— Решительно, — сдавленным голосом отвечала Мацуко. Потом, сверкая глазами, она оглядела остальных присутствующих. — Это возмутительно. Пусть лицо у него изменилось, но не может быть никаких сомнений — это Киё. Я это гарантирую — я его мать, и мне ли не знать его. Какое еще нужно доказательство? А вы ходите и слушаете эти смехотворные слухи. Нет, я запрещаю. Я этого не потерплю.

— Но, Мацуко, — вмешалась в разговор сидевшая рядом Такэко, мать Такэ. Это был спокойный, тихий голос, но вибрирующий от преизбытка злобы. — Тем более Киё должен сделать оттиск руки. Нет, я не хочу сказать, что сомневаюсь в том, что это он. Но эти сплетни, от них так просто не избавишься. Вот я и думаю, для пресечения этих глупых слухов будет лучше, если Киё даст нам отпечаток своей руки — нет ничего проще. Умэко, ты как полагаешь?

— Согласна с Такэко. Если ты и Киё сейчас откажетесь, у людей появится лишний повод для недоверия. Скажите все, разве это не так?

— Именно так, — вступил в разговор муж Такэко Тораноскэ. — И не только у посторонних. Если вы с Киё будете упорствовать, у нас тоже могут возникнуть кое-какие подозрения. Кокити, а ты что скажешь?

— Д-да, это верно, — как-то испуганно заикаясь, заговорил Кокити, муж Умэко. — Конечно, не хочется верить, что члены нашей семьи… Но если Мацуко и Киё будут продолжать в том же духе, нам…

— …поневоле придется поверить, что вам есть что скрывать, — договорила Такэко с ядовитой усмешкой.

— Молчите! Молчите! Молчите! — вскричала тут Мацуко, и голос ее дрожал от ярости. — Понимаете ли вы, что вы говорите? Киё, по крайней мере на данный момент, глава клана Инугами. Если бы отец не написал такого смехотворного завещания, вся слава и состояние Инугами достались бы одному Киё. Он глава клана. В старые дни он был бы вашим хозяином и повелителем. А вы, Такэ и Томо, вы были бы всего лишь его вассалами, и все же… все же вы… Как вы смеете требовать у него оттиска руки, отпечатков его пальцев, словно у какого-нибудь преступника? Нет, я ни за что не позволю сыну участвовать в такой мерзости. Ни за что и никогда. Киё, идем отсюда, здесь нам нечего делать.

Мацуко вскочила.

Лицо Такэ исказила гримаса ярости.

— Стало быть, тетя Мацуко, вы решительно отказываетесь…

— Самым решительным образом! Идем, Киё.

Киё в маске неуверенно поднялся. Мацуко взяла его за руку.

— В таком случае, тетя Мацуко, мы… — скрипнув зубами, злобно бросил Такэ вслед уходящим Мацуко и Киё, — в таком случае мы отказываемся считать этого человека за Киё.

— А это как вам угодно!

Ведя человека в маске за руку, Мацуко, тяжело ступая, удалилась за раздвижную дверь.

— Хм. — Услышав отчет Фурудатэ о происшедшем, Киндаити принялся отчаянно ерошить волосы. — Безвыходное положение.

— Воистину, — мрачно согласился Фурудатэ. — Совершенно непонятно, почему Мацуко так упорно отказывается. Правда, Такэ мог бы подойти к этому делу поделикатней. Он ведь с самого начала обращался с Киё как с преступником. А Мацуко — гордая, вот она и разъярилась. И поскольку она из тех, кто ничего не слышит, когда заупрямится, думаю, она сама ничего не могла с собой поделать. Но в таком случае… если это настоящий Киё — а я, безусловно, уверен, что это так, — было бы гораздо лучше, если бы она повела себя по-людски и дала бы им то, чего они хотят.

— Иначе говоря, реакцию Мацуко можно объяснить двумя способами. Либо обращение Такэ и Томо обидело ее и заставило заупрямиться, либо, как подозревают Такэ и Томо, этот человек в маске — не Киё, и, больше того, Мацуко это знает.

Фурудатэ с мрачным видом кивнул.

— Безусловно, я бы предпочел первый вариант, но пока Мацуко не уступит и мы не получим отпечатков пальцев Киё, я не смогу выбросить из головы и второй — это ужасное подозрение, как бы омерзительны сами по себе ни были подобные мысли.

Разговор с Фурудатэ затянулся почти до полуночи. Вскоре после его ухода Киндаити улегся, однако и погасив свет, долго лежал не смыкая глаз. Фантастическая фигура человека в гуттаперчевой маске и отпечаток правой руки на шелковом свитке плавали перед ним в темноте, не давая уснуть.

Вдруг пронзительно зазвонил телефон, еще с вечера поставленный в изголовье, и Киндаити мгновенно проснулся. Лежа ничком под одеялом, он подтянул к себе телефон и поднес трубку к уху. Звонил дежурный от стойки у входа.

— Комната номер семнадцать? Господин Коскэ Киндаити? Звонок от господина Фурудатэ.

— Да, пожалуйста, соедините.

Тут же раздался голос Фурудатэ:

— Алло? Господин Киндаити? Простите, что разбудил вас, прошу вас приехать… как можно скорее… немедленно.

Голос Фурудатэ был необычайно высок и дрожал. Сердце у Киндаити замерло.

— Приехать? Куда приехать?

— На виллу… виллу Инугами. Я вышлю за вами машину. Пожалуйста, приезжайте прямо сейчас.

— Хорошо, я понял. Господин Фурудатэ, что-то произошло?

— Да, произошло. Произошло нечто ужасное. Предсказание Вакабаяси сбылось, и… и… самым необычным способом. Во всяком случае, прошу вас, приезжайте немедленно. Вы все поймете, когда приедете. До встречи.

Раздался громкий щелчок — Фурудатэ бросил трубку. Киндаити вскочил и, открыв одну из ставней, выглянул наружу. Было темно и облачно, словно серая вуаль опустилась на мир, и холодный дождь траурно ударял по водам озера.

Сад хризантем

Как частному детективу Киндаити приходилось заниматься всевозможными делами, и на своем веку он повидал немало жутких трупов — материала, из которого ткутся ночные кошмары. Расследуя хондзинские убийства и дело на острове Гокумон, он видел новобрачных, плавающих в собственной крови после первой брачной ночи, и тело молодой девушки, висящее вверх ногами на сливовом дереве, и ее мертвую сестру, которую задушили внутри огромного храмового колокола. В деле «Лунатика» он видел трупы мужчины и женщины с отрубленными головами, а в деревне Яцухака стал свидетелем отравления либо удавления множества людей. И Киндаити стал нечувствителен к трупам, какой бы ужасающий вид они ни имели, но это необычайнейшее убийство в клане Инугами все же повергло его в шок.

Машина из поместья Инугами прибыла вскоре после звонка Фурудатэ, Киндаити как раз успел проглотить миску риса и спуститься вниз. По дороге на виллу он попытался вытянуть что-нибудь из шофера, но либо ему было приказано держать язык за зубами, либо он действительно мало что знал, — во всяком случае, толку от этих расспросов было немного.

— Правда, господин, сам почти ничего не знаю. Слышал, будто кого-то убили, но понятия не имею, кого. Как бы то ни было, все поместье в страшном волнении.

Машина вскоре остановилась у парадных ворот. Полиция, очевидно, уже прибыла, потому что полицейский в форме и детективы в штатском с мрачными лицами сновали туда-сюда. Фурудатэ уже спешил навстречу.

— Господин Киндаити, слава Небу, вы приехали. Вот оно и произошло, в конце концов это произошло… — Он был в таком возбуждении, что не смог продолжить, только схватил Киндаити за руку.

Киндаити недоумевал, что могло так расстроить этого обычно владеющего собой адвоката.

— Господин Фурудатэ, так что же случилось…

— Пойдемте. Сами увидите. Это ужасно… просто ужасно… ни один человек в здравом уме… нужно быть безумцем или самим дьяволом. Кому понадобилось так жутко шутить…

Фурудатэ говорил несвязно. С выпученными налитыми кровью глазами он походил на одержимого, и казалось, сейчас на губах у него выступит пена, а рука, вцепившаяся в запястье Киндаити, была обжигающе горячей. Киндаити хранил молчание, пока его наполовину вел, наполовину тащил вперед Фурудатэ. От ворот к парадным дверям тянулась длинная подъездная аллея. Но Фурудатэ спешил не туда, а через боковые ворота в сад.

Вилла, построенная поначалу, когда Сахэй убедился, что его компания крепко стала на ноги, была совсем небольшой. Но позже, когда дело Инугами разрослось и Сахэй разбогател, он принялся скупать землю вокруг и воздвигать все новые постройки, пока в конце концов усадьба не превратилась в сложный комплекс из множества флигелей. Это был настоящий лабиринт, и Киндаити, будь он один, наверняка бы здесь заблудился.