Глава 6. ЗОЛОТАЯ УЛИТКА

Судьба Нанги тревожит меня. Чем помочь девушке? Отвести Нангу обратно в стойбище и миром поладить с Чандарой невозможно. Непростительная ошибка Пинэтауна поссорила нас с обитателями гор. Синий Орел расправится с девушкой, и удержать его мы не в состоянии. Безрассудно спускаться теперь в Глубокую долину.

Нанга что-то быстро и горячо говорит Илье. На ресницах у нее блестят слезинки.

— С тобой останется, — обращается ко мне старик, — никуда не пойдет, хочет с вами всегда кочевать. Плохой человек Чандара.

Пинэтаун тихонько привлекает к себе Нангу. Девушка склоняется к нему.

— Сколько лет тебе, Нанга?

— Шестнадцать зим ей, — отвечает Илья.

Вот так история! Намылят мне шею в совхозе за похищение невесты. Как уберечь Нангу? Пожениться они не могут — слишком молода Нанга. Головоломные задачи ставит иногда жизнь перед человеком.

— Скажи ей, Илья: пусть в совхоз к нам идет пастухом работать.

Илья растолковывает смысл моего предложения. Смутно понимает юная дикарка, что такое совхоз и у кого надо работать. Ну и отстали люди на этом «острове прошлого»! Одно ей ясно: она будет вместе с Пинэтауном. Робко улыбаясь, Нанга кивает растрепанной черноволосой головкой.

И вдруг, отбросив за спину свои черные косы, девушка стремительно обнимает меня и сейчас же отскакивает, испуганно блестя большими черными глазами. Мы давно подружились с Нангой, и я люблю ее, как сестру. Пинэтаун хохочет и грозит посохом:

— Ай-ай… дикая важенка, нельзя осенью хора обнимать!

Илья озабоченно оглядывает склоны Глубокой долины:

— Быстро убегать надо — мертвую петлю делать будут.

Внизу, в Глубокой долине, над зелеными чащами медленно поднимается струйка дыма. Не пойму, чего боится Илья. Он опускается на колени.

— Дым тревожный зажгли. Смотри: тут мы, — старик выкладывает на тропу четыре камня с жилками кварца, — а вон Синие Орлы поехали. — Илья окружает камни кольцом голубоватых сланцевых плиток. — Так делать потом начнут. Морщинистыми ладонями он сдвигает плитки тесно вокруг камней. — Метко стрелять будут, чужих людей убивать, из петли не пускать.

Илья не шутит — неподдельная тревога светится в старческих глазах. Заслонившись ладонью от солнца, он оглядывает перевалы Глубокой долины.

— Видишь, Меткий Глаз отвечает.

На дальнем перевале вьется, курится ответный синеватый дымок.

— Не догонят нас, Илья, — быстро поедем.

— Учаги устали, — качает головой старый проводник. — Синие Орлы беговых оленей седлают, мигом петлю затужат. Все равно мертвые мы теперь.

— Нельзя сложа руки сидеть, Илья! Что будем делать?

Илья задумчиво раскуривает трубку и бормочет:

— Хитрить надо, пробовать след путать.

Пинэтаун подводит верховых оленей. Илья садится в седло, подзывает Нангу и указывает на широкую спину своего учага. Девушка проворно усаживается позади.

— Вдвоем на олене далеко не убежишь. Не лучше ли Нангу пересадить в седло Пинэтауна? Он быстро пешком ходит.

Старик крутит головой:

— Пусть думают: Ильи нет, на запасном учаге девка поехала…

Уже с час едем высоко по гребню, возвращаясь знакомой тропой. Илья останавливается. Гребень уходит вправо узкой седловиной. Вулканические силы когда-то вздыбили пласты горных пород; ветер, вода и морозы разрушили рыхлые слои, оставив на седловине кристаллические зубья.

— Тут обманывать Синих Орлов будем.

Илья сползает с учага на гладкую каменную плиту, к нему ловко спрыгивает Нанга. Старик подвязывает уздечку к седлу и гонит освободившегося учага вниз по тропе.

— Домой… Домой иди, ногами убегать лучше, — взмахивает посохом Илья, погоняя оторопевшего учага. — Всех оленей пускать надо — след по тропе оставлять!

Ловко старина придумал!

Ручной верховой олень Ильи уведет наших учагов вниз по тропе, к стойбищу Крепкой Руки, пустит погоню по ложному следу.

Осторожно ступают, оглядываются учаги, спускаясь с перевала. Прыгаем по гладким плитам, как снежные бараны (оставлять следы на россыпях нельзя), карабкаемся по скалам, преодолевая каменные перья. Выбираемся, помогая друг другу, на макушку причудливой пирамиды, насыпанной из раздробленных плит. Кажется, что вершина разворочена титаническим взрывом.

Верховые олени уже спустились с перевала на дно глубокого распадка и бредут гуськом по россыпям, направляясь к дальней чозениевой роще.

— Смирно лежать, тропу караулить надо.

Илья устраивается в расщелине, прикрываясь ворохом черных альпийских лишайников. Прячемся, как сурки, среди плит. С башни пика отлично видна тропа, проложенная по гребню, глубокий распадок, и в скалистых его воротах — участок долины с ручьями на галечных руслах и купами чозениевых рощ в дальней перспективе. Молчаливые горные вершины толпятся вокруг.

В бинокль высматриваю наших верховых оленей: они скрываются один за другим в зеленую рощу у ворот распадка. Нанга и Пинэтаун устроились в соседней расщелине; слышу приглушенный разговор. О чем они там болтают, не понимая друг друга? Счастливые! Вместе им не страшно шагать по крутым, обрывистым тропам.

— Ш-ш… — шипит Илья. — Смотри!

На тропе появился верховой с винтовкой в руке. Массивный как лошадь, учаг легко несет всадника широким шагом. Сгорбившись в седле, человек не отрывает глаз от тропы.

— Меткий Глаз, — шепчет Илья. — След наш тропит.

— Кто это?

— Главный у Синего Орла. Отец Медведя.

— Отец жениха?!

Верховой приближается, поравнялся с седловиной, усаженной зубьями, и вдруг спрыгивает с седла, склоняясь над тропой. Неужели заметил боковой след?

В бинокль ясно вижу сумрачное красноватое лицо, изрезанное морщинами, разрисованное синеватой татуировкой. Что-то неприятное, отталкивающее чудится в этом лице, застывшем в гримасе высокомерия.

Меткий Глаз оглядывает притихшие скалы. Стискиваю бинокль. Не блеснут ли предательские стекла? Краснолицый спускается по тропе, изучая следы, останавливается и, сложив руки козырьком, обшаривает глубокий распадок острым, колючим взглядом. Злобная усмешка мелькает на обветренном лице. Вскочив в седло, он поворачивает учага, выезжает на гребень и галопом уносится обратно по тропе, за дальнюю осыпь.

— Ух, ладно обхитрили, капкан закрывать поехал!

Илья с облегчением стирает с лица мелкие капельки пота.

— Мимо пускать петлю, отдыхать будем.

Илья устраивается поудобнее докурить последнюю щепотку табака. Долго лежим среди нагретых плит, слушая неторопливый рассказ старика.

В горах два стойбища; правят ими Синие Орлы — триумвират крупных оленеводов во главе с Чандарой. Меткий Глаз — один из этой троицы. Принимая в семью шестилетнего сына Меткого Глаза, Чандара рассчитывает прибрать к рукам почти всех оленей и получить наследственную диктаторскую власть в Синем хребте.

Спрашиваю Илью, кто же третий в этом триумвирате?

— Одноглазый, совсем старый, слабый старик. Детей у него нет, помрет — Синие Орлы делить оленей будут.

— А Крепкая Рука?

— Постоянный жилец — зять Чандары, самый умный мужик, долго пастушил за жену у Синего Орла. Потом ушел, свое стойбище делал. Мало у него оленей, всех малооленных людей собирал вместе.

— А у тебя сколько оленей?

— Однако, целый табун, — смешливо щурится Илья, показывая пятерню.

— Пять тысяч?!

— Пять оленей. Помощник я.

— Помощник? Какой помощник?

— Кушать, одежду дают. Двадцать лет пастушил в табуне Чандары.

— Ну и порядки в Орлином Гнезде.

— Кулаки — Синие Орлы! — зло говорит вдруг Пинэтаун.

— Убегать пора, — засуетился Илья.

— Куда?

— Видишь белую сопку?.. Там прятаться хорошо — запретное место, искать не пойдут.

Илья указывает посохом на юг. Среди темных пиков поднимается белая гора, словно обсыпанная инеем. Неужели так рано выпал снег на вершинах?

— По-ламутски Бурындах называется, потому белая.

— Кварцевая сопка, — переводит Пинэтаун.