– Что вы думаете делать? – осторожно спросил Роулинс.

– Я же финансово-газетный человек, правда? – невинно сказал Монк. – Гарри Тейлор – важное американское должностное лицо, занимающееся бизнесом в Лондоне. Я уверен, моим читателям будет интересно узнать детали.

Роулинс поднял руки вверх, сдаваясь:

– Я не хочу знать этого. – Он помолчал. – До тех пор, конечно, пока вы не придете с чем-то, что я смогу использовать.

– Я так и думал.

Когда Монк вернулся на Беркли-сквер, его ждала Мишель. Ей не нужно было говорить много, чтобы Монк понял, что ее худшие подозрения оправдались. Не успела Роза прибыть в Лондон, как она сразу же вторглась в жизнь Мишель и Франклина.

– Я не знаю, как остановить ее, – сказала Мишель. – И я прихожу в ужас от мысли, что Франклин подумает, что я его бросила.

Монк смотрел на Мишель и мечтал поднять ее на руки. Та ночь, когда они наслаждались любовью, никогда не повторится, но она оставила след в них обоих. Проскочил электрический разряд, когда их пальцы встретились, а их глаза сказали все, что они не осмеливались произнести. Но за все, что произошло между ними, Монк не испытывал никакой вины. Когда Франклин вернется, он спокойно уедет, оставив Мишель и мужа в мире, который они заслужили. То, что у них с Мишель было, никогда не вторгнется в этот мир.

– Я поговорю с Розой, – пообещал Монк. Мишель обхватила его руку своими. Она позволяла Монку говорить эти бравые слова, потому что он искренне верил, что он может что-то изменить. Он не разделял ее жуткого убеждения, что это уже не в их власти.

Помещение суда напомнило Мишель сельскую церковь. Высокие освинцованные окна за скамьей магистрата воспаряли к небесам. Замысловатый орнамент в виде завитков на балюстраде, окружающей кольцом вторую галерею, где она сидела, напоминающую церковные хоры. От полированного пола исходил сладкий запах воска.

Помещение суда было переполнено. Слева от Мишель сидели художники из газеты, которые предпочитали вид с галереи. Репортеры сидели ниже, на скамье, выделенной для них, прямо за столом судей. Глаза Мишель устремились на Розу, сидящую позади стола защиты; ее лицо отчасти было скрыто огромной белой шляпой, похожей на крыло ангела. Возле нее сидел Гарри Тейлор. Слева от защиты было место обвинителей, все еще пустое, и сверх того еще скамейка, тоже не занятая. Мишель слизнула каплю пота с нижней губы.

– Его могут привести в любую минуту, – сказал Монк, достаточно громко, чтобы она расслышала его в гуле голосов вокруг них. Он нашел ее руку и сжал ее.

Для Монка это была изматывающая, иногда приводящая в бешенство неделя. Роза не отзывалась ни на какие его звонки, не отвечала на послания. Когда он попытался посетить Франклина в госпитале «Беллингхэм», как и Мишель, ему отказали. После этого Монк посетил первоклассного юрисконсульта в поисках пути устранения таких ограничений.

– Я боюсь, таких путей нет, мистер Мак-Куин, – сказал ему юрист. – По крайней мере таких, которые уже доказали бы свою эффективность в отведенное нам время. Слушания начнутся менее чем через две недели. Джонатан Тори может легко отложить любые прошения, которые мы ему принесем.

Монк делал все, что мог, чтобы поддержать дух Мишель. Наблюдая ее сейчас, он думал, что обманул ее надежды даже в этом. Выражение лица Мишель было напряженным, ее глаза блуждали.

– Все кончится прежде, чем ты узнаешь об этом, – прошептал Монк. – Франклин выйдет из больницы, ограничительный порядок будет снят. У Розы не будет никакого повода попытаться продлить его.

Мишель, казалось, не слышала его. Все, что она хотела сейчас – это увидеть Франклина, дать ему надежду, заверить его, что он не одинок.

Тишина повисла в зале, когда вошел Франклин Джефферсон, сопровождаемый двумя офицерами. Роза внимательно наблюдала за тем, как изменился Франклин. Она подумала, что у него отличная фигура в новом голубом костюме, который она привезла прошлым вечером в «Беллингхэм».

Высоко на галерее Мишель впилась ногтями в щеки.

Она не могла поверить, как ужасно выглядел Франклин. Он сильно похудел, и воротничок рубашки был велик ему. Он шаркал йогами, как старик, а глаза у него были как у попавшего в неволю животного.

«О, Франклин, что она с тобой сделала?»

Франклин вошел за перегородку и посмотрел на сотни лиц, рассматривающих его. Для него они были просто расплывающимся пятном с неясными очертаниями. Он сконцентрировал внимание на столе защиты и сзади его увидел Розу. Потом он взглянул на галерею, и его глаза выхватили Мишель. Он смотрел на нее любовно, сердце его взмыло ввысь.

Все встали, когда вошел судья. Он сел, призвал суд к порядку и сказал, что обвинение может представить свои аргументы.

Франклин не обратил внимания на обвинителя, открывающего запись о том, как хладнокровно он пытался убить Гарри Тейлора и что было бы безрассудно позволить такому человеку оставить место заключения в госпитале «Беллингхэм» до суда. Насколько он понимал, речь шла вообще не о нем. Лицо Мишель плыло перед его глазами, так же, как в первый раз, когда он увидел ее в амбаре во время войны, которая казалась такой далекой. Она защитила его тогда, но позже, в Нью-Йорке, он не смог этого сделать, когда она больше всего нуждалась в его помощи.

«Я помогу тебе теперь, моя любовь. Все, что мне нужно – это шанс. Никто не сможет ранить тебя снова».

Франклин был крайне удивлен слышать, что обвинение закончилось и свидетельские показания дает сэр Деннис Притчард. Он слушал, как доктор объяснил Джонатану Тори, от чего страдал Франклин, и высказал мнение, что интересы его пациента будут лучше соблюдены, если он получит частную заботу. Потом говорила Роза, объясняя, какие условия она приготовила для Франклина. Судья безмятежно слушал аргументы и вынес решение: Франклин Джефферсон передается на попечение своей сестры до окончания судебного процесса. Залог был установлен в сто тысяч фунтов.

Не успел Франклин понять, что случилось, его уже повели два надзирателя. Он взглянул через плечо и поймал взгляд Мишель. Ее слезы поторопили его.

«Не долго теперь, моя любовь…»

Франклин тщательно сосчитал число ступенек, когда его вели из камеры на цокольном этаже по длинному коридору в помещение суда. Их было сорок шесть, что означало, что комната суда располагалась на третьем, если не на четвертом этаже здания. В конце коридора, как раз напротив дверей судебной комнаты, было большое окно, выходящее на улицу. Франклин мог ощущать солнечный свет, гревший ему спину.

Они почти достигли лестницы. Франклин стал делать более короткие шаги, позволяя своим сопровождающим пройти вперед него. Он опустил голову, и его руки в наручниках болтались впереди него из стороны в сторону. Когда Франклин увидел, что один из стражников положил свою руку на перила лестницы, он бросился на него, швырнув вниз по лестнице. Другой вскрикнул и бросился на Франклина, Франклин немного отступил, потом подставил ему подножку. Стражник полетел на пол, раскрыв рот от изумления.

Франклин побежал, набирая скорость. Он бежал, размахивая руками, пытаясь сохранить равновесие. За собой он слышал крики и потом топот. Франклин бежал на свет. Он чувствовал его сначала на ногах, потом на груди, и наконец свет ударил ему прямо в лицо. Франклин был ослеплен. Казалось, его лицо попало в огонь, но он бежал, видя Мишель в этом белом сиянии, слыша ее призыв к нему.

«Я люблю тебя, Мишель!»

На мгновение в коридоре потемнело, когда фигура Франклина закрыла свет. Казалось невозможным быть еще ближе к свету, он закрыл глаза и, улыбаясь, бросился в стекло, чтобы наконец коснуться женщины, манящей его с другой стороны.

Репортеры столпились вокруг Розы и Мишель на ступеньках суда. Роза рассчитывала на это и справлялась успешно, рассказывая прессе, как она довольна судебным решением. Мишель повисла на Монке, когда он протискивался через толпу, игнорируя вопросы, адресованные ей. Они почти достигли его машины, когда она услышала звук бьющегося стекла.