Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР — в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.
С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.
В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.
И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом».
«Эта беседа, — записала Коллонтай, — произвела на меня неизгладимое впечатление. Я по-другому взглянула на окружающий меня мир. Я к ней обращалась мысленно много-много раз уже в годы войны и после нее, перечитывала неоднократно и все время находила в ней что-то новое, какой-то поворот, какую-то новую грань. И сейчас, как наяву, вижу кабинет Сталина в Кремле. В нем длинный стол и Сталина…
Уходя из кабинета, меня охватила какая-то грусть. Прощаясь, Иосиф Виссарионович сказал: «Крепитесь. Наступают, не за горами тяжелые времена. Их надо преодолеть». И, немного помолчав, сказал: «Преодолеем. Обязательно преодолеем! Берегите себя, крепите здоровье, закаляйтесь в борьбе!»
Выйдя из Кремля, я не пошла, просто побежала, не замечая никого, повторяя, чтобы не забыть, сказанное Сталиным. Войдя в дом, я тут же вытащила блокнот со своими заметками, схватила бумагу и стала записывать. Взглянула на часы. Была уже глубокая ночь. Часы показывали без десяти минут два…».
Диалог. 1998. № 8. С. 92–94.
Примечание
Извлечения из дневников А.М. Коллонтай, хранящихся в Архиве МИДа РФ, произведены историком М.И. Трушем.
Рыбин А.Т. Письмо в редакцию журнала «Коммунист» (август 1982 года)
Леонид Ильич Брежнев в своих замечательных, настольных произведениях «Малая Земля», «Возрождение», «Целина» учит нас знать объективность пережитого в изложении исторических фактов, так как всякое недобросовестное толкование вводит в заблуждение не только нашего современника, но людей будущих поколений. Потому его книги являются государственной, партийной совестью очевидца, литератора, государственного деятеля.
Однако за последние десять лет отдельные писатели утратили эту святую истину и стали выдавать плоды собственной фантазии за историческую действительность, не подозревая того, что они рубят дерево, на котором сидят. Так, например, в книгах М. Паджева «Через всю войну», П. Проскурина «Имя твое» и других публикациях утверждается, что И.В. Сталин 19-го октября 1941 г. утром прибыл на железнодорожную платформу Рогожско-Симоновского тупика, где ходил у спецпоезда в течение двух часов, преодолевая в себе противоречия, ехать ему в Куйбышев или остаться в Москве. Писатели, использовав название Рогожско-Симоновского тупика, несколько оказались отдаленными от истины. 16-го октября 1941 года автор от полковника Груздева получил приказ выделить вспомогательный наряд из состава сотрудников НКВД во главе со ст. лейтенантом П. Щепиловым и закрыть посты за Крестьянской заставой по Рабочей улице. Миновав заставу, мы поехали по Рабочей улице, где встретили несколько милицейских работников, регулирующих уличным движением, среди которых был мне знакомый по службе М. Коновалов. Перед нами раскинулось множество железнодорожных путей, идущих в тупик от основной ветки Курского вокзала. При этом эта обширная территория тупика тогда была огорожена глухим забором, который начинался от нынешней Новорогожской ул., стоял по Нижегородской почти до Абельмановской заставы. Прежде на территорию тупика поступали под разгрузку железнодорожные составы с дровами и стройматериалами. Естественно, что там в 1941 году никаких железнодорожных платформ и в помине не было. Направляясь к спецпоезду, я на разветвлении от основной магистрали железной дороги встретил сотрудников транспортной милиции, преграждавших проход посторонним лицам в сторону тупика и спецпоезда. Приближаясь к спецпоезду, я с удивлением увидел известных мне с 1930 года сотрудников личной охраны И.В. Сталина П.И. Лозгачева, К. Альтшулера, А. Белехева, Е. Жеребятьева, К. Ишметова, П. Шитоха, В. Круташева, В. Тукова. Но фашистские асы не дремали. Одиночные самолеты, преодолев заградительный огонь, прорвались в район тупика и сбросили две фугасные авиабомбы мелкого калибра, вели пулеметный обстрел территории тупика, под пулеметным обстрелом оказались сотрудники И. Хрусталев и С. Афонасьев, которые своевременно укрылись в цементной трубе крупного диаметра и таким образом остались целыми, хотя пули густо цокали по трубе. Водитель автомашины М. Гагач и др. пострадали от осколочных раненийразорвавшихся фугасок. Пробыв у спецпоезда несколько дней, не дождавшись приезда И.В. Сталина, сотрудники по приказу командования с постов снялись и возвратились в Кремль и на дачу. В этой связи нам хорошо известно, что И. Сталин в октябре 1941 года на Московские вокзалы не выезжал, а работал в Кремле и частично на ближней даче. Если говорить о выезде И. Сталина из столицы, то у него были куда более надежные средства передвижения, ибо на аэродроме под охраной лейтенантов Ю. Королькова, А. Сусанина и др. находилось несколько спецсамолетов Ставки Верховного Главного Командования. Сейчас становится очевидным, что поднятая организационная шумиха вокруг спецпоезда — это не что иное, как хитроумная приманка, для кое-каких простачков, попавших впросак.
Вот что вспоминает бывший комендант дачи И.В. Сталина, Сергей Соловов: «В середине октября 1941 г. я уже кое-что с дачи перевез в спецвагон. И. Сталин заметил мои хлопоты и спросил: «Что за перевозка?» Я ответил: «Готовимся, товарищ Сталин, к эвакуации в Куйбышев». Верховный на это сказал: «Никакой эвакуации, остаемся на месте до победы»». Бывший личный сотрудник для поручений И. Сталина, М. Старостин говорит: «Помню, видимо, за нами И. Сталин заметил прокуйбышевское настроение и пригласил нас ночью к себе. Он сказал: «Из Москвы я не поеду, ее надо защищать, и вы остаетесь со мной»». Начальник охраны генерал Н. Власик по инициативе начальства отправил личную библиотеку И. Сталина в Куйбышев. Верховный об этом узнал и заявил: «Этого делать не следовало. Из Москвы я не поеду». Небезынтересно, как излагал финальную часть с приготовлением спецпоезда полковник Н. Кириллин: «16-го октября 1941 года я и генерал Н. Суслов направились своими глазами посмотреть приготовление спецпоезда для Верховного, по возвращении в Кремль не прошло и 30–40 мин., выходит из Совнаркома нарком путей сообщения Л.М. Каганович и на повышенной ноте подзывает Суслова. Тот подбежал. Л. Каганович, обращаясь к Суслову, возбужденно сказал: «Сейчас мне Сталин дал нагоняй за организацию спецпоезда»».
Прошло с тех пор 40 лет, на месте территории железнодорожного тупика, где стоял спецпоезд, раскинулся жилой массив с озелененными дворами и улицами. Что касается Симоновского тупика, то таковой находился в большой отдаленности от Нижегородской ул., в радиусе железнодорожной станции Чухлинка и никакого отношения к тупику и спецпоезду не имел.
Так выглядит историческая действительность, которую опровергнуть невозможно.
Бывший военный комендант ГАБТа СССР,
майор в отставке А. Рыбин.
__ августа 1982 года