Инспектор иммиграционной службы узнал Розу по фамилии и отдал честь, прикоснувшись двумя пальцами фуражке.

– Я слышал о несчастье с мистером Джефферсоном, миссис Толбот. Очень вам сочувствую. Проходите, пожалуйста, я прослежу, чтобы ваш багаж задерживали. Слезы застилали ей глаза.

– Благодарю вас, вы очень добры. Муж присмотрит за моими вещами. Мне нужно добраться до дома.

И, прежде чем Саймон успел остановить ее, Роза побежала через зал таможни к королевскому черному экипажу, запряженному четверкой лошадей в черных плюмажах.

Роза сидела в кожаном кресле деда, твердо упершись ногами в пол. Она ощущала его присутствие в этом кабинете, пропитанном запахом его любимого табака. Картины с видами бушующего океана на стенах (он так любил смотреть на них), медали, почетные знаки, поздравительные адреса под стеклом – их присылали президенты и государственные деятели. Воспоминания, нахлынувшие на нее в этой комнате, не причиняли боли, но, наоборот, успокаивали и утешали.

«Может быть, это потому, что я была здесь так счастлива…»

– Вот и все, что я могу тебе сказать Роза… простите, миссис Толбот, – продолжала Мэри Киркпатрик. – Поверьте мне, он покинул нас тихо, не мучаясь. Я знаю, я ведь была с ним до конца.

– Не называйте меня «миссис Толбот», Мэри, – тихо сказала Роза. – Вы всегда называли меня Розой или Рози.

Мэри Киркпатрик скомкала носовой платок и попыталась улыбнуться. Она была дочерью ирландских бедняков, бежавших в Америку во время «картофельного голода» 1846 года, и первым и единственным личным секретарем Иосафата Джефферсона. Даже в свои пятьдесят с лишним лет она сохраняла глянцевитую белизну кожи и блеск синих глаз своих предков. Сильно посеребренные волосы ее были уложены в толстую косу.

Мэри казалось, что она знает Розу лучше, чем кто-либо в мире. Девочка выросла на ее глазах: Мэри бранила ее, когда та бегала и шалила в конторе, приносила ей молоко и печенье, когда она работала рядом с дедушкой, усердно выводя карандашом цифры на листах плотной бумаги. Она знала: если бы Господь позволил ей иметь детей, они были бы такими же хорошенькими и не по годам сообразительными, как ее милая и любимая Рози.

– Вы видели Франклина, Мэри? – спросила Роза. – Как он?

– Он молодец. Миссис Малкэхи звонит мне каждый день и говорит, что он держится отлично.

– Я должна поехать в Дьюнскрэг, – рассеянно сказала Роза. – Так много нужно сделать…

Она взглянула на листок бумаги, лежавший поверх зеленого кожаного блокнота на письменном столе вишневого дерева. Своим каллиграфическим почерком Мэри перечисляла все, что понадобится Розе. Папки с необходимой информацией уже лежали стопкой на столе. В медицинском заключении госпиталя Рузвельта указывалась причина смерти дедушки – «тяжелая саркома кости». Домашний врач подтверждал в своем письме, что Иосафат Джефферсон постоянно получал впрыскивания морфия и почти не испытывал боли.

В другой папке находилось завещание Иосафата Джефферсона вместе с письмом от его поверенного в делах. Вопреки предупреждениям, писал адвокат, основатель «Глобал Энтерпрайсиз» запретил кому бы то ни было говорить Розе о характере и степени серьезности его заболевания. Еще до свадьбы внучки Иосафат Джефферсон знал, что едва ли доживет до следующего Рождества.

В последней папке были распоряжения деда относительно собственных похорон: где и когда следует их провести, кто должен нести гроб, какие цитаты из Библии следует прочитать над могилой.

– Вы обо всем позаботились, Мэри, – сказала Роза. – Спасибо вам. Я знаю, вы его очень любили.

Губы Мэри Киркпатрик задрожали; она не смогла сдержать слез. Роза подошла к ней и крепко обняла.

– Вы будете нужны мне, Мэри, – прошептала она. – Мы должны продолжить то, что он нам оставил. Вы ведь поможете мне?

Мэри Киркпатрик кивнула. Она молилась, чтобы Роза разрешила ей остаться. Ведь ей действительно некуда было больше идти.

Пять дней спустя, когда горькие ветры осени гнали длинные серые волны по проливу, Роза Толбот прощалась с дедом. Теперь в роду Джефферсонов оставалось всего двое. Она стояла в стороне от других участников церемонии – друзей и деловых партнеров Иосафата Джефферсона, представителей правительства – высокая одинокая фигура в черном, словно дерево, упрямо вросшее корнями в скалистый утес. Рука ее лежала на плече младшего брата Франклина.

Под скорбные звуки погребальной мелодии, исполненной волынщиком в шотландской клетчатой юбке, гроб был опущен в землю. Роза принимала соболезнования от проходивших мимо нее чередой мужчин и женщин.

– Рози, ну как ты? – услышала она голос Франклина. Мальчик стоял, всхлипывая, с опухшими от слез глазами, раскрасневшийся от ветра.

Роза слабо улыбнулась:

– А ты?

Франклин ответил не сразу.

– Кажется, ничего. – Он снова помолчал. – Что же нам теперь делать?

– Мы сделаем все так, как хотел дедушка. Точно так. И Роза сдержала слово. Она перевезла Франклина вместе с его воспитателями из Дьюнскрэга в Нью-Йорк, в дом на Пятой авеню, купленный Саймоном. Затем, вернувшись в Лонг-Айленд, она проследила, чтобы мебель, старинные ковры и картины в имении были тщательно упакованы и убраны, велела описать и упаковать антиквариат, серебряную посуду, старинные вещи. Для прислуги, покидающей имение, были написаны рекомендательные письма, а слуги, оставленные следить за домом и парком, получили подробные указания. Несмотря на неоднократные предложения Саймона выставить имение на продажу, Роза оставалась при своем мнении: это ее дом, и она может делать с ним все, что захочет. Когда-нибудь она еще вернется в Дьюнскрэг и возродит его былую славу.

Прежде чем приступить к исполнению своих семейных обязанностей, Роза оставила Мэри Киркпатрик целый набор подробных инструкций. Вернувшись в главную контору «Глобал Энтерпрайсиз» на Нижнем Бродвее, она осталась довольна, что Мэри ни о чем не забыла. Офис был подготовлен к ее приезду; Мэри показала Розе свое рабочее место и познакомила ее с только что нанятыми стенографистками и машинистками. Роза одобрила новый фирменный бланк, заказанный Мэри; просмотрела сводки за последний квартал и назначила дату следующего заседания правления компании.

– Я хочу встретиться с руководством компании, – сказала она Мэри. – И, пожалуйста, позвоните мистеру Толботу в его офис и спросите, удобно ли ему будет заехать за мной по пути домой.

Приехав в контору к вечеру, Саймон скептически осмотрел произведенные Розой изменения.

– Я вижу, ты здесь весьма мило устроилась, – сказал он. – Можно узнать, зачем все это?

– Ты обещал дедушке, что научишь меня всему, что я должна знать о компании, – бесстрастно ответила Роза. – Надеюсь, ты сдержишь слово.

– Разумеется. По правде говоря, я уже начал подумывать о том, чтобы перевести офис «Толбот Рейлроудз» в это здание. Места здесь хватит. Да и я буду рядом, если тебе понадобится помощь.

– Да, если мы договоримся об арендной плате, – добавила Роза.

– Какие еще изменения ты хочешь произвести? – поинтересовался Саймон.

Уязвленная его снисходительным тоном, Роза хотела уже сообщить, что велела приготовить в их семейном особняке отдельные спальни. Но передумала: пусть он сам это обнаружит.

– Саймон, я хочу как можно скорее встретиться с руководством компании.

Роза прислонилась к столу, опершись на него рукой. Голова ее вдруг склонилась, собственные слова смутным гулом отдавались в ушах. Она пошатнулась, схватившись за живот.

– Саймон…

Не успел он подхватить ее, как Роза почувствовала, что проваливается в таинственную пустоту. Все, что она слышала, был собственный испуганный крик.