уже вижу: впереди на горизонте показалось другое небо — другой оттенок цвета сплошной облачности — наверное, это отблеск льдин океана! Сейчас, сейчас я увижу его!

Резко холодало. Я вылезла на берег и попробовала понять, далеко ли до устья. Большой воды пока видно не было. И вообще сориентироваться было трудно, местность вокруг была настолько ровной, что нельзя было свысока обозреть округу, да и карты на левую протоку у меня не было.

Начинало темнеть, но мне казалось, что океан уже совсем близко, и я продолжала плыть, выбирая на развилках русла левые протоки. Завеса тумана плотной стеной проступила впереди — ну уж это точно над океаном, думалось мне. То ли я быстро скатилась к этой четко очерченной границе дымки, то ли туман сам наполз на меня и поглотил, но ощущение было фантастическим: я въехала в плотную стену и моментально мир вокруг будто накрылся шапкой-невидимкой.

Стало совсем холодно. Пока пальцы на руках еще сгибались, я благоразумно натянула на себя гидрокуртку. Падения на реке уже почти не было, я не понимала, несет меня течением или ветром. Берега стали совсем низкими, песчаными, они тянулись вровень с водой. Вот протоки расходятся под углом почти в 180 градусов. В темноте и тумане не было видно противоположного берега протоки, мне казалось, что я уже вплыла в большую акваторию, вышла из устья. Пробовала воду на вкус, но она была пресной. В дымке проступил впереди какой-то мысок — его высоту и расстояние до него определить было так же трудно, как при снежной «белой мгле». Может, это отмели конца дельты? Но они должны быть очень далеко. Но, может, это все же ближайшие к левому краю дельты косы? Где же я? В дельте, в протоках или уже плыву вдоль низкого берега моря?

Стрелку компаса было не различить, руки заледенели, спички были глубоко в кармане под гидрокурткой, я продолжала плыть вдоль неизвестного берега наощупь. Устьевого маяка видно не было, а я-то надеялась, что он будет светиться. Слева на берегу стали появляться невысокие деревянные столбики — может, это отметки фарватера для моторок, думала я (это была, как я потом выяснила, линия для ловли песцов, за столбики прикреплялись капканы).

Какое-то время спереди иногда проглядывали силуэты мысков — невысоких обрывов берега. Где же чистый горизонт, где океан, где Леха? Но вот силуэты впереди пропали, оттуда доносился какой-то мерный шум. На мелководье шуршали волны, накатываясь на пологий песчаный берег. Похоже, лишь низкий берег тянулся дальше, и был этот берег сплошным мокрым песчаным пространством.

В воде появились коряги плавника. Я села на мель, и злая беспорядочная волна захлестывала меня. «Это вынос Пегтымеля! — обрадовалась я. — Ну все, впереди океан!»

Руки окоченели окончательно. Я вытянула каяк на топкий песчаный берег, ноги чавкали, вязли по щиколотку, оставляя следы-лунки, наполненные водой. Место для стоянки было абсолютно неуютным, я не знала к тому же — прилив сейчас или отлив. Опасаясь, что ветер может сдуть каяк, затянула его подальше от расплывчатой кромки воды. «А вдруг начнется прилив? А вдруг не найду каяк в темноте?» — охватил меня небольшой мандраж.

Я дико замерзла, поэтому бежала по песку, хлопая руками по бокам, чтобы согреться, и пыталась всмотреться в темень, различить избу, но ничего не было видно. Берег не повышался. Бинокль запотел. Его забрызгало волной, и пока руки не отошли, я не могла протереть его. Вдруг я наткнулась на многочисленные следы оленей на песке. Если здесь живет охотник, никаких следов близко быть не должно, тоскливо думала я, возвращаясь к каяку. Мне в голову не могло закрасться подозрение, что чукчи здесь прогоняли стадо.

Что делать? Вернуться к последнему откосу? Но пальцы на руках у меня от пробежки уже приобрели чувствительность, поэтому решаю, что тот, кто не рискует, не пьет шампанского, и стаскиваю каяк в воду, отправляясь дальше, вперед, на поиски избушки.

Меня поглощает темнота и звуки шебуршения воды. Шшшш — мерно гуляет волна среди коряг и мелей. Ищу проходы в этом лабиринте и я. Временами сажусь на дно, выскакиваю из каяка, протаскиваю его на глубину. Резкая крутая волна норовит плеснуть воды в очко, каждый раз, когда снова загружаюсь в каяк, приходится аккуратно задраивать «юбку». Пальцы снова давно уже болят, но пути назад нет, ветер гонит меня, поддувая в спину. Меляки с корягами преодолены, теперь мне бы не потерять из виду низкий берег, не быть снесенной в открытый океан. В каком же направлении я все-таки двигаюсь?

Наконец сквозь туман проглянул тусклый ореол луны, я смогла рассмотреть стрелку компаса, который подтвердил, что двигаюсь я правильно, на запад. В бинокль пытаюсь отыскать силуэт избушки, но тщетно. Силуэты бочек проплывают мимо. Никакого огонька. А берега все непригляднее, вес ниже — блестящие пятна разводий светятся на них. Еще с полкилометра плыла я вдоль берега, то подгоняемая ветром, то заливаемая боковой волной и, потеряв надежду встретить избушку или высокий берег, десантировалась на мокрый песчаный пляж. Вода здесь все еще была пресной — но сразу за дельтой она и не должна быть соленой, думала я, уверенная в том, что стою на берегу океана.

Даже метрах в трехстах от кромки воды на песчаном берегу не было сухости. Попадались разводья луж, и под песком проступала вода. И дальше впереди картина не улучшалась. Силы резко кончились. Выхода не было, мне нужно было быстрее спасаться от ледяного ветра. Колышки слабо держались в песке, никаких камней вокруг не было и в помине, расползающимся жидким песком я заваливала отвороты тента, чтобы он держался на ветру, с торца привалила каяк. В ветровом укрытии мне сразу стало теплее. Огонь горелки, чай и шоколад окончательно привели меня в чувство. О приливе думать не хотелось.

Всю дорогу по Пегтымелю твердила себе, что ни за что не сунусь в эту дельту вечером, — и вот результат! Да, мечты о жилье выбили меня из колеи благоразумия, теперь пожинаю плоды, вываливаясь в мокром песке. Шкурка олененка, спасжилет и штаны, подстеленные под ложе, спасают мой спальник — к утру он не успевает погрузиться в песочную кашу.

Мне повезло, прилива ночью не было. Утром, выбравшись наружу, вижу картину, совершенно не вписывающуюся в мои ночные представления. Я нахожусь еще далеко не на берегу Ледовитого океана, а в океане проток и песчаных кос, настолько низких, что в темноте, естественно, не могла видеть противоположного берега. Простора океана впереди еще даже не видно. Оглядываюсь — изба! Совсем недалеко от меня! Среди окружающей плоской равнины она была видна как на ладони, и сейчас мне было трудно предположить, что ее можно не заметить. Да, дневной свет — вещь великая.

Бросив все, я заворожено зашагала к избушке прямо в ботинках, встреченную по пути протоку, не долго думая, перешла босиком, закатав штаны, и вскоре предстала перед взором охотника Лехи. «Босиком! Перешла протоку! — Леха был неподдельно потрясен этим фактом. — Ну, теперь буду всем рассказывать! А я выхожу утром за водой — смотрю, что-то зеленое. Интересный, думаю, какой вынос. Взялся за бинокль — разглядел лодку, ну, думаю, совсем рыбаки спятили, на таком месте вставать! Был бы западный ветер — все бы с водой сравнялось!»

Охотник Леха был родом из Нижнего Новгорода, но вот уже несколько лет жил на Чукотке, зимой в поселке Биллингсе, а летом здесь, в избушке. Он стрелял тут диких оленей и заготавливал рыбу. Жил в одиночестве, рации у него не было, изредка к нему заезжали на вездеходах или заходили пешком оленеводы.

Леха был человеком, который открыто восхищался моим походом. «Вот это я понимаю! — прокомментировал он мой краткий рассказ. — Настоящий путешественник! Без всяких там спонсоров, без сопровождения». После Леха щедро спонсировал меня консервами и готовыми супами в стаканчиках, убедив, что в поселке с продуктами будет туго, а также сопроводил меня кучей ценных указаний по предстоящему пути вдоль океана, рассказал, на каких мысах лучшие для ночевки балки. «А в Биллингсе можешь у меня в доме жить».