Поэтому нет смысла продолжать этот бессмысленный разговор.

– Ай, молодца! – Пэм от души рассмеялась. – И как он это воспринял?

– Следует отдать ему должное – Максик сохранил лицо и сказал, что будет рад, если я всё-таки решу навестить его, когда мне станет одиноко. Я заверила его, что если воспылаю таким желанием, то не стану сдерживать себя ни разу. Налей-ка мне ещё вина.

Звонок в прихожей нарушил идиллию. Пэм поднялась с ковра:

– Вот блин, принесли кого-то черти. Пойду, открою.

Хлопнула дверь в прихожей. Даша прислушалась к шуму невнятных приветствий, прикидывая, кто бы это мог быть. После длительного шуршания снимаемой верхней одежды, упорного поиска тапочек и прочих ритуальных действий, обычно сопровождающих приход гостей, в комнату ввалились Митрич с Коксом, а за ними вошла Пэм. Митрич был нетрадиционно возбуждён, непривычно нетрезв, а его забинтованная левая рука болталась на перевязи. Кокс же, абсолютно привычно пьяный, ржал и восторженно гугукал:

– Дашка, привет! Классно выглядишь! Чё это у вас тут – косметический салон? Киряете тихо-мирно? Педикюрчики малюете?

– Маникюры! Знаток хренов, – фыркнула Пэм.

– Один хуй! А мы к вам пришли искать политического убежища! -

Кокс оглянулся, вынул из серванта бокал побольше и набулькал себе вина по самые края. – Ну, со свиданьицем! – он отхлебнул и развалился в кресле. Незамысловатость тоста его совершенно не смутила – Кокс был противником большого количества текста, когда уже налито.

– За каким ещё убежищем? – Пэм подала Митричу бокал с вином. Тот благодарно принял его и уселся на пол.

– Да вот у Митрича казус приключился. Рассказывай, чувак!

Девчонки, это просто цирк шапито! Я чуть не обоссался от смеха, когда услышал! Старый, не тяни вола за хвост, рассказывай!

– Да чего тут рассказывать, – Митрич поставил бокал рядом с собой и почесал здоровой рукой затылок. – Я сегодня дома фигню вытворил – печку взорвал нафиг.

– Это как? – Даша и Пэм недоуменно воззрились на него.

– Ой, бля, это пиздец! Девки, не подпускайте его к печкам – а то он и здесь чё-нить взорвёт! – Кокс завалился набок в новом приступе хохота.

– У меня батареи. Да перестань визжать, – одёрнула его Пэм. -

Мить, чё случилось-то?

Страдалец недоуменно развёл руками:

– Да я и сам толком не понял… Короче, встретил я днём Колюню.

Он два года в Москве работал, а вчера приехал на пару дней. Типа в отпуск. Ну, спрыснули мы это дело, как полагается. Хорошо так приняли – граммов по четыреста. Я решил перед репой заскочить домой и пожрать толком – а то мы сидели в каком-то шалмане, где и жратвы-то человеческой не было, сплошные салатики. Пришёл я домой, жена мне борща налила в тарелку, ну а я держусь от неё подальше, чтоб не заметила, что кирной. Факел от меня опупеный. Но я конспиратор нехилый – стараюсь не шататься и дышу носом. Думаю – пожру быстренько и слиняю. Жена говорит – зажги, мол, печку, а то прохладно. А меня чёто переклинило – наверное, от того, что сильно зациклился на конспирации. Подошёл я к печке, открыл газовый кран, а потом гляжу – спичек рядом нет. Ну и оставил газ открытым, а сам пошёл за спичками. Пока нашёл, пока пришёл… Ну, сами понимаете, шифровался – на это тоже уйма времени ушла… А газу в печке накопилось дофигища – кран-то я открытым оставил… Короче, спичку зажёг – а оно ка-а-а-а-ак рванёт! – Митрич сделал драматический жест рукой и смёл с тумбочки все пузырьки с лаками и умными эмалями. -

Ой, простите, я нечаянно… Меня от печки отбросило метра на три. И первое, что я сделал – это выпал на измену, что жена выкупит, что я пришёл кирной. Хуйня, думаю, сделаю вид, что ничо не было, и буду дальше конспирироваться. Быстренько сел за стол и ем борщ, как ни в чём не бывало…

Митрич отхлебнул вина, посмотрел на слушателей, корчащихся от смеха, и продолжил:

– Сижу, ложкой в тарелке ковыряюсь. Типа ем. Шифруюсь, само собой. Забегают жена с тёщей – Митя, что случилось? Я, типа, делаю удивлённое лицо – а что такое? Они – да что-то взорвалось! Я пожимаю плечами – не знаю, мол, не слышал. Они смотрят куда-то вверх, я за ними глаза поднимаю – мама дорогая! Крышу у печки снесло набекрень и стоит невъебенный столб дыма и сажи! И хлопья чёрные по всей комнате кружатся! А потом смотрю – рука, в которой ложку держу, вся чёрная от копоти и кожа на ней лохмотьями висит. Кошмар! Вся конспирация – к хуям собачьим! Ну, в общем, перевязали меня, а потом пилили целый вечер. Сообща… Двуручной пилой… Я сначала честно терпел…

Терпел, терпел… Виноват, думаю – надо терпеть. Потом заебался терпеть и эвакуировался – свалил типа на репу. Играть пока не могу – репу пришлось отменить. Вот и решили с Коксом к вам заглянуть – не пойду сегодня домой, если ночевать отставите.

– Оставим, конечно, – успокоила его Пэм, отсмеявшись. – Не отдавать же тебя на съедение жене с тёщей. Да ещё с двуручной пилой.

Ляжешь здесь на диване, а Коксика устроим на кушетке. Кстати, а что

Пепел? Сердился, что репа накрылась?

– Пепел помирился с Татьяной, так что ему всё по цимбалам. Поржал вместе со всеми и свалил к ней – они там друг на дружку не налюбуются, – Кокс скорчил постную рожу и закатил глаза.

– Как он там вообще? Депрессирует?

– Какое там! Говорю тебе – помирился с чувихой. Летает на крыльях энтузиазма, полон новых идей и ебёт всем мозги – типа творческий взлёт у него. Может я это, за флаконом сгоняю? Не будем же мы вот так тупо сидеть целый вечер?

– Открой бар – там коньяк был. И бокалы сразу возьми. А в кухне лимоны и шоколад – принеси, пожалуйста. Только порежь – а то с тебя станется откусывать от целого лимона.

– Чо ты меня ваще за шаромыжника какого-то принимаешь, – обиделся

Кокс. – Сделаю всё в лучшем виде, – и ринулся в кухню.

А Митрич постепенно оттаивал душой, чувствуя себя в этом гостеприимном доме всё свободней. На сегодняшний вечер он защищён от кровожадных поползновений жены и тёщи, а завтра… Завтра всё образуется – на то оно и завтра.

_Current music: _ _ария_ _ _ _из_ _ "Notre Dame de Paris"

" Belle " (промежуточное действие с диалогами в стиле дамских романов)

– Мне кажется, Лёшка, ты в прошлой жизни был ежом.

– Угум… – лениво соглашается Пепел, не открывая глаз.

Он блаженствует – всё-таки, здорово валяться вместе с любимой женщиной в громадной ванне, утопая в хлопьях душистой пены, и ощущать, как эта самая женщина совершает над тобой массу разнообразнейших невероятно приятных штучек. Голову вот так нахально пристроить у неё на груди и сомкнуть веки, наслаждаясь её прикосновениями, по которым так дико скучал в последнее время…

Иногда приоткрывать левый глаз, по-шпионски любуясь тёмным соском, красиво контрастирующим с белоснежностью пены.

– Поэтому ты такой колючий и вредный, – продолжает Татьяна, водя пальчиком по хитрым лабиринтам татуировок на его плече. – Пытаешься к тебе поближе подобраться – а ты все свои иголки наружу выставляешь.

– Ну-у-у-у, это раньше было. А сейчас я белый, пушистый и ласковый, – Пепел пытается устроиться поудобнее, но мокрая рука соскальзывает с края ванны и он неожиданно погружается в пену с головой. – Тьфу, чёрт, горькая! А пахнет вку-у-у-усно! – он таращит глаза и отплёвывается.

Татьяна смеётся, рассматривая его озадаченную физиономию, торчащую из хлопьев пены:

– Дитё малое – третий класс, вторая четверть.

– Да! – с энтузиазмом поддерживает её Пепел. – Но для того, чтобы это понять, нужно залезть со мной голышом вот в такую ванну!

Татьяна улыбается и сооружает ему на голове рожки из пены.

Любуется своим творением:

– Вот так лучше. Прикольно смотришься – совершеннейший марсианин.

– Ага! Так ты любительница марсианей? – Пепел в шутку хмурит брови. – Попахивает сексуальным извращением!

– Это ты меня извращенкой назвал? – Татьяна в притворном гневе набрасывается на Пепла, колотя его по груди кулачками. – Ты за это ответишь, гнусный инсинуатор!