Я промолчал, почувствовав, что начинаю покрываться гусиной кожей. Майк тем временем как ни в чем не бывало стал говорить о колдовстве, черной магии, но потом, видимо, все-таки догадавшись, что я окончательно теряю нить разговора, он переменил тему. На сей раз это была еще одна доверительная беседа, исходящая, как я почувствовал, уже лично от него и не связанная напрямую с полученным заданием.
«Знаешь, Ури, американский конгресс и военные не оценивают возможности психологического воздействия по достоинству. Это происходит отчасти и из-за того, что у нас неважные результаты в этой области. Но здесь есть и обратная связь — как можно изучить предмет досконально и достичь каких-то успехов, если ты не готов вложить в это деньги? Советы вкладывают. Это видно достаточно хорошо даже из открытой литературы. Если читать ее внимательно, то станет ясно, что они занимаются этой проблемой более 50 лет. И, надо сказать, взяли мощный старт, потому что не жалеют на это денег. А мы даже еще и не начали серьезно. Хотя если бы даже и начали, пресса, уверен, тотчас бы поднялась против этого, стала бы требовать, чтобы расходы на исследования были урезаны. Именно неверующие, скептики — те, кто сидит на руководящих постах в газетах, — открыто смеются над нами. И соответственно влияют на ученых, а те в свою очередь — на пра-иительство. Это порочный круг, и он может быть разорван только сверху.
Сегодня, правда, у нас есть и хорошая новость: наш новый президент Джимми Картер — верующий. По крайней мере, религиозный человек, а его сестра Рут фанатично верит в исцелителей. Кроме того, президент сам видел неопознанные летающие объекты и заявил об этом публично. Не стоит забывать и то, что он достаточно серьезный ученый. Словом, он мог бы пойти навстречу нашей идее необходимости крупных исследований психологических феноменов. Нужно только заинтересовать его в этом».
Я, кстати, однажды уже сделал кое-что в этом направлении. Это случилось, когда жена еще не вступившего на пост президента, Розалин Картер, приезжала в Мексику вместе с Генри Киссинджером. Манси, как визави Розалин, организовала официальный банкет для гостей. Самого Лопеса Портильо на нем не было, но я был приглашен, и Манси посадила меня рядом с этими двумя высокими гостями. За нашим столом сидели также Пепито и американский посол вместе с сыном тогдашнего президента Джеральда Форда.
Майк, зная, что я буду на этом приеме, заранее попросил меня показать им что-нибудь из своего арсенала, например сгибание ложек для госпожи Картер, чтение мыслей для господина Киссинджера. Во время банкета я вел с ними обычный вежливый разговор и ожидал соответствующего момента.
Розалин Картер была естественна и непосредственна. Казалось, она открыта любой идее, связанной с телепатией и психокинезом, так же как, впрочем, к большому моему удивлению, и Киссинджер, хотя он был значительно более осторожен it оценках.
«Не слишком мудро поступают те люди, которые не принимают тот или иной феномен только потому, что ему нет пока объяснения», — заметил он в разговоре со мной. Допускаю, что он сказал это только из вежливости — ведь передо мной был один из самых опытных дипломатов Соединенных Штагов.
Когда принесли кофе, атмосфера наконец-то стала не такой официальной, и я почувствовал, что пришло мое время. Взяв со стола массивную дессертную ложку, я передал ее госпоже Картер с просьбой крепко держать ее одной рукой за выемку.
«А теперь, разрешите мне положить свою руку на вашу, — сказал я, — не бойтесь, я только слегка прикоснусь пальцем». Мне очень хотелось, чтобы она почувствовала, как ложка сгибается прямо у нее в руке. Так и произошло.
Госпожа Картер выглядела удивленно и в то же время обрадованно. Она рассмеялась. Я убрал свою руку: «Дальше держите сами».
Она так и сделала и с широко раскрытыми глазами наблюдала, как ложка медленно, но верно выгибалась вверх до тех пор, пока угол не стал совсем прямым.
«б! — воскликнула она. — Я хочу, чтобы мои друзья в Америке смогли увидеть то же самое, и обязательно нужно показать это Джимми».
И, мне кажется, она говорила серьезно, потому что, насколько я помню, взяла ту ложку как сувенир на память о нашей первой встрече.
Некоторые из приглашенных встали из-за своих столов и подошли к нам, чтобы посмотреть на происходящее. У меня даже сохранилась фотография, которую в этот момент успел сделать официальный фотограф американского посольства. На ней госпожа Картер все еще держит в руках ложку, а я, поменявшись с ней местами, уже оказался рядом с Генри Киссинджером.
«А сейчас, господин Киссинджер, я хотел бы продемонстрировать вам нечто совершенно иное», — сказал я. — Он даже слегка отпрянул от меня, отодвигая свой стул, а затем протестующе поднял руку. «Нет, нет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы вы читали мои мысли. Я знаю слишком много секретов». Он действительно выглядел немного встревоженным.
Я ему объяснил, что хочу только, чтобы он нарисовал что-нибудь, пока я отвернусь, а затем, когда опять повернусь к нему лицом, прикрыл рисунок рукой. Все вокруг с нетерпением смотрели на нас, и Киссинджеру пришлось подчиниться. Через несколько минут он намалевал что-то в блокноте.
«А теперь, — попросил я, посмотрев в его глаза, спрятанные за широкими очками, — начните мысленно перерисовывать тот рисунок, который у вас в блокноте».
Я столько раз проделывал подобные вещи, что не смогу сейчас точно вспомнить, что там было нарисовано. Но помню, что это была одна из моих самых удачных попыток. То, что я нарисовал, прочитав мысли Киссинджера, совпадало не только по форме, но и в размерах. Киссинджер немного побледнел.
«Что вы еще прочитали в моих мыслях?» — «О, мне лучше не говорить об этом здесь», — ответил я. Он сурово взглянул на меня. «Вы это серьезно? — прогремел он своим гортанным голосом. — Что вы имеете в виду?»
Все вокруг нас неожиданно притихли.
А я вдруг вспомнил эпизод, происшедший незадолго до этой встречи в Парагвае, во время моего турне. Как-то я обедал вместе с военной верхушкой страны и с наивным видом спросил, правда ли то, что Парагвай предоставляет убежище некоторым известным нацистам? Я никогда не видел столько вилок, застывших одновременно в воздухе. (Президент Стреснер, кстати сказать, был еще одним из тех политических лидеров, кто сам захотел согнуть ложку после того, как это сделал я.) «Нет, мистер Киссинджер, не волнуйтесь, — сказал я. — Это шутка. Я только прочитал в ваших мыслях изображение на рисунке. Вот и все».
На самом деле я прочитал и еще кое-что, но момент, чтобы признаться в этом, был явно не подходящий.
Киссинджер вздохнул с облегчением. Не берусь даже вообразить, чтобы он сказал, узнав, что я лишь выполняю частную просьбу рядового сотрудника ЦРУ.
«Да, похоже, то, что я о вас знал раньше, это правда, — заключил он. — Мне много приходилось слышать о ваших необыкновенных способностях, но я, по правде говоря, не представлял себе, что они на таком уровне и что вы можете их демонстрировать в таких сложных условиях, на многолюдных приемах. Я думал, что вам необходимо сконцентрироваться, и как можно сильнее. Насколько мне показалось, вы этого даже не сделали».
«О, нет, сделал, — сказал я, — тот момент, пока вы мысленно набрасывали свой рисунок, был для меня ключевым моментом концентрации». — «Поразительно» — таков был его ответ.
Разумеется, это был научно неконтролируемый эксперимент, но он тем не менее дал Киссинджеру повод для размышления.
Майк был определенно доволен тем, как развивались события на банкете. Задумавшись на мгновение, он спросил меня, как обычно, слегка развязно: «Слушай, а слабо тебе, наоборот, нарисовать что-нибудь, а потом спроектировать этот рисунок в чьем-то сознании? Сумеешь?» — «Конечно. Я делаю это регулярно». — «Давай, попробуем».
Тут я вдруг засомневался, потому что все еще не отошел ото всех этих разговоров о черной магии и тому подобной чертовщине, которые напугали меня. Но решил забыть их. В конце концов, Майк сейчас просил меня не о том, чтобы убрать Андропова.