Мы живем в переходный период, в период выжидания. Грудь каждого сознательного рабочего полна нетерпения, стремления ускорить окончательную победу революции. В такой атмосфере возникает желание какого-то физического, зримого революционного действия, а отсюда — опьянение покушениями, бомбами или хотя бы бурными спорами об оружии и вооружении.

Это состояние и эти чувства понятны. И все-таки этой мнимо революционной суматохе и шумихе нужно противодействовать со всей решительностью: товарищи, которые в этом состоянии некритичного самоопьянения поддаются треску и грохоту, показывают, что они не стоят на высоте задач социал-демократии, что они не понимают всей глубокой серьезности той классовой битвы, возглавлять которую мы призваны.

Есть два различных способа ускорить революцию и дезорганизовать правительство. Его дезорганизует нынешняя война с Японией, его дезорганизуют хунхузы в Маньчжурии, его дезорганизовывали голод и неурожаи, его дезорганизует потеря кредита на европейских биржах. Все это — те факторы, которые не зависят от воли и действий народной массы. Такого же рода, по сути дела, и тайное применение бомб отдельными лицами, убийство или ранение высших или низших полицейских чинов, хотя отдельные люди, совершающие эти акты, называют себя «социалистами» и воображают, будто действуют «от имени» рабочей массы.

Другой способ лишить правительство власти обусловлен выступлением самих народных масс, является выражением не случайности, а их политического сознания: всеобщая или частичная забастовка, остановка промышленности и транспорта, прекращение торговли, военные бунты, парализация бастующими рабочими железнодорожного сообщения, волнения среди сельскохозяйственных рабочих, массовое сопротивление мобилизации и т. п.

Первый способ вызвать хаос и смятение — посредством бомб и покушений, — по сути дела, для правительства, как укус комара. В России места каждого устраненного полицейского ждут сотни тысяч, обер-полицмейстера — по меньшей мере двадцать пять тысяч кандидатов. Вызванное бомбами замешательство может показаться опасным для правительства только людям, не умеющим думать и неспособным воспринимать ничего, кроме мгновенного действия, судящим о значении политического события по испуганным лицам «публики» и по влиянию на заячьи сердца и умы нашей буржуазии.

Только второй способ — дезорганизация правительства массовыми выступлениями — опасен для абсолютизма, ибо этот метод не только дезорганизует правительство, а одновременно организует ту политическую силу, которая свергнет абсолютизм и установит новый строй. Именно таким методом ускорения революции, и только им, призвана действовать социал-демократия.

Это кажется скучным и недейственным рецептом. Агитация, организация — всем этим мы уже столько лет занимаемся. Не можем ли мы теперь, в революционный момент, делать и что-либо лучшее, более действенное?

Тот, кто ставит вопрос так, вообще не понимает неизмеримой силы и революционной действенности социал-демократической агитации. Именно эта агитация, а не швыряние бомб и нанесение увечий полицейским на самом деле разгромит царское правительство. Ибо эта агитация готовит вспышку или вспышки всеобщей забастовки, а значит, непосредственное потрясение всего государственного строя и начало уличной революции; распространяет революционное брожение на провинцию, на деревни и тем самым расширяет и увеличивает область борьбы настолько, что правительство не сможет справиться с этим пожаром даже физическими средствами; подрывает военную дисциплину, а значит, ослабляет действие физического превосходства правительства; и, наконец, призывая широчайшие народные массы к открытой борьбе против правительства, она создает ту силу, которая, как мы видели во всех революциях Западной Европы, воздвигает баррикады, захватывает оружие, здесь и там частично побеждает войска, разоружает их, частично привлекает их на свою сторону и увлекает за собой.

Так вот, последнее слово в столкновении с абсолютизмом будет принадлежать физической силе. Но эта физическая сила исходит не от отдельных драчунов, швыряющих бомбы. Ее развертывает сама народная масса, приступающая к революции. И готовим эту силу именно мы, социал-демократы, когда несем политико-классовое просвещение на городские фабрики, под соломенные крыши деревень и в военные казармы, когда пробуждаем политическую жизнь, возмущение и сопротивление во всех сферах трудового народа, когда распространяем сотни тысяч прокламаций, организуем повсюду центры сознательных рабочих, на каждом шагу призываем массу сопротивляться правительству, используем каждый благоприятный момент для того, чтобы вызывать столкновения между народом и правительством.

Да, именно: агитация и организация! Это старые лозунги, такие же старые, как классовая борьба пролетариата, и они останутся живыми до тех пор, пока будет существовать капиталистический общественный строй. Но каждая фаза борьбы, каждый исторический момент вносит в нашу агитацию новую, свежую жизнь, придает ей новое содержание, новую силу, новую форму. Ныне содержание и жизнь нашей агитации состоят в том, чтобы пробудить рабочие массы, поднять их на революцию за их собственные политические и классовые интересы. И только таким образом, в прямых массовых столкновениях народа с правительством, возникнет вместе с политическим сознанием та физическая сила, которая сможет одержать победу над абсолютизмом, прикрывающимся штыками и пулеметами.

Революция в нашей стране [Польше] как часть общей рабочей революции в царской империи прошла трехмесячный период, началом которого была вспышка всеобщей забастовки 28 января [1905 г. ], а кульминационной точкой — демонстрация-стачка 1–4 мая. Уже этот короткий отрезок времени показал чрезвычайно быстрый рост и развитие революционного дела, подъем сознательности и силы рабочего класса, невероятное увеличение влияния социал-демократии. Но вместе с тем этот первый период революции выдвинул целый ряд важных вопросов, на которые социал-демократия как партия сознательного, борющегося пролетариата непременно должна найти ясный и четкий ответ.

Дело это вполне естественное. Во всех странах рабочий класс учится бороться лишь в ходе своей борьбы. Только такие партии, как ППС, воображающие, будто они социалистические и рабочие, а в сущности совершенно чуждые духу классовой борьбы, могут каждый раз с надутой миной утверждать: мол, они всегда имеют в кармане готовый план, позволяющий им «приказывать» рабочему классу, что и как он должен делать. Социал-демократия же, которая есть лишь передовой отряд пролетариата, часть всей трудящейся массы, ее плоть и кровь, ищет и находит пути и особые лозунги борьбы рабочих только по мере развития этой борьбы, черпая из нее самой все указания насчет дальнейшего пути.

В связи с двумя моментами пережитой нами фазы революции — начальной и конечной забастовкой этого периода — возникают главным образом два вопроса.

Всеобщая забастовка в январе, вызванная восстанием рабочих и кровавой баней в Петербурге и, как выражение политической борьбы, явно направленная против деспотизма, вскоре раздробилась на значительное число отдельных экономических стачек. Первоначальный единый лозунг — свержение абсолютизма и созыв конституционного собрания для провозглашения в царской империи республики — уступил место самым различным мелким профессиональным требованиям. Революционная волна рассредоточилась по всей линии, а через несколько недель, так сказать, впиталась в землю, временно ушла в песок.

Отсюда для каждого мыслящего товарища вытекает вопрос: не был ли этот переход к экономическим забастовкам внезапным упадком революционной энергии, отступлением, не являются ли экономические забастовки бесцельной возней с капиталом, напрасной растратой сил и не следует ли, учитывая все это, противодействовать такому раздроблению всеобщей забастовки, предпочтя быстро и твердо прервать ее, поскольку она в полную силу продолжается как политическая демонстрация?