- Мы обнаружили ее только сегодня утром и ничего не успели сделать. Но почему же ты молчала? Почему не сказала мне?

- Я на службе, - просто ответила она, - и сделала для вас все, что могла. Большего мне не позволила сделать профессиональная этика. И только сегодня, когда твоего коллегу подобрали на шоссе, я поняла, что вы не успели исчезнуть…

- Он жив?! - воскликнул я. - Ну же!

- Жив, жив, - отмахнулась Нолли. - Могу даже утверждать, что на данный момент ему ровным счетом ничто не угрожает.

- Ну слава Богу! Это первая хорошая новость за весь сегодняшний день!

- Ты не спросил, почему он в безопасности, а ты - нет, - заметила Нолли. - Ты неисправимый альтруист!

- Ну хорошо, почему?

- А потому, что в то время, когда он находился в госпитале, ему в мозг вложили некую программу, суть которой я знаю только в самых общих чертах. Теперь он - главный свидетель по делу об антиправительственном мятеже. И от того, как он воспринял и оценил события, зависит твоя жизнь.

- Вот как!

- Вот именно, так Поэтому я здесь. Тебе нужно срочно бежать с этой планеты. Сейчас у нас еще есть фора - они все думают, что ты улетел вместе с главными преступниками, и ищут очень медленно и небрежно.

- Но в таком случае, как ты меня нашла? - удивился я.

- Просто я искала не умом, а сердцем, - тихо сказала она, смутившись и опустив глаза.

Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга. После такого признания очень трудно подобрать слова - все они кажутся угловатыми и банальными. Мы просто смотрели друг на друга и улыбались, читая в сердце партнера самые сокровенные порывы. Улыбка Нолли была немного грустной, моя же казалась мне немного идиотской. Возможно, это было оттого, что она смогла первой признаться вслух в своем чувстве, хотя я просто обязан был оставить этот приоритет за собой.

- Ты очень наследил, - наконец тихо, словно оправдываясь, сказала она. - Достаточно потянуть за кончик ниточки - сразу распутается весь узелок Твоим преследователям мешает только одно - в каждом твоем действии они видят дьявольскую хитрость и изворотливость. Поэтому я уже здесь, а они - еще там. Но следует поторопиться. - Нолли взглянула на часы. - У нас осталось всего десять минут. Ровно в пять по восьмой автостраде проследует машина дипкурьера - ее никогда не досматривают. С курьером я уже договорилась. Он из ваших - землян.

Где-то совсем рядом зашумел двигатель космобота. Мы оба даже пригнулись от неожиданности. Некоторое время шум доносился откуда-то справа, потом начал перемещаться вверх и, постепенно затихая, удалился.

- Пора, - решительно сказала Нолли, с шумом захлопывая контейнер. - Похоже на то, что мои коллеги начали шевелить мозгами.

Мы быстро втиснулись в одноместную авиетку. Едва щелкнул замок колпака, как Нолли рывком подняла аппарат в воздух и мы со всей возможной стремительностью помчались прочь от космопрота.

- Что ты делаешь?! - вскричал я.

- Ты хочешь пересаживаться в машину курьера на виду у постов? - вопросом на вопрос ответила она:

- Извини, не подумал.

Через несколько минут, которые с другой попутчицей показались бы мне часами, мы опустились на шоссе. У Нолли все было спланировано с той тщательностью, которая во все времена отличала спецслужбы от всех остальных. Машина курьера появилась незамедлительно, едва только посадочные опоры коснулись асфальта, словно ждала нас в укрытии. Меня заставили сложиться вчетверо и всунули в почтовый контейнер, который был тут же заперт и опечатан.

- Я найду тебя, - услышал я голос Нолли. - Я обязательно тебя найду, где бы ты ни был!

И все. Хлопнула дверца, и машина плавно тронулась. Мне почему-то вспомнилось, почему дипкурьеры в отличие от фельдъегерей предпочитают наземный транспорт воздушному. Считается, что в случае аварии корреспонденция, доставляемая таким способом, менее подвержена риску быть распыленной на площади во много километров, что вполне возможно при взрыве летательного аппарата. Находиться в тесном контейнере было крайне неудобно. Мое тело заняло практически все свободное пространство, едва оставив немного воздуха для дыхания. Автомобиль шел плавно, но я постоянно ощущал беспорядочные толчки едва ли не со всех сторон. В ожидании следующего сотрясения все тело мое сжималось, и это резко ухудшало состояние. Уже через пять минут я почувствовал, что решительно все мои мышцы сведены судорогой и если я безотлагательно не распрямлюсь, то умру немедленно. Однако этого, к моему немалому удивлению, не произошло. Поразительно, как много может выдержать человек, с виду и по сути такое хрупкое произведение матери-природы!

Наконец машина остановилась, шумно открылась дверца. Зашуршали сервоприводы - контейнер очень осторожно подхватил робот-погрузчик и бережно поставил в трюм корабля. Наступила гнетущая тишина, пронизанная мыслями о том, что о моем существовании забыли навсегда. Пытка теснотой продолжалась еще минут пять, и, когда я уже в отчаянии решил что меня хотят убить столь изощренным способом, вдруг щелкнул замок и сильные руки извлекли меня на свет.

- Ну вот и все, милок! - сказал кто-то у меня над ухом. - Считай - свободен!

Но в тот момент мне было все равно. Вдох полной грудью и тот у меня никак не получался. Если бы мне тогда объявили смертный приговор и тут же, у меня на глазах, приготовили все для приведения его в исполнение, я не повел бы и бровью - даже смерть была бы избавлением от мук, не окончившихся с открыванием контейнера.

- Э-э-э! Да ты сомлел! - сказал тот же голос Меня подхватили на руки и куда-то понесли,

баюкая, как ребенка. Запомнилось только мелькание каких-то светлых и темных полос. Потом я просто окончательно потерял чувство реальности и очнулся только тогда, когда корабль, ведомый моим заботливым опекуном, начал разгон перед прыжком в подпространство.

О последовавших вслед за этими приключениями двух месяцах рассказывать почти нечего. Бешеный Тедди - так звали пилота-курьера - доставил меня на Ошву, где я более трех недель провел в карантине, что, собственно, не очень отличается от тюремного заключения.

Удивительная планета Ошва - райское местечко для всякого рода бактерий, бацилл и вирусов. Первые исследователи неосторожно занесли сюда несколько совершенно банальных заболеваний, а те, в свою очередь, мутировали и стали настолько ужасны, что содрогнулась вся освоенная Вселенная. Если бы на Ошве не было богатейших залежей самых различных минералов, то ее бы давно закрыли для посетителей и исследователей. На планете едва ли не раз в неделю все население подвергалось строжайшему медосмотру, а в мои планы не входило оставлять так много следов.

Поэтому я под вымышленным именем перебрался на Руданду. В этом мне помог один из парней, коротавший вместе со мной время в ошвинском карантине. Но и здесь я не нашел пристанища.

Руданда - планета с почти такой же древней цивилизацией, как и на Земле, - не выглядела глухой провинцией, хотя и находилась в стороне от главных галактических путей. Здесь совершенно невозможно было затеряться. Главный компьютер планеты заботливо пестовал каждого члена общества в своих электронных объятиях от рождения до смерти. И если кому-нибудь вздумалось бы послать на мое имя открытку, даже без адреса, - она нашла бы меня в течение суток даже на дне океана. Как вы понимаете, меня такое положение дел так же совершенно не устраивало. Возможно, на меня наложило отпечаток постоянное ожидание ареста, не знаю, но развившееся во мне непонятное чувство подсказывало, что некая, до тех пор еще неясная опасность бродит рядом и чем цивилизованнее планета, тем четче ее контуры. Поэтому вскоре я удрал и с Руданды.

Последние две недели своих скитаний я провел на Истер, перебравшись туда с контрабандистами. Это была планета земного типа, открытая лет десять тому назад. Цивилизация ее в силу неких местных условий прочно застряла в средневековом феодализме, и планету объявили заповедником. Горький опыт бесплодных попыток ускорить развитие дикарей на Ногре сыграл в этом не последнюю роль.