Церемония длилась долго, ибо новых членов было десятка три.

Каждый из них подходил к председателю, тот острил и вручал билет. Первым номером шла дама, и в микрофон была запущена какая-то дежурная шутка относительно того, что нынче и дамы могут быть членами мужского клуба,- дежурная потому, что голоса остряка не было слышно, но большинство с воодушевлением рассмеялось. Дама оказалась главным тренером сборной страны по женскому синхронному плаванию. За ней последовали: президент алмазной ассоциации; бывший пресс-секретарь калмыкского президента; американец, руководитель проекта инвестиций в мясоперерабатывающую промышленность по имени Джозеф КогаЂн, говоривший по-русски с одесским акцентом; владелец музыкальной радиостанции в дециметровом диапазоне “Золотой снег”; адвокат, только что выигравший в межмуниципальном суде громкий процесс по защите чести и достоинства одного известного политического функционера у газеты “Комсомольские Химки” (сам обладатель достоинства и чести блистательно отсутствовал); редактор нового журнала, посвященного фристайлу; топ-модель из агентства

“Красные звезды”; и даже один бывший российский министр то ли печати, то ли экономики.

Сандро к столу пробиваться не стал, мы взяли с ним в баре по полстакана виски со льдом и наблюдали, стоя в сторонке. При этом

Сандро все время с кем-то раскланивался, то и дело отбегал, чтобы подойти к дамской ручке, потом возвращался и возбужденно говорил, что и такой-то здесь, и такой-то, при этом употреблял уменьшительные имена. Вообще держался он как свой, но, зная его, я-то видел, как Сандро все больше начинал походить на гончую, которую привели на опушку этого светского леса и вот-вот спустят с поводка. Только что слюна не капала из пасти.

Из любимых своих персонажей первым делом он показал мне

Поросенка. Им оказался знаменитый прозаик, пишущий и стихи на случай, в нашейном шелковом платке под белой рубахой с широченным воротником и в пиджаке элегантного твида.

– Не пропускает ни одного мало-мальски стоящего приема,- шептал

Сандро.- Член всех клубов и ассоциаций. Лауреат всех премий.

Всмотрись: типичный психастеник, реалистический интроверт, но тревожно неуверенный. Укрывается в настоящем, потому что боится будущего. Стыдится, впрочем, своей трусоватости, потому хочет быть значительным в глазах окружающих. То есть склонен к гиперкомпенсации, отсюда страсть к публичности, произнесение спичей по всякому поводу при всяком удобном случае. Стыдится своей боязни “больших животных”, поэтому иногда склонен к неожиданно смелым демаршам…

И я вынужден был согласиться, что в этом портрете что-то есть, поскольку был некогда шапочно знаком с самим оригиналом. Да и внешне прозаик был чуть кругловат и глазки имел маленькие, добрые.

– Смотри,- толкнул меня Сандро опять, не прошло и минуты,- а вот и дядюшка Кролик.

По проходу шествовал подагрический седой господин с вельможной полуулыбкой на породистом и глуповатом лице. Он придерживал под локоток пожилую даму, явственно бывшую весьма пригожей в давней своей молодости.

– Почему Кролик? И чей дядюшка?

– Родной дядюшка нашего с тобой хозяина.

– Да ну! И кто же он?

– Издатель.

– И что же он издает?

– В том-то и штука, что ничего не издает,- отвечал Сандро, держа нос по ветру, как лайка с хорошим верхним нюхом.

– То есть как – ничего?

– А зачем ему издавать? У него есть одноименный с издательством банк, и деньги ходят по кругу – туда-сюда, туда-сюда.

– И что же?

– И этого достаточно. Но он приезжает рано утром в свой офис и редактирует.

– Что редактирует? – не унимался я, перестав что-либо понимать.

– Правит рукописи.

– Но зачем?

– Любит свою работу. Вообще-то он редкостный самодур. Со всеми кроличьими чертами: авторитарен, лишен какого-либо намека на артистизм, организатор-маньяк, лжив, пуст, единственная цель – кем-нибудь руководить; но и это у него плохо выходит, поскольку он не знает людей и чаще всего промахивается, недооценивая окружающих и партнеров. Приличные люди от него бегут как от чумы, поэтому он, как всякий тиран, окружает себя какими-то уродами и карлицами, шутами и полоумными, которым некуда больше податься…

– Да ты физиономист! – восхитился я, попутно отметив про себя, что оценка Сандро была чересчур эмоциональна для естествоиспытателя в светском лесу.

– Немного,- скромно кивнул Сандро.- Но не в данном случае.

Просто я давно с ним знаком. Когда-то даже работал на него

“негром”. Написал ему брошюру. Про трамвай.

– Про что? – поперхнулся я виски.

– Он при коммунистах служил под крышей одной из центральных газет в Праге. И много писал о трамвайной промышленности братской страны. Вжился в тему и стал трамваеведом, так сказать.

А заделавшись при Горбачеве издателем, заказал мне брошюру к столетию изобретения трамвая на основе своих газетных статеек…

Мне тогда позарез были нужны деньги, а дареной кобыле в жопу не смотрят,- закончил Сандро в своей несколько натужно-простонародной манере, бросил “жди здесь” и устремился в кучу малу у фуршетных столов.

Я наблюдал за происходящим с несколько тоскливым чувством человека, попавшего на чужие именины, как вдруг ко мне обратился невысокий господин в золотых очках, седлавших довольно основательный для его габаритов нос, господин до странности знакомой наружности.

– Вы меня не узнаете? – спросил он с небрежной улыбкой.

Тут меня осенило. Одно время он был каким-то экономическим министром в одном из быстро менявшихся наших правительств, а нынче возглавлял один из самых известных коммерческих банков.

– Как же,- сказал я,- я вас много раз видел по телевизору.

– Да нет же! – поморщился банкир.- Мы с вами учились в одной школе. Только я двумя годами младше.

И тут меня осенило. Я действительно вспомнил смешного недомерка с большим носом и уже тогда в очках. Но я был старшеклассником, а он – классе в седьмом, и потому, разумеется, водиться мы никак не могли.

– Читаю вас в Газете,- процедил он еще более небрежно через оттопыренную губу.- Бывает занятно…- И, протянув мне визитную карточку, взял под руку жену – она успела подарить мне светскую натужную улыбку – и прошествовал дальше, не попрощавшись. Тут я заметил, что рядом со мною стоит невесть как материализовавшийся

Сандро.

– Было любопытно, Кирюха, наблюдать вас рядом,- сказал он каким-то незнакомым неверным голосом. И я понял, что на него мое нежданное знакомство произвело сильное впечатление.- Ты мог бы представить меня.

– Что ты, мы и незнакомы вовсе. Так, учились когда-то в одной школе…

– Ты должен был представить меня! – сказал Сандро с нажимом. И потом задумчиво: – Кажется, этот ближе всего к Иа-Иа.

Я вдруг отчетливо понял, что Сандро не совсем в себе.

По-видимому, эта самая светская жизнь контузила его. К тому же я заметил странную вещь: чем больше Сандро шаркал по залу туда-сюда, тем более танцующей становилась его походка. В нем, таком всегда элегантном, но вполне мужественном, замаячило, мне показалось, словно что-то женское.

Тут к Сандро подбежал запыхавшийся фотограф из Газеты, едва таща, казалось, свой огромный кофр.

– Коля, везде тебя ищу! – крикнул он.- Ну кого снимать, показывай!

Дело в том, что Сандро обычно брал на разнообразные светские рауты кого-то из фотографов Газеты, а потом сам отбирал фотографии для своей полосы. Причем от работы фотографов во многом зависел успех его рубрики, так что он с ними много общался, а иногда даже в ожидании, когда ему сделают нужные отпечатки, сидел у них в помещении и играл в нарды.

Так что не было ничего странного в том, что молоденький фотограф обратился к нему за указаниями. Но лицо Сандро перекосилось. Мне даже на миг показалось, что он готов ударить фотографа, так он был зол.

– Я не для того здесь, чтобы давать вам уроки! – раздельно проговорил он сквозь зубы, на фотографа не глядя.- Вам платят за то, чтобы вы работали. Работали, ясно? Профессионально работали.