Изменить стиль страницы

«Мы все это знаем, но нет ничего, что мы можем с этим поделать», — старый маг прикрыл глаза ладонью. Он не спал уже неделю, лишь благодаря особому отвару оставаясь в сознании. Молодой капитан гвардейцев был прав, но, в то же время, маг знал, что надежды не осталось. У Великого Града не осталось ничего. Ни времени, ни надежды, ни людей, ни шанса на спасение.

«Этот город был выстроен для защиты Роси. Мы все клялись, что пока хоть капля крови осталась в нашем теле, ни одна тварь не пройдет мимо нас!» — Тиан Берсерк поднялся. Пересекающие его лицо шрам побелел, а щеки побагровели. Бешеный нрав его был хорошо известен, за это Берсерком и прозвали… Но сейчас он был прав. Прав… Может быть у Града не осталось надежды, но у него все еще был Тиан Берсерк — Великий Воин, хранимый огнем и сталью. Неистовый Ворон…

«Темнеет, скоро пойдут на приступ», — заметил кто-то из молодых магов, словно цыплята, сбившихся в кучку.

Глава Совета молчал. Он никак не мог решить. Остальные ждали.

«Оповестите Град, что…», — начал маг и, запнувшись, тихо закончил: — «Мы должны выстоять хотя бы эту ночь. Академия не успеет, но если мы дадим им сутки отсрочки, они успеют встретить демонов у Реки. Вы знаете — наши земли не обжиты. Жертвы будут, но они — ничто, по сравнению с теми, что ждут Рось, если демоны перейдут Реку… Пусть на стены выходят все: женщины, старики, дети, раненые, способные стоять на ногах». — Он помолчал, потом повернулся к молодым коллегам. До этого они лишь помогали держать круг, но сейчас… Они едва выпустились из Академии, не нюхали еще стали, но выбора нет… — «Вы идете на стены», — сказал он им. — «Не буду лгать, шансов дожить до утра у вас нет, но шаманов нужно отвлечь от стен, заставить защищать своих…»

Я весь превратился во слух. Нара рассказывала эту историю иначе. Совсем иначе. По ее словам родоначальник Берсерков был безумен и думал лишь о том, как забрать с собой побольше врагов и союзников. Не то, чтобы я ей поверил, но…

Я никогда не смогу понять, как мог Берсерк увести целый город в Огнь… Но если все было именно так, как говорит Кольд, что бы я сделал на месте предка? Сумел бы пожертвовать жизнями тысяч ради того, чтобы задержать врага, дать Академии время, столь необходимое? О славе ли он мечтал? О том ли, чтобы его жертву помнили?

Барды поют о том, как в последнюю секунду он приказал открыть ворота. Говорят, что это Берсерк хотел погибнуть в бою, что он звал смерть… Но…

Они продержались до полуночи. Потеряв половину своих защитников, Град все еще стоял. Барды назовут эту ночь — ночью Тьмы, Пламени и Снега и это действительно было так. Полыхал Град, трещали костры под его стенами, разрывая чернильную Тьму. И падал Снег — такой белый, саваном укрывая погибших, платом ложась на волосы и плечи.

«Нам конец», — хмуро заметил старый маг, все это время наблюдавший за боем из башни Совета. — «До утра не достоим».

Берсерк, недавно вернувшийся со стен, закусил губу. Маг был прав — не достоят. Женщины, старики да дети — вот все, кто у него остался. Да еще треть его полка, лучшие — он приберег их до времени, когда больше надеяться будет не на что.

«Вы верите в Единого?» — спросил он старика, устало осевшего в своем кресле. — «Если верите, то молитесь. Молитесь, чтобы мы продержались еще хоть минуту, хоть полчаса…»

Он выбежал из зала Совета, хлопнув за собой скрипучей дверью.

«Они пошли приступом на восточные ворота», — сообщил один из его гвардейцев. В его глазах был невысказанный вопрос. Почему они медлят? Почему лучшие воины, которыми располагает Рось, не там, не на стенах, не под ними?

«Пора», — тихо сообщил Берсерк, а затем во весь голос гаркнул: — «Седлайте коней!»

Вспомнилась ему с чего-то улыбка Огненной, которой он был обязан своим назначением. С тех пор он ни разу не видел ее, только иногда, во снах, вспоминалась ему рыжеволосая женщина, научившая его — пока ты не сдался, не все потеряно.

Они подъехали к воротам как раз вовремя. Ворота трещали под ударами тарана — еще пара ударов, и все. Свистели шмели-стрелы, выл кто-то пронзительно. Привстав в стременах, Берсерк осмотрел свой маленький отряд. А потом на мгновение закрыл глаза…

«Открыть ворота!» — крикнул он, в тот же момент они рухнули, придавив тех, кто бросился выполнять приказ.

Хлынули в город демоны, одетые в шкуры и кожу, украсившие себя частями замученных ими пленников. Десятки… сотни… А навстречу им с саблями наголо вылетел его отряд. И впереди всех летел Тиан Берсерк, круша и рубя не глядя. Он несся туда, где среди черного дыма плясали и били в бубны шаманы.

«Победа иль смерть!» — рычал он. Вился в руках мальчишки, недавно пришедшего в полк и назначенного вестовым, стяг — алый ворон на черном фоне…

Я встал, не в силах больше слушать, чувствуя, как проваливаюсь в чужую память, вновь вижу перед собой ухмыляющегося шамана, вновь тяну руку, загребаю в горсти пламя…

Выскочив в осеннюю ночь, я отошел чуть от входа и уселся на мостовую, прислонившись спиной к холодной стене.

Не ненависть, не жажда крови и победы — всего лишь отчаяние, вот что двигало родоначальником Берсерков.

Я засмеялся. Как глупо. Я почти возненавидел его — Великого и не знающего пощады Воина. А он… оказался всего лишь человеком. Человеком, который защищал свою родину, который от отчаяния готов был на все.

— Ты так и не дослушал до конца. — Я и не заметил как Кольд подошел. Сколько времени я тут сижу? И ведь не замерз…

— Я знаю, что было дальше, — ответил. — «И встали они, и пошли. Живые и мертвые. Мертвые и мертвые»…

— Да, все так, — Кольд протянул мне руку, помогая подняться. Уже у входа в «Хвост» он произнес: — Только вот я не об этом. Я о клятве.

— О клятве? — не понял я.

— Погоди, давай воздухом подышим, — предложил Кольд. — Там народ расшумелся. Они всегда такие… Пока историю по косточкам не разберут, не успокоятся. Сколько всегда помню, всегда так было — традиция.

Он запрокинул голову, вздохнул и продолжил:

— Так вот, что я хотел сказать-то… Менестрели поют о Тиане Берсерке, уведшем в Огнь жителей Великого Града — врут, собаки. Никуда он никого не уводил. Что отдал — то верно, но вот уйдешь в Огнь — не встретишь там армии своего великого предка. Нет их там.

Я невольно заинтересовался.

— Так где же они тогда?

— Спят, — кратко ответил Кольд, а потом объяснил: — Спят его алые гвардейцы, спят маги и жители Великого Града. Ибо не в бою за свои жизни пали они — за Рось. И поклялись они, что не будет им покоя, пока ступают по землям этого мира ноги отвратительных демонов с края мира. Они ждут. Ждут, пока не придет время мстить, пока не окажутся их потомки пред лицом той же напасти, пока не призовет их командир, пока не заполыхает среди тьмы и снега осеннее пламя…

— Красиво сказываешь, — я вздохнул. — Только кто ж знает, как их призвать? Да и демонов тех, небось, академики уничтожили.

— Все может быть, — пожал плечами Кольд. — Что знаю — то и рассказал тебе. Небось не таким тебе предок казался, а?

— Не таким, — признался я, зябко ежась. — О нем много что рассказывают, и везде изображают этаким монстром, полузверем, теряющим разум от запаха крови. А по твоему рассказу он…

— Он?

— Всего лишь человек. Со своими слабостями, страхами… Он действительно был таким?

— Кто знает, — Кольд усмехнулся. — Я — врун, каких Порядок не видывал. Сам решай, верить мне или нет. — Он прислушался к доносящимся из «Хвоста» разговорам. — Вроде стихло, пошли.

— Да нет, — неожиданно передумал я. — Ты мне своими байками весь аппетит отбил, пойду-ка лучше домой, а то Нара, небось, волнуется.

— Нара волнуется! — передразнил меня колдун. — Ты со своей Нарой как с торбой писаной носишься! Говорю тебе — ничего хорошего из этого не выйдет.

— Кольд, ну что ты так?! — разозлился я. — Тебе же она нравится. «Красавица» то, «красавица» се… Это ты с ней всю дорогу носился!