Здесь прежде всего проявилось — вопреки всем всезнайкам, умно-осторожным советчикам и маловерам-пессимистам, — что дело революции 1905 г. не погибло, что жертвы, которых она тогда стоила, были принесены не напрасно, что отважно-революционный характер требований, выдвинутых социалистическими рабочими, оказался весьма «практичной» политикой. Сегодняшние мужество и энергия русской либеральной буржуазии — всего лишь слабый отблеск огненных сполохов 1905–1907 гг. Тогда размах мощи пролетариата через короткое время бросил буржуазию в объятия контрреволюции, сегодня он в первый же момент побудил ее сразу встать во главе движения именно для того, чтобы предотвратить повторение подобного развертывания этой мощи.
Революция в России, таким образом, с первого натиска победила бюрократический абсолютизм. Но эта победа — не конец, а лишь слабое начало. Ведь, с одной стороны, рано или поздно начнется попятное движение буржуазии со своей выдвинутой в данный момент вперед позиции решительного либерализма. Это с неизбежной логикой вытекает из ее общего реакционного характера и ее классового противостояния пролетариату. С другой стороны, однажды разбуженная революционная энергия русского пролетариата со столь же неизбежной исторической логикой должна вновь повернуть в русло решительно демократического и социального действия и снова развернуть программу 1905 года: демократическая республика, восьмичасовой рабочий день, отчуждение помещичьей собственности и т. д. Но прежде всего для социалистического пролетариата России отсюда вытекает самый настоятельный лозунг, неразрывно связанный со всеми другими: конец империалистической войне!
Здесь программа русского революционного пролетариата вступает в острейшее противоречие с русской империалистической буржуазией, которая грезит о Константинополе и наживается на войне. Действие ради мира именно в России, как и везде, может развернуться только в одной форме: это революционная классовая борьба против собственной буржуазии, борьба за политическую власть в государстве.
Такова неотвратимая перспектива более отдаленного развития русской революции. Будучи далека от завершения своего дела, она пока исполнила лишь краткую увертюру, за которой последуют мощнейшие классовые бои за мир и радикальную программу пролетариата.
Огромная историческая драма на Неве не обошлась без сопутствующих ей милых игр сатиров на Шпрее. Если память нам не изменяет, лозунг, выдвинутый 4 августа 1914 г., гласил: освобождение России от царского деспотизма. Это якобы было священной целью бойни народов, и будто именно ради этой «старой программы Маркса и Энгельса» мужи германской социал-демократической фракции решились поддержать войну.
А сейчас? Где же ликование по поводу достигнутой цели ведущейся Германией войны? Где же триумф в правительственной прессе: «Мы этого добились, ура!»? Словно подмоченные пудели, взирают германские «освободители» на дело русской революции, не в силах даже сделать приличную гримасу, «хорошую мину» при плохой игре. Комедия первых месяцев войны, этот инсценированный немецкой социал-демократией и для немецкой социал-демократии фарс с целью надувательства народных масс настолько позабыты, что актеры больше и не пытаются хоть как-то прикрыть свое испорченное настроение извлеченными из-под слоя пыли масками.
Пронизывающий до костей страх перед усилением России в результате ее внутреннего обновления, страх перед бросающимся в глаза и вызывающим насмешки сравнением между освободившейся собственными силами Россией и освобожденной «германским кулаком» «независимой Польшей», страх прежде всего перед дурным русским примером, способным испортить добрые нравы германского пролетариата, — вот что, как чертово копыто, вылезает отовсюду наружу. А в газетке свободомыслящих, издаваемой Моссе, некое светило германского либерализма с полной наивностью хочет привести утешительное и успокоительное доказательство того, что великолепное «освобождение России», то самое, которое являлось священной целью войны Германии, все равно разобьется вдребезги из-за внутренних трудностей и погибнет в разгуле анархии.
Но и германский пролетариат тоже поставлен событиями в России перед вопросом о своей чести и судьбе. До тех пор, пока во всех воюющих странах царит кладбищенская тишь и слепое повиновение, бездействие пролетариата — это интернациональная солидарная вина, общая мировая беда, которая делится на всех солдат, хотя и не в одинаковой мере. Но поскольку в России пролетариат расторг «гражданский мир» открытой революцией, германский пролетариат, и дальше спокойно поддерживая военную акцию, наносит ему удар прямо в спину. Теперь сражающиеся на Востоке германские войска воюют уже не против «царизма», а против революции. И поскольку русский пролетариат у себя дома развертывает борьбу за мир — а она уже наверняка началась и с каждым днем будет все сильнее, — застывшее пребывание германского пролетариата в положении послушного пушечного мяса превращается в открытое предательство им русских братьев.
«В России прогремел первый выстрел». Россия сама освобождает себя. Но кто же освободит Германию от диктатуры сабли, остэльбской реакции и империалистической бойни народов?
Теперь, когда картина русской революции, а особенно ее действий, несмотря на все привнесенные заинтересованными буржуазными корреспондентами обволакивающие, мистифицирующие примеси, становится более ясной и четкой, можно выделить из груды мелочей и подчеркнуть некоторые основные черты этих огромных событий.
В данный момент Россия снова подтверждает старый исторический опыт: нет ничего более невероятного, невозможного, фантастичного, чем революция за час до того, как она разразилась; нет ничего более простого, естественного и само собою разумеющегося, чем революция после того, как она дала свою первую битву и одержала свою первую победу. Ведь сколь тщательно ни описывались в немецкой прессе с давних пор внутренние волнения, кризисы, брожения в царской империи, ныне немецкая общественность, как и весь мир, явно в полной растерянности взирает на неожиданный грандиозный спектакль русской революции.
Еще за неделю до ее начала можно было привести тысячи причин ее невозможности: народ подавлен ужасной войной, нуждой и нищетой; буржуазные классы навсегда излечены от мечтаний о свободе воспоминаниями о революции десятилетней давности, да к тому же прикованы к царизму планами империалистических завоеваний; широкие слои рабочего класса деморализованы вызванным войной националистическим безумием, его лучшее социалистическое ядро понесло страшные потери из-за кровопускания войны, раздроблено диктатурой сабли, не имеет ни организации, ни печати, ни руководства. Ясно, как дважды два — четыре, и это можно было доказать до мельчайших подробностей, что ныне в России, хотя и возможны взрывы отчаяния и анархии, но современная, целеустремленная, идеально упорядоченная политическая революция там просто-напросто немыслима. И что же? Все — ложь, пустые слова, болтовня! Революция узаконила себя тем единственным путем, которым узаконивает себя любое необходимое движение истории: борьбой и победой.
Две черты особенно поражают европейскую общественность в русских событиях: их быстрый победный ход и радикализм, который они проявили уже с первого момента. Ведь даже Временное правительство, состоящее сплошь из слабосильных буржуазных элементов, высказалось за демократическую республику! Но обе эти черты могут поразить только поверхностный взгляд филистера, который никогда не замечает более глубоких исторических взаимосвязей между днем сегодняшним и вчерашним. Для того же, кто не упускает из виду, что революция марта 1917 г. является лишь продолжением революции 1905–1907 гг., задержанной контрреволюцией, а затем мировой войной, не могут быть неожиданностью ни ее быстрая победа, ни ее решительное продвижение вперед. Ведь она выходит теперь из чрева русского общества просто как зрелый плод усилий, боев и жертв последних десяти лет и служит таким образом утешительным доказательством того, что не были напрасны ни одна капля крови, пролитой в это страшное десятилетие нашими русскими братьями за дело свободы, ни один-единственный день тюремных и каторжных мук, пережитых столь многими русскими товарищами. Свободу, которой они теперь наслаждаются, они вполне заслужили и сполна за нее заплатили.