Эта инвектива была, разумеется, направлена против бедолаги Эльфи, и леди вместе со своими товарками незамедлительно принялись разбирать его по кусочкам. Не миновала та же судьба и Макнотена, и я поразился злобному характеру их высказываний. Только позднее я понял, что эти женщины просто были по-настоящему испуганы. И у них имелась на то серьезная причина.
В самом деле, казалось, что каждый считает непременным долгом пнуть Эльфи и посла, и это напоминало некую игру. Я ушел после полуночи. Сыпал снег, ярко светила луна, и по пути к своей квартире на меня навалились воспоминания о рождественских днях в Англии: о возвращении в коляске из Рагби после окончания семестра, о горячем пунше в холле, о языках пламени, пылающего на каминной решетке в гостиной, об отце и домочадцах, весело болтающих, сидя у камелька. Мне хотелось оказаться там, рядом с молодой женой, и при мысли о ней я почувствовал, как затрепетали мои чресла. Бог мой, я не был с женщиной уже несколько недель, а в военном городке взять их было неоткуда. Почему-то мне хотелось, чтобы дела с Акбаром увенчались успехом и мы поскорее вернулись к обычной жизни. Может из-за этих скулящих баб, но засыпая, я поймал себя на мысли: а вдруг Макнотен прав, и наш сговор с Акбаром пойдет на пользу?
Встал я до наступления рассвета, и облачился в афганский костюм — в его складках прятать пистолеты проще, чем под мундиром. Нацепив шпагу, я поспешил к воротам, где вместе с небольшим отрядом сипаев уже ждали Макнотен и Макензи. Макнотен, во фраке и цилиндре, восседал на муле и распекал корнета из Бомбейского полка — как оказалось, эскорт еще не готов, а бригадир Шелтон не собрал войска, потребные для расправы над дуррани.
— Передайте бригадиру, что где бы он не был задействован, там все идет вкривь и вкось, — орал Макнотен. — Сущий бардак! Нас окружает сплошная некомпетентность военных. Хватит. Я не намерен больше терпеть. Я отправляюсь на встречу, и в течение получаса Шелтон обязан изготовить войска. Должен, говорю я! Ясно?
Корнет умчался прочь, а Макнотен, сморщив нос и выругавшись, заявил Макензи, что не желает ждать больше. Мак просил его погодить хотя бы до тех пор, когда Шелтон подаст признаки движения, но Макнотен сказал:
— А, он, наверное, еще в кровати. Но я послал весточку Ле Гейту — он присмотрит за ходом дел. Ага, вот Тревор и Лоуренс. Джентльмены, нам нельзя терять времени. Вперед!
Меня это не вдохновляло. План заключался в том, что Акбар и другие вожди, в том числе дуррани, соберутся у форта Мухаммеда, расположенного, по меньшей мере, в четверти мили от ворот нашего лагеря. Как только Макнотен и Акбар поприветствуют друг друга, Шелтону предстоит стремительным броском из военного городка окружить дуррани, зажав их между собой и другими вождями. Но Шелтон не был готов, у нас не было даже эскорта, и я чувствовал, что нам пятерым и сипаям, которых насчитывалось лишь с полдюжины, предстоит пережить весьма нелегкие времена, пока Шелтон не появится на сцене.
Юный Лоуренс думал так же, поскольку, когда мы проезжали ворота, спросил Макнотена, не стоит ли нам подождать. Макнотен тряхнул головой, заявив, что мы заведем разговор с Акбаром, Шелтон тем временем изготовится.
— А если это западня? — спрашивает Лоуренс. — Нам лучше было бы иметь наготове войска.
— Я не могу больше ждать! — вскричал Макнотен и вздрогнул. Был ли то страх, холод или волнение, не могу сказать. Я слышал, как он сказал Лоуренсу, что это и впрямь может быть западня, но что нам остается делать? Нужно надеяться, что Акбар сдержит слово. В любом случае, Макнотен готов был скорее рискнуть жизнью, чем позволить выставить себя из Кабула как паршивую собаку.
— Успех спасет нашу честь, — заявил посол, — да и компенсирует остальные неудачи.
Мы ехали по заснеженному лугу по направлению к каналу. Стояло ясное морозное утро, Кабул, серый и молчаливый, лежал впереди, слева от нас река Кабул несла между низкими берегами свои маслянистые воды, а над ней, словно огромный сторожевой пес, возвышалась над белыми полями крепость Бала Хиссар. Никто не говорил ни слова, под копытами лошадей хрустел снег, а над головами четверых, едущих передо мной поднимались белые облачка пара от дыхания. Все было совершенно спокойно.
Мы подъехали к мосту через канал, сразу за ним от берега шел пологий склон, ведший к форту Мухаммеда. Весь склон был усыпан афганцами. В середине, где на снегу был расстелен голубой бухарский ковер, стояла кучка вождей с Акбаром во главе. Их приспешники держались чуть позади, но по моим прикидкам в пределах видимости находилось человек пятьдесят — барукзии, гильзаи, дуррани, ну и конечно, черт их побери, гази.[31] Зрелище было не из приятных. Да это настоящее сумасшествие — отправляться к ним, подумал я. Даже если Шелтон поспешит, он не успеет пройти и половины пути, как нам уже перережут глотки.
Я бросил взгляд назад, на военный городок, но там не намечалось ни малейших признаков выдвижения солдат Шелтона. Впрочем, на данном этапе это могло быть и к лучшему.
Мы подъехали к подножию склона, и отнюдь не холод заставлял меня дрожать. Акбар, на вороном скакуне, облаченный, словно кирасир, в латы, закрывающие спину и грудь и островерхом шлеме, обмотанным зеленым тюрбаном, двинулся нам навстречу. Он весь расплывался в улыбке и радушно приветствовал Макнотена. Султан Джан и прочие вожди, разнаряженые, словно рождественские волхвы, кланялись и кивали нам.
— Все это выглядит чертовски подозрительно, — пробормотал Макензи. Вожди подошли ближе, но остальные афганцы, как мне показалось, стали обтекать нас с обеих сторон. Во мне колыхнулся страх, но делать теперь было нечего — только идти вперед. Акбар и Макнотен встретились и пожали друг другу руки не сходя с седел.
Один из сипаев вел в поводу красивую белую кобылу, которую теперь вывели вперед. Макнотен презентовал ее Акбару, с удовольствием принявшему подарок. Видя его таким радостным, я пытался заставить себя думать, что все идет хорошо — заговор срастается, Макнотен знает, что делает. Бояться нечего. Тем временем, афганцы окружили нас, но казались настроенными совершенно дружелюбно. Только вскинутая голова и ледяной взгляд Макензи говорили о том, что он готов при первом неверном движении выхватить свой пистолет.
— Так-так, — воскликнул Акбар. — Может, спешимся?
Так мы и сделали, и Акбар с Макнотеном направились к ковру. Лоуренс держался справа от посла, и выглядел крайне настороженным. Видимо, он что-то сказал, потому что Акбар засмеялся и произнес:
— Лоуренсу-сагибу нет нужды волноваться. Здесь только друзья.
Я обнаружил, что рядом со мной оказался Мухаммед Дин, кланяющийся мне, и заметил, как Макензи и Тревора тоже втянули в дружескую беседу. Все выглядело так замечательно, что я готов был поклясться, что здесь нечисто, но Макнотен, казалось, обрел веру в себя и оживленно толковал с Акбаром. Что-то подсказывало мне не оставаться на одном месте, а постоянно перемещаться. Я направился к Макнотену, послушать, что происходит между ним и Акбаром, а кольцо афганцев, казалось, еще плотнее сжалось вокруг ковра.
— Вы можете заметить, что я взял с собой пару пистолетов, полученных в подарок от Лоуренса-сагиба, — говорил Акбар. — Ах, да это Флэшмен! Подойдите сюда, старый друг, дайте посмотреть на вас. Позвольте заявить, Маклотен-сагиб, что Флэшмен — мой желанный гость.
— Прибыв от вас, повелитель, — отвечает Макнотен, — он сделался желанным посланцем.
— Ах, да, — говорит Акбар, расплываясь в улыбке. — Это король среди посланцев. — Хан повернулся и посмотрел Макнотену прямо в глаза. — Как я понимаю, послание, которое он передал, оказалось привлекательным в глазах вашего превосходительства? — Шум голосов вокруг нас стих, и казалось, все вдруг уставились на Макнотена. Он, похоже, почувствовал это, но кивнул в ответ на вопрос Акбара.
— Так оно принято? — спрашивает Акбар.
— Принято, — отвечает Макнотен.
31
Как и большинство европейских авторов, Флэшмен использует слово «гази» как название одного из племен, хотя он, думается, лучше понимал его значение. На арабском «гази» буквально означает «завоеватель», но более точным будет смысловой перевод «защитник» или «герой». Европейцы обычно использовали это слова как синоним термина «фанатик», в этой связи интересно было бы простроить параллель между мусульманскими гази и средневековым идеалом христианского рыцаря. Секта гази ставила своей целью распространение ислама вооруженным путем.