Беря с собою чрезмерно большую свиту, все они попадают в затруднительное положение, не зная, чем им ее содержать. Так как в Москве был обычай содержать иностранные посольства, они требовали того же от иностранцев. Если же им это удавалось, они никогда не оставались довольны. В Кенигсберге в 1656 году Нестеров был близок к тому, чтобы швырнуть под стол стоявший на нем сервис, так как он не казался ему достаточно объемистым. Эти путешественники не берут даже с собою никакого запаса карманных денег, ничего кроме товаров. Они должны были продавать их для царя, беря себе жалованье из барышей. В Ливорно Чемоданов выкрутился, продав выгодно шестьдесят окороков! Но потом покупатели заупрямились, так как флорентийцам пришлись не по вкусу произведения «veramente bruttissime» иноземного колбасника, ввиду чего Чемоданову пришлось выпрашивать у герцога милостыню в 100 дукатов, которые были ему даны с обязательством воздержаться от нового выпрашивания на итальянской территории.

Никто из этих посланцев не знал языка, на котором говорили в странах ими посещаемых, но при посещениях этих господ такая неловкость являлась еще наименьшим злом. Великолепно одетые, покрытые золотой парчой, они в то же время были отвратительно грязны. В наши дни русские мужики ходят в баню всякую субботу, но меняют рубаху лишь раз в год. Посланцы Алексея следовали тому же правилу, прибавляя к тому другие привычки, еще более отталкивающие для утонченного уже вкуса тогдашних итальянцев. В Ливорно после отъезда Чемоданова и его спутников пришлось дезинфицировать комнаты, которые они занимали в доме губернатора, и все же в них долго оставался отвратительный запах гостей, несмотря на всю кратковременность их пребывании. Губернатор счел поэтому своей обязанностью попросить своих гостей явиться во Флоренции con manco cattivo odore che sia possibile.

Этим посетителям приходилось оставлять после себя еще более неприятные воспоминания. В Кенигсберге Нестеров не останавливался перед тем, чтобы насильно хватать дочек рыбаков для танцев и для других гораздо менее невинных удовольствий. Нескольким евреям было поручено доставить ему «прачек», которых он не употреблял конечно для заполнения отсутствующей прачечной. Очень привязанный к приютившей его стране, склонный к снисходительности, хорват Крыжанич удостоверяет, какое плачевное впечатление производили заграницей эти горе-дипломаты.

Только в 1672 году в Берлине и Дрездене, в Вене и в Риме московская дипломатия приняла другой облик, благодаря появлению на сцене первого представителя блестящей плеяды, среди которой должны были позже прославиться Нессельроде и Капо Д'Истрия. Для того чтобы поднять эту службу до европейского уровня, великая северная империя должна была прибегнуть к тому же способу, каким рекрутировалось ее войско. Человек высокой культуры и изящных манер, говорящий бегло по-латыни и по-французски, одетый по последней моде, т. е. по-французски, шотландец Павел Менциес де Питфодельс придал наконец поручениям, которые были ему доверены, достойный тон и корректный стиль.

Между тем, по крайнем мере, для сношений с Польшей и Швецией, Алексею удалось найти среди окружавших его соотечественников человека, способного померяться и не без успеха с противниками, придать больше гибкости и размаха самому органу, так плохо до сих пор обслуживавшему внешние интересы своей страны. Этот орган было необходимо пересоздать во всех отношениях. Афанасию Леонтьевичу Ордын-Нащокину принадлежит честь указания по крайней мере плана этой реорганизации и доставления ему первых ее элементов.

Как и все приказы, посольский представлял собой также бесформенный механизм, в котором отсутствовали совершенно единство и связь. Функции выполнялись беспорядочно по многочисленным бюро, наполненным бесчисленным количеством чиновников, работой которых никто не руководил. До Ордын-Нащокина не существовал пост главного директора. Он первый стал выполнять эту роль и только к концу своей службы, приняв также титул «хранителя большой печати», чем становился – и притом он первым – на практике канцлером. До тех пор эта обширная служба, казалось, носила коллегиальный характер, к которому чувствовал потом пристрастие даже сам Петр Великий. Но созданию этого поста предшествовало такое положение вещей, когда благодаря лишь одной интеллигентности и огромной энергии Афанасий Леонтьевич сумел взять в свои руки или по крайней мере подчинить своему контролю большую часть дел, доказав этим полезность и возможность централизующего и координирующего аппарата, в то время еще отсутствовавшего.

Этот энергичный человек не был знатного происхождения. Его семью считали позже выходцами из Италии, и некоторые люди объясняли этим его дипломатическую ловкость, доходившую до виртуозности, что не раз доказывал на деле этот творец Андрусовского перемирия. Но эта генеалогия не достоверна. Многим русским в эту эпоху нравилось искать заграницей своих проблематических предков и заходить даже в седую древность самых отдаленных стран. Фамилия Афанасия Леонтьевича во всяком случае занимала очень скромное положение. Имя состояло из двух частей, с честью, но скорее довольно темным образом приобретенных на полях битв, где один из предков псевдо-канцлера начальствовал вспомогательным отрядом татар (ордой), а другой получил шрам на щеке (нащока).

Простой псковский дворянин, будущий начальник департамента внешних дел принимал в 1650 году участие в событиях, волновавших этот город, причем ему удалось выдвинуться в них с выгодной стороны. Уполномоченный князем Хованским для переговоров с возмутившимися крестьянами, потом назначенный в 1676 г. воеводой Кокенгаузена, в соседней Ливонии, все время борясь с отчаянным мужеством на этом боевом посту против беды, он победил ее, утвердил управление этой спорной области и в то же время начертал для своей страны план реформ, который должен был позже осуществить Петр Великий: полную реорганизацию армии и замену милиции правильными отрядами пехоты и кавалерии, для получения необходимых средств на этот предмета развитие продуктивных сил страны, земледелия, торговли, промышленности, а как условие их прогресса – самую широкую автономию для производителей…

То была прекрасная мечта, и Ордын-Нащокин мог только отчасти, в качестве псковского воеводы, осуществить ее на деле. Главным полем его действий была дипломатия. Достигнув звания боярина и прикомандированный к князю Ивану Прозоровскому для переговоров со шведами, он овладевает всем делом, сносится непосредственно с царем и получает от него тайные инструкции, которые выполняет единолично. Он одновременно дает отпор своим противникам и своим начальникам. Последние обращаются с ним свысока и оспаривают все его действия. Не желая уступить, он просит и получает отставку, но его карьера уже сделана. Он не мог помешать гибельному исходу дипломатической кампании, в которой, из-за ненависти к нему, Прозоровский завел игру со шведами, занявшими к тому же более сильную военную позицию, но зато приобрел себе доверие государя и сумел сохранить его надолго.

Уполномоченный выполнять другие поручения и находясь очень часто далеко от Москвы, где его многочисленные враги пользовались его отсутствием, чтобы поколебать его положение, он однако мало-помалу сумел приобрести такое доверие, что оказался вне соперничества, а затем подчинил себе свое номинальное начальство. Это был горячо преданный и убежденный человек, что является хорошим средством и непременным условием для достижения авторитета. Он был также человек авторитарный. В своей переписке с Алексеем, он преувеличивал унизительность выражений, называл себя уменьшительным народным именем «Афанаськи», подчеркивая по примеру большего числа соотечественников, занимавших даже более высокое положение, низость своего происхождения, он показывает вид, будто может действовать, даже думать только по указанию государя; говорит, что он является лишь послушным выразителем его высокой воли, или верным истолкователем его неизреченной мудрости, но под покровом этой притворной лести он неуклонно и упорно преследовал торжество своих идей и осуществление чисто личных планов.