«Мы в дикий лес влетели; он

Шел без конца, со всех сторон;

Пред строем вековых стволов

Сильнейших бурь бессилен рев,

Что, из Сибири налетев,

Здесь листья лишь дерут с дерев.

Он впроредь рос, а ширь полян

Покрыл кустов зеленый стан,

Чья, пышная весной, листва

С туманом осени — мертва

И падает к ногам дерев,

Суха, безжизненно зардев,

Как кровь на мертвецах, что в ряд

Непогребенные лежат,

И ночь дыханьем ледяным

Так заморозит лица им,

Что даже вороны подчас

Не выклюют зальдевших глаз…

То дикий был подлесок. Вкруг

Там мощный дуб вставал, там бук,

Там грубая сосна; но ствол

Не, льнул к стволу, не то б нашел

Я рок иной; путь уступал

Кустарник нам и не терзал

Мне тела. Жить еще я мог:

Стянул мне раны холодок,

И не давал упасть ремень;

В кустах мы мчались целый день,

Как вихрь; я слышал волчий вой

И волчий бег в глуши лесной,

Звук неуемных их прыжков,

Что бесят гончих и стрелков;

Они летели нам вослед,

И не спугнул их и рассвет;

Была — не далее сука

С зарей их стая к нам близка,

И слышал я сквозь мрак ночной

Вплотную в гущине лесной

Пугливый бег их воровской.

О, если б дали мне мое

Оружье, — меч или копье,

Чтоб мог, коль надо умирать,

Жизнь подороже я продать!

В начале скачки я мечтал,

Чтоб конь мой, изнурен, упал;

Теперь дрожал я, что из сил

Он выбьется. Нет! Он хранил

Дар предков диких: мощный бег

Оленя. Не быстрее снег

Заносит горца у ворот,

Куда он больше не войдет,

Пургою ослеплен, — чем мой

Стремился конь тропой лесной,

Свиреп, неукротим и дик,

Как раздраженный вдруг отказом,

Его не знавший, баловник

Или как женщина, что вмиг

Теряет от обиды разум.

«Лес пройден. Непонятно стыл

Июньский день. Иль в недрах жил

Кровь стыла? Длящаяся боль

Сильней ведь самых твердых воль.

Тогда иным был я: кипуч,

Неукротим, как горный ключ,

Готов явить и страсть, и гнев,

В них разобраться не успев,

Представьте ж ярость, боль, испуг,

Всю смену вынесенных мук,

Озноб мой, голод, горе, стыд,

Раздетость, горький хмель обид!

Весь род мой гневен: кровь — огонь;

Нас лучше не задень, не тронь,

Не то гремучею змеей

Взовьемся мы, готовы в бой;

Что ж странного, коль я на миг

Под гнетом мук моих поник?

Земля исчезла; небосвод

Вдруг вбок поплыл. Свалюсь! Вот-вот!..

Но нет: ремень был крепок тот.

Грудь сжало; мозг пылал, и звон

Стоял в ушах, но смолк и он:

Вертелось небо колесом;

Как пьяный, гнулся лес кругом;

Вдруг молний сноп, кроваво ал,

Мне взор застлал. Кто умирал,

Не мог бы умереть полней.

Истерзан скачкою моей,

Тьмы уловив

Прилив, отлив,

Я силился очнуться, но

Не мог собрать себя в одно!

Так, утопая, льнешь в тоске

К ныряющей в волнах доске,

Вверх-вниз, вверх-вниз, — и по волнам

Скользишь к пустынным берегам.

Мерцала жизнь, как те огни,

Что призрачно снуют в тени,

Когда глушит полночный сон

Мозг, что горячкой воспален.

Но бред прошел, с ним — боль и стон;

Но горько было: понял я,

Что, в миг последний бытия,

Страдалец терпит, — если он

Не обречен на худший страх,

Пока не превратится в прах…

Ну что ж! Нередко я с тех пор

Стоял пред Смертью — взор во взор!

«Вернулась мысль. Где мы? Я зяб,

В висках гудело. Как ни слаб,

Вновь пульс мой жизнь вливал в меня,

Пока вдруг боль как от огня

Меня свела, и к сердцу вновь

Пошла отхлынувшая кровь;

В ушах возник нестройный гул;

Забилось сердце; я взглянул,

Я видел: зренье вновь пришло,

Но мутно все, как сквозь стекло.

Я волн вблизи услышал плеск,

Звезд видел в небе смутный блеск;

Не сплю я: дикий конь плывет

В стремнине столь же диких вод!

Виясь, шумна и широка.

Неслась прекрасная река;

На стрежне мы; изо всех сил

Конь к берегу чужому плыл;

На миг я силы ощутил:

Мой обморок волною смыт,

И бодрость вновь она дарит

Рукам распухшим. Мощью полн,

Конь гордо бьется против волн,

Мы движемся вперед.

Вот наконец и берег тот

Как пристань предстает.

Но рад я не был: позади

Был страх, ждал ужас впереди,

И ночь — повсюду разлита.

Как долго длилась пытка та,

Не рассказать. Едва ль я знал.

Дышал я или не дышал.