Если же правительство хочет непременно не бездействовать, а наказывать, угрожать или пресекать то, что оно считает злом, то наименее неразумное и наименее несправедливое, что оно может сделать, состоит в том, чтобы все меры наказания, устрашения или пресечения зла направить против того, кто считается правительством источником его, то есть против меня, тем более, что я заявляю вперед, что буду не переставая, до своей смерти, делать то, что правительство считает злом, а что я считаю своей священной перед богом обязанностью.

И не думайте, пожалуйста, чтобы я, прося обратить против себя меры насилия, употребляемые против некоторых моих знакомых, предполагал, что употребление таких мер против меня представляет какое-либо затруднение для правительства, — что моя популярность и мое общественное положение ограждают меня от обысков, допросов, высылок, заключения и других худших насилий. Я не только не думаю этого, но убежден, что если правительство поступит решительно против меня, сошлет, посадит в тюрьму или приложит еще более сильные меры, то это не представит никаких особенных затруднений, и общественное мнение не только не возмутится этим, но большинство людей вполне одобрит такой образ действия и скажет, что давно уже пора было это сделать.

Бог видит, что, пиша это письмо, я не подчиняюсь желанию бравировать власть или как-нибудь выказаться, а вызван к этому нравственной потребностью, состоящею в том, чтобы снять с невинных людей ответственность за поступки, совершаемые мною, а главное — указать правительственным лицам, и вам в том числе, на жестокость, неразумность и несправедливость употребляемых мер и просить вас, по мере возможности, прекратить их и освободить себя от нравственной за них ответственности.

Очень буду благодарен, если вы ответите мне простым неофициальным письмом о том, что вы думаете о высказанном мною, и о том, исполните ли мою просьбу перенести на будущее время все преследования, если они уже считаются необходимыми, на меня — главное лицо, с точки зрения правительства, — заслуживающего их.

С чувством истинного доброжелательства остаюсь уважающим вас

Л. Толстой.

290. В. В. Стасову

1896 г. Мая 2. Ясная Поляна.

Виноват перед вами, дорогой Владимир Васильевич, за то, что не отвечал и не благодарил за прекрасный портрет Герцена и еще что-то. Parent du Châtelet y меня есть, а если еще что вам попадет под руку в этом роде, то пришлите. Мы три дня как переехали в деревню, и холодно, и мне нездоровится, так что несколько дней не мог работать, а без этого не жизнь.

Л. Толстой.

Архитектор ваш был утром, когда я был занят, а потом, к сожалению, не зашел. Я бы рад был узнать его, как и все vos amis sont mes amis.

291. В. В. Стасову

1896 г. Мая 23. Ясная Поляна.

Простите, Владимир Васильевич, что долго не отвечал вам. Очень, очень благодарен вам за книги, которые все получил и некоторые прочел. А еще более благодарен вам за намерение заехать к нам и пожить несколько дней. Только устройте, если вам все равно, чтобы это было не раньше 20-х чисел июня. А то у нас постройки и нет помещения; в конце же июня очень радуюсь мысли побеседовать с вами. Я все сижу над работой, которую задал себе и в которой очень медленно подвигаюсь, но не позволяю себе делать ничего другого. Теперь же безумие и мерзости коронации ужасно тревожат меня. Все наши вам кланяются. Так, до свиданья, пожалуйста.

Л. Толстой.

23 мая. 1896.

292. А. Н. Баранову

1896 г. Мая конец. Ясная Поляна.

Я получил ваши письма и материалы по Мультановскому делу. Я и прежде знал про него и читал то, что было в газетах. Не думаю, чтобы мое мнение по этому делу могло повлиять на судей или присяжных, в особенности потому, что оно таково, что несчастные, мучимые вотяки должны быть оправданы и освобождены независимо от того, совершили они или не совершили то дело, по которому они обвиняются. Кроме того, надеюсь, что с помощью всех тех разумных и гуманных людей, которые возмущены этим делом и стоят за оправдание, оправдание это состоится или уже состоялось.

От души желаю вам успеха и прошу принять уверение в моем уважении и симпатии.

Лев Толстой.

293. Л. Л. Толстому

1896 г. Июня 7. Ясная Поляна.

Каждый день собираюсь писать вам, милые дети Лева и Дора, потому что каждый день по многу раз, с большой любовью и радостью за ваше счастье, думаю о вас, и все не успеваю. Нынче хоть несколько строк, но напишу вам, напишу, главное, то, что я очень вас люблю и как-то особенно, точно я сам вместе с вами переживаю то, что и вместе с вами боюсь за ваше счастье, за те первые шаги, которые вы сделаете. Я жду от вас всего хорошего, но все-таки боюсь. Не успевал я вам написать оттого, что утро весь поглощен своей работой: изложение веры, и не позволяю себе ни минуты урвать от этого времени, так как жизни немного осталось, а думается, что это я обязан сделать. Работа подвигается, хотя и медленно. А потом обед, прогулка, посетители, вечер и ужин все вместе, а потом спать, и так каждый день.

Смотрите, не ссорьтесь. Всякое слово, произнесенное друг другу недовольным тоном, взгляд недобрый — событие очень важное. Надо привыкнуть не быть недовольным друг другом, не иначе как так, как бываешь недоволен собой, — недоволен своим поступком, но не своей душой. Прекрасно выражение: моя душа, то есть не вся моя душа, но душа моя же. Люблю, как душу. Именно не как тело свое, а как свою душу.

Как хочется увидать вас, потому что знаю, что буду радоваться.

Вчера у меня было удивительное событие. Раза три ко мне приходил штатский молодой человек из Тулы, прося дать ему книг. Я давал ему мои статьи некоторые и говорил с ним. Он по убеждению нигилист и атеист. Я от всей души говорил ему, что думаю. Вчера он пришел и подал мне записку. Прочтите, говорит, потом вы скажете, что вы думаете обо мне. В записке было сказано, что он жандармский унтер-офицер, шпион, подосланный ко мне, чтобы узнать, что у меня делается, и что ему стало невыносимо, и он вот открывается мне. Очень мне было и жалко, и гадко, и приятно. Сейчас пришли звать ужинать на террасе. После ужина буду читать: «Свет Азии» и играть в шахматы с Танеевым. Может быть, он будет играть. Андрюша здесь. Миша ничего, хотя можно бы желать больше духовной жизни. Девочки по-прежнему. Прощай пока, целую вас обоих. Последнее твое письмо мама́ понравилось мне и формой и содержанием. Пиши поподробнее.

Л. Т.