Повзрослев, Валерий Алексеевич не любил экзотических афоризмов. Но этот — запомнился. Как и тот, куда более известный — про жизнь в эпоху перемен. Цой, кстати, хотел перемен. «Требуют наши сердца!» Вот и погиб в Латвии. Той самой, которая стала полигоном перемен… Цоя Валерий Алексеевич тоже не любил. «Но если есть в кармане пачка сигарет…» — единственная строчка, которую он признавал. А вот в детстве-юности, прошедших уже в Прибалтике, любил читать про перемены. «Хождение по мукам», например. Или «Белую гвардию». Или «Повесть о жизни». И, зачитавшись до рассвета, когда розовые чайки, подкрашенные первым солнцем, начинали кричать за окном, плавно планируя на мусорники во дворе, вздыхал, отложив книгу. «На нашу долю ничего не осталось. Ни войн, ни революций. Ни Золотого века русской литературы, ни Серебряного века поэзии. Когда из никого становились всем, а из всего — ничем. Когда любовь была нежна, а смерть прекрасна».
Довздыхался юноша бледный. Впрочем, если уж правду говорить, то не бледный, а скорее даже рыжий. Весь в веснушках тогда, русые волосы хохолком на стриженом затылке. И «повесть о жизни» еще только начиналась — продолжалась белыми летними ночами на островах Балтийского моря после белого солнца пустыни. И впереди еще были и хождение, и гвардия. И любовь, и муки. А пока… пока он еще только-только родился.
На этой границе никогда не было спокойно. Американцы, еще в начале 50-х усилившие свое влияние на Иран, хозяйничали в нем как хотели. Помимо непосредственной охраны государственной границы и постоянного наблюдения за сопредельной территорией, застава обеспечивала встречу наших агентов, готовила коридоры и отправляла разведчиков в Иран через свой участок. Случались и задержания нарушителей, и прямые огневые контакты. Забот у старшего Иванова — тогда еще молодого начальника заставы хватало.
Главная боль у любого командира — личный состав. Простые русские парни, попавшие в пустыню. Хорошо, если с самого начала службы. Тогда они втягивались, другой жизни в войсках не представляли и благополучно возвращались домой. Но однажды на заставу прислали нескольких солдат второго и третьего года службы, переведенных из Прибалтики. Почти все они сломались, посчитав, что попали в ад.
Застава, на которой родился младший Иванов, была расположена на берегу Каспийского моря; с тыла шла гряда барханов сыпучего песка. В таких песках закапывали легендарного Саида, по таким же барханам брел с чайником на ремне красноармеец Сухов. «Я мзду не беру, мне за державу обидно!» — говорил басмачам Верещагин. И пел про девять граммов в сердце. Конечно, маленький мальчик не помнил толком ничего о первых годах своей жизни. Вспоминал по рассказам отца, представлял по знаменитому фильму, снятому гораздо позже. Но белое солнце пустыни все же опалило мальчика, оставив в жизни Иванова свой след.
На другой заставе, тоже кавалерийской, граница с Ираном проходила по середине речки Атрек, пересыхавшей в летнее время. Следующая застава находилась в горах — отрогах Копет-Дага. Там была пресная вода — из расщелины камней бил родник! Снизу, из долины, привозили арбузы и виноград. Вокруг росли гранатовые деревья и инжир.
На этой заставе был свой любимец — архар Яшка. Когда Яшка подрос и из ласкового козленка превратился в настоящего горного козла с огромными закрученными рогами, он стал бросаться на всех, кто не носил форму. Доставалось, конечно, и женщинам, и детям. Тогда Яшку поменяли туркменам на радиоприемник. Но архар убежал обратно на заставу, забрался в баню, объелся мыла и бесславно сдох. Это было последнее из того немногого, что помнил маленький мальчик о Туркмении. Был у него еще старший брат — Юра, были у них, конечно, тюбетейки и расшитые мамой белые рубашечки. Так они и застыли на снимке — с мамой, с братом и архаром Яшкой — на фоне изрезанной трещинами скалы. Отец увлекался фотографией.
Капитану Иванову повезло. После девяти туркменских лет (да еще ведь год за два тогда считали) его откомандировали в Москву, в Высшую школу КГБ, на командные курсы. Там же, в Москве, с ним была и жена — Нина. А мальчики на время остались у бабушки — на Урале.
В Москве Нину Алексеевну послали на ВТЭК и обнаружили у нее противопоказания к жаркому климату. Иначе трубить бы Ивановым в Средней Азии до конца жизни. А так повезло. После окончания курсов капитана перевели в Северо-Западный округ. В Ленинград он прибыл с женой и двумя сыновьями. Чтобы не жить с семьей в гостинице на чемоданах, офицер согласился на первую же вакантную должность начальника заставы — на острове Вильсанди, в Эстонии. Впервые за девять лет он увидел снег. Песчаные барханы, потрескавшиеся солончаки. колючки, превращающиеся миражами в деревья на берегу озера; шакалы, дикобразы, вараны, каракурты, фаланги, скорпионы, змеи, жара, жара, жара. Все это осталось в прошлом. Маленький островок в Балтийском море; лес, грибы, ягоды, одинокие эстонские хутора — казались первое время все тем же миражом. Не верилось, что служба может быть и такой.
Именно с этой заставы Иванов-младший и помнил себя отчетливо, здесь, в четыре годика, мир стал для него раскручиваться по нити времени. Нить эта, однако, тянулась издалека. Был у отца дядя — Дмитрий Иванов. В 40-м году его призвали в армию, в пограничные войска. В первые же дни войны он погиб, защищая маленький остров в Балтийском море. Теперь начальником заставы на этом острове стал отец Иванова.
Когда началась перестройка и на всех вылился грязный ушат разоблачений советского прошлого, двадцатипятилетний Иванов с пристрастием допросил родителей о сталинских временах. Оказалось, никто из большой семьи не пострадал от репрессий, не умер от голода, не был объявлен кулаком и даже не был скрытым диссидентом. Это показалось довольно странным — ведь если верить внезапно «вспомнившим все» историкам и публицистам, каждый второй советский человек должен был пострадать от страшного режима. Тогда отец коротко рассказал сыну о своем детстве. Скупой рассказ этот Валерий Алексеевич помнил почти дословно.
Пермская область, Верещагинский район. Там, в захолустье, среди холмов, стояла деревенька Комино. В деревне было всего шесть дворов. На высоком берегу извилистой речки Тык стоял дом Ивановых. Вернее, две избы, соединенные между собой сенями под общей крышей. За лужайкой были новые амбары, погреб и большой высокий новый дом, только что построенный, вкусно пахнущий смолой и тесом. На берегу речки росли черемуха да рябина, а между ними стояла баня. Вся усадьба в пятьдесят соток была огорожена забором из жердей. У Ивановых было шестеро детей, кроме того, одного родственника, оставшегося без родителей, взяли на воспитание. Жил в семье и тот самый дядя Митя, что стал потом пограничником и погиб на Балтике.
Дедушка Валерия Алексеевича работал счетоводом-бухгалтером в колхозе, бабушка на разных работах в поле, прадед на ферме. Дома хозяйством занималась прабабушка — Дарья Михайловна. До замужества она жила в прислугах у местного батюшки, в семье об этом часто вспоминали почему-то. В 1938 году была сильная засуха. На полях зерновые выгорели. Люди голодали. Детям выдавали по норме черный хлеб, испеченный наполовину со жмыхом или отрубями. Но семья Ивановых не бедствовала. Дома всегда были свежее молоко, овощи, иногда и мясо. В хозяйстве держали корову, овец, поросенка. В 39-м и 40-м годах был большой урожай, и амбар полностью засыпали зерном. Но в войну прадед все зерно сдал в колхоз для посева.
Дед Валерия Алексеевича по матери был артиллеристом, дошел до Берлина. Правда, пока жив был, так и не рассказал ничего внуку. Не любил вспоминать войну, хотя и надевал боевые ордена по праздникам. А вот дед со стороны отца все военные годы отслужил на Дальнем Востоке и воевать начал только в 45-м, уже с японцами. Но умер рано, так что рассказов тоже не осталось.
Отец закончил к концу войны семь классов. Тогда и познакомился он на танцах в сельском клубе с будущей женой. Но, конечно, поженились они не сразу. Отец поступил на фельдшерско-акушерские курсы. Уже в 18 лет он заведовал медпунктом в староверском селе Андронятское. Тяжело было лечить тех, для кого обращение к медицинской помощи считается делом грешным, но Алексей Иванович справился. Через два года пришло время идти в армию. Военком предложил поступать в Алма-Атинское пограничное командное кавалерийское училище. А через 4 года свежеиспеченный лейтенант Иванов вернулся на родину, женился и увез молодую жену в Туркмению — на заставу.