Выступая в Конвенте, Робеспьер не называл имен. Горе тем, кто сам себя называет. Бурдон пытался отменить декрет. Когда Робеспьер одернул Бурдона, тот так испугался, что, говорят, до сих пор не может встать на ноги, лежит больной. Очевидно, у Бурдона нечиста совесть. Но разве справедливо обвинять Робеспьера в том, что он хочет гильотинировать Конвент, Робеспьера, который в тот момент, когда со всех сторон кричали «Смерть жирондистам!», спас жизнь семидесяти трем депутатам, по недомыслию следовавшим политике Вернио и Гаде?
Робеспьер просил Конвент помочь комитету и не позволять врагам разъединить комитет с Конвентом. Комитет это только часть Конвента, без Конвента правительство – ничто.
– Дайте нам силу нести то огромное, почти сверхчеловеческое бремя, которое вы сами на нас возложили. Будем же всегда справедливыми и сплоченными наперекор нашим общим врагам! – вот с каким призывом обратился Робеспьер к депутатам.
Почему же тогда на последующем заседании комитета Колло д'Эрбуа, Барер, Карно, Билло-Варен выступили против Робеспьера и против закона 22 прериаля?
Страшно думать, что щупальца иностранного заговора проникли и в стены комитета.
Бесспорно, среди мелких служащих правительства есть иностранные агенты. Робеспьер уже давно ввел такой порядок – держать один план для себя, а другой, якобы официальный, для служащих. Пусть этот второй, липовый план сбивает заговорщиков с толку. Но это нормальная мера предосторожности. Речь сейчас не об этом, речь сейчас о самих членах правительства. Что толкнуло их подняться против Робеспьера? Все-таки невозможно поверить, что они продались агентам Питта. Остается предположить другое. Что?
Они не поверили Робеспьеру. Они испугались. Они подумали, что этот закон нужен Робеспьеру для того, чтобы укрепить свою личную власть. В этом законе, который опасен только для врагов республики, они увидели опасность для самих себя, в том случае, если захотят изменить революции.
Жалкие трусы! Ведь подписав приговор Дантону, Робеспьер лишился своего щита. Теперь, после прецедента с Дантоном, могут осудить и самого Робеспьера. Что ж, пусть судят, если он предаст революцию.
Но пока бывшие соратники Робеспьера предают его самого.
Неужели, когда близка победа революции, вдруг выяснится, что ее вождям нужна была власть ради самой власти, а террор – только для того, чтобы отделаться от своих соперников?
Но, может, это проявилось только сейчас? Люди меняются. Власть пьянит. Стоит посмотреть, как гордо восседают в Конвенте Барер и Билло-Варен. Как важно и надменно разговаривают с депутатами Колло д'Эрбуа и Карно. Им, видимо, нравится, что многие честные, но робкие депутаты испытывают страх перед членами правительства.
Но правительство не должно внушать страх. Оно должно внушать лишь уважение. И это уважение оно заслужило своей революционной деятельностью. Однако Бареру кажется, что авторитет у правительства появился только благодаря его личным заслугам.
Конечно, хорошо, что разбиты фракции, что никакие интриганы не мешают работе Конвента; но все-таки иногда Робеспьер ловит себя на том, что ему хочется, чтобы сейчас на трибуне появились Вернио или Гаде, или насмешливый Фабр д'Эглантин, или язвительный Демулен. Они бы мигом сбили спесь с новоявленных «вождей». Разве кто-нибудь расслышал бы визгливые выкрики Колло д'Эрбуа среди мощных голосов лучших ораторов Конвента?
Старые вожди революции продирались сквозь интриги врагов, они боролись с поборниками аристократии. Они осторожно нащупывали верный путь. Многие из них погибли от злодейского кинжала. Другие, теряя силы, сами запутывались, отступали… А эти? Эти тихо выжидали, пока гиганты перебьют друг друга. Робеспьер вспоминает, как исступленно они требовали головы Дантона. И когда из всех прежних якобинских вождей остался один Робеспьер, который своим авторитетом и своими заслугами внушает опасение и зависть мелким интриганам, – они начали копать могилу ему.
Кто такой Барер? Человек, который находил общий язык даже с Барнавом. Человек, который обладает виртуозным умением перекидывать мост между двумя самыми противоположными убеждениями. В свое время он третировал Робеспьера и пренебрежительно не замечал его, но потом, почувствовав в нем силу, стал бесстыдно льстить. У Барера действительно непостижимо тонкое чутье: он всегда точно знает, куда дует ветер. Он обладает удивительным талантом на долю секунды опередить всех и выскочить на трибуну с предложением, которое уже висит в воздухе, с декретом, принять который диктуют сложившиеся обстоятельства. Барер – ловкий оратор и прирожденный дипломат. Бесспорно, эти его личные качества пригодились революционному правительству в период, когда приходилось лавировать между дантонистами и эбертистами. Но флюгер никогда не может вести самостоятельную политику. За чью же спину Барер собирается спрятаться сейчас? И потом, что за манера докладывать о каждой победе французской армии так, как будто уже разбиты все силы коалиции? Барер постоянно преувеличивает потери противника. Делает он это якобы для поднятия патриотического духа. Но кроме пропаганды существует еще и арифметика. Если подсчитать всех «убитых» Барером, то у коалиции не осталось ни одного солдата. С кем же тогда воюют наши армии? Такое самовосхваление притупляет бдительность революционеров.
Лазарь Карно. Хороший военный, хороший инженер, хороший организатор. Он много сделал для победы. Но Робеспьер помнит, как надменно, как расчетливо равнодушно относится Карно к успехам Робеспьера еще в Аррасе. Вероятно, он считал Робеспьера заурядным адвокатом. Однако время опровергло прогнозы Карно. Выжидающе, со скрытым недоверием Карно следил за своим земляком. Вынужденный вместе со всеми аплодировать Робеспьеру, он тем не менее жаждал реванша. Теперь Карно говорит, что Робеспьер только оратор, а сам он – человек дела. Карно опирается на армию и при помощи штыков хочет упрочить свое положение. Робеспьеру, Сен-Жюсту и Кутону, бескорыстным патриотам, Карно хочет противопоставить свой триумвират – Карно, Билло-Варен, Барер.
Билло-Варен. Пылкий оратор. Но порой его чувства опережают рассудок, и он не ведает, что говорит. Подчиняясь своему бурному темпераменту, он начинает крушить направо и налево, забывая, где друзья, где враги. Он со своим громким голосом и не очень большим умом может быть опасным орудием в руках ловких интриганов. Как мог Билло-Варен назвать Робеспьера контрреволюционером? Неужели его настолько опьянила лесть Барера и Карно, что он потерял голову?
Колло д'Эрбуа. В прошлом он был связан с Эбером. Правда, впоследствии он много сделал для того, чтобы разгромить эбертистов. Но не сожалеет ли он о своих бывших друзьях? Был момент, когда Колло появился очень вовремя: дантонистам казалось, что они уже одержали победу. (Кстати, больше всех его возвращению из Лиона радовался Эбер. «Прибыл великан» – так писал Эбер. И Робеспьер это помнит.) Колло помог Робеспьеру справиться с Дантоном. Но насколько принципиален сам Колло? Его тезис: «В революции всегда трудно решить, что справедливо и что несправедливо» – прекрасная находка для разбойников с большой дороги.
А кровавая бойня, которую Колло д'Эрбуа устроил в Лионе? Или правы люди, утверждающие, будто Колло мстил городу, на театральных подмостках которого он провалился в бытность спою актером? И разве может настоящий революционер связываться с такими темными личностями, как Фуше?
Жозефа Фуше Робеспьер знал еще по Аррасу. Тогда тот был примерным католическим священником. В Лионе Фуше насаждал воинствующий атеизм. Не доверяет Робеспьер людям, которые так быстро и так резко меняют свои убеждения. Фуше полностью разоблачил себя, когда, вернувшись из Лиона, хотел вступить с Робеспьером в циничную сделку. Он пытался запугать Робеспьера! Потерпев неудачу, хитрый проныра пролез даже в Якобинский клуб, и Робеспьеру пришлось вышвырнуть его оттуда. Робеспьеру не хочется марать руки об эту гадину, но он будет преследовать его всюду, где только тот попытается вынырнуть… Вспомни, как к тебе на квартиру пришли Фуше и Тальен. Они униженно что-то бормотали. Запинаясь, они оправдывались. А ты пудрился у зеркала и не проронил ни слова, не удостоил их взглядом. Высокомерие? Нет, просто противно иметь дело с подлецами. Хороши друзья у Колло! А может, Колло боится, что если возьмутся за Фуше, то все снова вспомнят о лионских расстрелах, и придется отвечать самому Колло? Что ж, с Барером и Карно он договорится, а вот Робеспьер ни на какую сделку не пойдет. И поэтому Колло против Робеспьера?