Задача сейчас в том, чтобы объединить пропаганду устную, которая будет играть роль подчиненную, с пропагандой печатной, которая будет играть командную роль в области пропаганды. А ведь мы не только искусственно отделили пропаганду устную от печатной, но само содержание пропаганды вообще расщепили, разбили. Так у нас получилось. Я не в оправдание это говорю, но Центральному Комитету некогда было заниматься этим делом. Мы занимались другими, не менее важными вопросами, но сейчас нельзя не заметить, что мы и здесь, в области пропаганды, допустили своеобразную функционалку, с точки зрения содержания пропаганды. Как можно отделить исторический материализм от ленинизма? Никак. То, что писали, чему учили Маркс и Энгельс, — это фундамент. То, что дал Ленин нового по сравнению с Марксом и Энгельсом, — это продолжение развития. Но, не зная фундамента, нельзя понять и того нового, что было дано в дальнейшем. Для того, чтобы понять то новое, что дал Ленин, надо знать фундамент, надо знать то, что дали Маркс и Энгельс. Но всвоей практике мы отделили это дело. Это, конечно, совершенно неправильно, нелепо. Изучают ленинизм. В программе по изучению ленинизма кое-что о Марксе и Энгельсе сказано, главным образом некоторые брошюры Маркса и Энгельса — «Коммунистический манифест» и т. д.; дается краткая характеристика на одной странице исторического материализма, а потом идет то, что написал Ленин. Можно ли так изучать? Конечно, нельзя. Ленинизм отделен от марксизма, что безусловно неправильно. Чтобы Ленина понять, чтобы понять, что он дал нового — а он дал чрезвычайно много нового, — надо узнать истоки, а эти истоки — марксизм. Надо говорить не о ленинизме, а надо говорить о марксизме-ленинизме, чтобы фундамент не был отделен от его продолжения. А у нас получилось, что в программе по изучению ленинизма почти ничего не говорится о произведениях Маркса и Энгельса. Так ленинизм нельзя изучать. Марксизм и ленинизм должны быть объединены, потому что они представляют одно целое, разрывать их нельзя. Надо преподавать впредь марксизм-ленинизм, то есть начинать с того, как Маркс и Энгельс пришли к теории исторического материализма, на основании каких предпосылок Маркс и Энгельс пришли к этому, затем нужно изучать произведения Маркса и Энгельса и после этого перейти к Ленину. Тогда Ленин, то новое, что он дал, будет понято. Мы не только марксизм от ленинизма отделили в практике преподавания, мы отделили от марксизма-ленинизма исторический материализм и преподаем его как особую дисциплину. Нельзя Маркса понять, не имея понятия, правильного понятия о диалектическом материализме. То, что появилась IV глава «Краткого курса», это ведь не случайно. Мы хотели эти расщепившиеся части соединить. Расщепить все эти части, значит искалечить их. Соединить их — значить восстановить то, что должно быть, что есть на самом деле. Как мы раньше изучали это дело? Начинали с диалектического материализма, брались за Плеханова, тогда еще не знали книги Ленина «Что такое друзья народа». Изучали главным образом книгу Плеханова о диалектическом материализме, брали первоисточники — сочинения Маркса и Энгельса, «Коммунистический манифест» и др. Было чрезвычайно трудно — самим нужно было работать над теорией. Так и изучали, а потом переходили к политике. Политика сама вытекала из диалектического материализма, из изучения произведений Маркса и Энгельса. И были как будто неплохими марксистами.

Вот, чтобы наши пропагандисты знали научный марксизм, они должны соединить диалектический материализм с историческим материализмом, который является логическим выводом из диалектического материализма. Только потом можно изучить и понять то новое, что дано Лениным. «Краткий курс истории ВКП(б)» задался целью все эти расщепленные части соединить. При этом нужно сказать, что ничего нового здесь нет. Именно по этому пути мы, старые большевики, в свое время изучали марксизм. Здесь восстанавливается тот старый путь, который оказался расщепленным на несколько дисциплин. Этот старый путь мы теперь восстанавливаем при помощи «Краткого курса истории партии». Так что ничего особенного не произошло, никакого переворота нет ни в мышлении, ни в теории, ни одного слова нового не сказано, объединено лишь то, что было разрознено, расщеплено. Диалектический материализм здесь связан с историческим материализмом, исторический материализм связан с политикой и экономикой, все это и составляет марксизм-ленинизм.

Все это иллюстрируется историческими фактами. Исторические факты, они не выдуманы, они пред нашими глазами прошли. И как раз на исторических фактах лучше, естественнее и понятнее демонстрировать основные идеи марксизма-ленинизма. Заявляют некоторые, что о лицах в «Кратком курсе» мало говорится. В нашем учебнике другой подход. Старые учебники, они излагают события в узком историческом разрезе и часто на лицах отыгрываются. ЦК считает, что этот метод педагогически неудовлетворителен, он мало воспитывает, ЦК считает, что не на том надо воспитывать, кто сколько раз в ссылку высылался, кто сколько раз был в тюрьме и т. д., хотя это также имеет известное значение. История, заостренная на лицах, для воспитания наших кадров ничего не дает, или дает очень мало, историю надо заострить на идеях…

Именно поэтому в Кратком курсе истории о лицах говорится мало, именно поэтому весь материал расположен по узловым пунктам развития нашей партии, по узловым пунктам развития идей марксизма-ленинизма. Это больше воспитывает людей, это создает меньше интереса к отдельным лицам и вождям, это больше способствует выработке сознания для того, чтобы стать настоящим марксистом-ленинцем.

Вот это я и хотел разъяснить, чтобы товарищи не путались, не говорили, что в связи с изданием Краткого курса истории они сталкиваются с чем-то новым, не говорили о перевороте, об эпохе и так далее. Ничего переворачивать не надо. Надо восстановить старый марксизм-ленинизм. Мы это дело восстанавливаем на фактах истории.

Второй вопрос, на котором я хотел остановиться. Я выступаю здесь для того, чтобы предупредить некоторое непонимание вопроса, которое обнаруживают товарищи.

К кому обращена книга? К кадрам, к нашим кадрам. А что такое кадры? Кадры — это командный состав, низший, средний и высший командный состав всего нашего государственного аппарата, включая сюда и хозяйство, и кооперацию, и торговлю, и промышленность, культуру, врачебное дело, вообще все, чем государство живет и на основании чего государство руководит народным хозяйством и народом.

Мы обычно привыкли узкопартийные кадры называть просто кадрами. Это не обидно. А что касается всех остальных, мы их называем, несколько презрительно, служащими. А между тем без этих служащих, без этой интеллигенции, без людей, которые живут интеллектом, — государство существовать не может. Ни один класс не может удержать власть и руководить государством, если он не сумеет создать своей собственной интеллигенции, то есть людей, которые отошли от физического труда и живут умственным трудом. Товарищ Хрущев думает, что он до сих пор остается рабочим, а между тем он интеллигент (веселое оживление в зале). Он перестал быть рабочим, потому что живет интеллектом, работает головой, отошел от физического труда, вышел из среды рабочих. Кое у кого из наших людей было такое махаевское отношение к кадрам. Махайский — это был один социал-демократ, я с ним в ссылке встречался, который набил руку на том, что ругательски ругал партийную интеллигенцию. Он считал, что надо истребить партийную интеллигенцию и только после этого восстановится порядок в партийных рядах. Махайский был членом партии, но на деле он был, конечно, анархистом. Вот это и называется в истории партии махаевщиной, эта ненависть к партийной интеллигенции. Конечно, Махайский был дурак, круглый идиот, потому что он не понимал, что надо не только ценить свою интеллигенцию, но весь рабочий класс, все крестьянство сделать интеллигенцией.

У нас старое отношение к интеллигенции буржуазной, чужой нам, иногда переносят на нашу новую, рабоче-крестьянскую интеллигенцию. А что собой представляет наша советская интеллигенция? С одной стороны, это мы — старые большевики, которые душу отдали делу революции и которых не сдвинешь с позиции большевиков, и, с другой стороны, 9/10 молодежи, людей, вышедших из рабочих и крестьян, а также из мелкой трудящейся интеллигенции. Вот что представляет собой наша советская рабоче-крестьянская интеллигенция. Они и составляют основное ядро служащих. У нас часто бывает так: работал рабочий у станка, потом пошел учиться, стал образованным человеком, и к нему сразу пропало всякое уважение. Я считаю, что это дикость. При таких взглядах мы можем действительно загубить государство, загубить социализм. Что такое управление? Одни составляют директивы! Директивы — это пустое место, если они не выполняются. Значит, другие исполняют эти директивы. Как они исполняют, это тоже важно. Надо, чтобы было правильное понимание, чтобы была готовность исполнять директивы, чтобы люди, которые проверяют исполнение и подводят итоги, подсказывали руководителям, в чем были недостатки директив и т. д. Было бы неразумным и наивным думать, что все директивы, которые идут как приказы, как постановления из Москвы, что все они правильные. Это было бы наивно думать. Если москвичам, центру, не будут помогать и поправлять их ошибки практики на местах, которые видят на ощупь, что получилось из этих директив, если не будет такого контакта и взаимодействия между центром и людьми с мест, — тогда никакого толку от всей нашей работы не будет. Весь этот аппарат, начиная сверху и кончая низовым звеном, который исполняет директивы, постановления, приказы и проч., он и составляет кадры нашей интеллигенции. Мы еще и дальше будем черпать этих людей из рабочих и крестьян, создавая и воспитывая из них нашу советскую интеллигенцию. А те, которые думают, что человек, уйдя от станка или трактора и став интеллигентом, погиб для общества, есть люди прошлого. Я бы сказал, они хуже врагов, вот эти люди, которые так смотрят на нашу интеллигенцию, на людей, которые вчера были рабочими, а сегодня стали интеллигентами. Те, которые презрительно относятся к нашей интеллигенции, есть жалкие, несчастные люди, махаевцы, ничего общего с марксизмом не имеющие.