Великобритании. Они и взрывчатку английского происхождения подкинули заговорщикам, Гиммлеру вовсе не хотелось отрубать головы командованию вермахта, взрыв объяснили бы бомбой с английского самолета. Спуститесь вниз, на узел связи… да нет у вас времени на это, так поверьте мне… Там намеренно отправляют по округам приказы, не имеющие силы. Чем занимались вы, готовя переворот, задумывая заговор? Где были ваши глаза? Почему смещен предшественник
Ремера? Об этом думали? Кто постарался повысить Штауффенберга до должности, обязывающей Гитлера звать его к себе на совещания? С опозданием на четыре часа Ольбрихт вводит в действие “Валькирию”, но половина командиров частей отсутствует, именно та половина, что посвящена в заговор. Постарались люди Гиммлера. Они же саботируют все. Слепые щенки, вот вы кто! Я вас позавчера спрашивал: некий странный полковник арестован, назвал всех участников заговора, но никого не арестовывают – вам понятно теперь почему? Да чтоб
Штауффенберг беспрепятственно пришел к Гитлеру с бомбой. И ваша надежда на охранный батальон лопнет, мечты ваши рассеются. Вам не показалось странным, почему на ударную силу Штауффенберга, на этот охранный батальон “Великая Германия” в марте назначен верный служака, лично преданный Гиммлеру?
Гизи быстро глянул на часы.
– Он вот-вот арестует Геббельса!
– Да хватит вам играть в детство!.. К Ремеру приставлен партийный функционер, офицер по национал-социалистическому воспитанию, Хаген его фамилия, он вчера вечером специально проинструктировал батальон, что делать тому сегодня. Да и сам Геббельс будет участвовать в этом спектакле неудавшегося ареста.
Гизи сделал нетерпеливое движение плечами… Опустил голову. Вздохнул.
– Я догадывался… Я мог бы понять, что все мы – куклы, которых дергают за ниточки… Пешки. Но попробуй я сказать это! Сейчас понимаю весь ужас этого недомыслия взрослых все же людей…
Штауффенберг, волк среди этих овечек, обо всем догадывался, потому и хотел Гитлера уничтожить вместе с Гиммлером. Да тот уже не один месяц избегает появления рядом с фюрером. Господи, что делать, что делать?.. Может, вы что-нибудь придумаете?.. Я знаю, кто вы, знаю!
Вы полковник Ростов.
Гизи встал, приблизился к Ростову. И тот тоже встал. Они смотрели друг в друга.
– Полковник, я вас умоляю. Придумайте же что-нибудь! Во все воинские части отправлены посланцы Штауффенберга, офицеры, награжденные
Рыцарским крестом. Но и у вас тот же крест!
Минута, другая, третья… Глубокий вздох наполнил легкие Ростова подъемным воздухом, ноги его едва не оторвались от пола, все поплыло в глазах – и тихо, тихо, все теплее и горячее начало набухать в нем чувство возвышения над миром и мирными людьми… Что-то всколыхнулось в нем, ему почудился далекий лошадиный топот, рев толп, кожа его уже стала опаляться жаром далеких пожаров… Звон сечи и раздавшийся над ухом разбойничий свист – все незнакомо, все не слыхано и не видано, и все же свое, родное, зовущее…
Он дышал тяжело и радостно. Рука его опустилась на плечо Гизи.
– Слушай и отвечай! Роты пиротехнического и оружейно-технического училищ заняли опорные пункты у Цейхгауза?
– Да!
– Ударные группы стоят на Унтер-ден-Линден?
– Да!
– Радиостанция в Кениг-Вустерхаузене захвачена?
– Да! – прокричал Гизи.
– Радиоцентр на Мазуреналлее взят?
– Да!
– Связь с дивизиями русских добровольцев установить можно?
– Да!
– Так вот, по радио, плакатами, чем угодно объявить всей нации:
Гитлера убил Гиммлер! А если не убил, то держит фюрера в заточении и объявленное выступление фюрера по радио – фальшивка. Пора понять, что для успеха государственного переворота надо лгать, лгать, лгать!
Танки еще не оцепили правительственный квартал, а по радио объявить: танки подходят, танки все ближе… Или, по радио же, оглушительное известие: “Арестован министр…” Не важно кто. Доктор Геббельс, к примеру. Зачитывайте по радио телефонную книгу, выборочно, указывайте: это те, кто перешел на сторону новой власти. И – провокации! Используйте любой повод! Открывайте двери тюрем и лагерей, выпускайте на волю убийц и грабителей, лишите гражданское население продовольствия, аннулируйте все талоны и карточки, создайте хаос в стране – и тогда вмешательство армии будет оправданным. И всюду – ударные отряды вермахта, они должны выглядеть прибывшими с фронта: каски, автоматы, пулеметы МГ-34.
Все ближе и ближе конский топот, сабельный звон все слышнее и слышнее, с гиканьем пронеслась сотня всадников, на ходу поджигая хаты, и боевая песня зазвучала… А вокруг – полыхание вселенского пожара.
– Все введенные в центр Берлина танки не из регулярных частей вермахта, а подчиняются полковнику Больбиндеру, это мой старый друг, его можно уговорить или заставить. Вицлебен здесь, идите к нему вместе с Ольбрихтом, пусть назначат меня командующим танковыми силами Берлина! Пусть переподчинят русские дивизии Гепнеру! Им, русским, терять нечего, большевики их всех под нож пустят, а на стороне заговорщиков им хотя бы светит кое-какая надежда на милость победителей.
Из уст Гизи так и не прозвучало “Да!” В глазах его полыхал ужас. Он завороженно смотрел на Ростова.
– Да не подпишет Вицлебен такого приказа! – Гизи сел. Приподнял бутылку вина. Посмотрел, что в ней. – Потому что танки в соподчинении у кого-то там, не помню уже, то есть надо десять кабинетов обегать, чтоб завизировать приказ. А что касается
Больбиндера, то к нему приставлен эсэсовский танкист, оберштурмбаннфюрер Копецки, уже успевший подчинить себе русских добровольцев. И что толку с радиоцентра… Текста обращения к нации еще нет, Бек и Герделер запутались в терминах. Бог мой! Я ненавижу большевиков, но теперь преклоняюсь перед их мудростью: они перед взятием власти отменили в 1917 году все воинские звания, они уравняли всех, у них солдаты командовали дивизиями, всех министров арестовали, и оказались правы! Только анархия хаоса создает устойчивую власть! Только бессмысленный и всем понятный лозунг о бедных и богатых! Не только кровь нужна, идея необходима! Мирового значения! Чтоб все недовольные чем-то взялись за камень и палку.
“Долой эксплуататоров!” – например. Да только под такую идею и можно проливать чужую кровь. Спасение Германии? Да ее хотят спасать все, но по-разному!
Промчались кони, обдав Ростова потом и запахом навоза, все тише и глуше звенели клинки и мечи, прокравшаяся через все караулы и посты ликующая песня увяла…
Ростов очнулся, он вновь стал немцем. Сухо, жестко смотрел на поникшего Гизи.
– Бегите, бегите скорее, пока вас не арестовали! В Швейцарию бегите!
И ни слова о том, что здесь плясали под дудку Гиммлера. Бегите!
Никто или почти никто не уцелеет из тех, кто сейчас на этом этаже, а спасшиеся не осмелятся рассказать о бедламе, в который превратился штаб заговора. Немедленно исчезайте. Я не хочу больше терпеть вас здесь. Вы ведь не пустите себе пулю в лоб, вы послушно поднимете руки. А этот человек, – Ростов кивнул на Крюгеля, черная фигура которого на фоне окна выглядела по-палачески мрачной, – проводит вас. И срочно меняйте укрытие, единственный выход для вас – дождаться новых документов от своих американских друзей, со старыми вас схватят на границе, с минуты на минуту Гиммлер закроет ее…
Сейчас вам дам пропуск, подписанный Штауффенбергом…
– У меня есть такой. Он не действует, меня уже два раза останавливали патрули…
– В пределах этого здания он еще срабатывает… Ну, спешите!.. И последнее… И последнее: обо мне, о том, что я здесь, – ни слова. А скажете, – он кивнул на безмолвно стоявшего грозного Крюгеля, – он сам заговорит, он глотку вам перережет!
– Да, да, я обещаю…
– Ну, бегом марш!
– Но Штауффенберг…
– Да, знаю, он, конечно, будет расстрелян. Его не просто обязаны расстрелять, он сам должен подставить себя пуле… Уходите! Срочно!
Вернувшийся Крюгель с надеждой смотрел на Ростова, порываясь что-то сказать и не решаясь. Вымолвил лишь одно слово: “Штауффенберг”.