Серебристая парча ночной пустыни с мягкими волнами полутеней заставляет позабыть, что у вас осталась последняя бутылка питьевой воды; вы переноситесь из суровой действительности в царство умиротворения.

Вершину Килиманджаро мы видели и днем и ночью. Лунный свет смягчал резкость очертаний, которую способно создавать лишь тропическое солнце. Он заиграл дымкой над стеклянными храмами, залил хрустальный панцирь юго-восточного склона космическим мерцанием, и мы с головой погрузились в фантастический мир.

Потом, в грозовую ночь, мы взбежали на Нгому, выскочив из ходившего ходуном домика у озера Киву, о берега которого бились поднятые землетрясением волны. С вершины холма мы увидели кровавый факел, разделивший ночь на два мира. Рождение вулкана Вовоквабити, растущего среди первобытного леса, и днем являло собой ужасную картину. Ночь превратила ее в невиданное фантастическое зрелище, в бредовый образ иезуитского ада, в разверзшиеся пещеры дракона, который извергал огонь и серу, огромным пожаром сжигая километры леса вокруг.

А еще раз, тоже в лунную ночь, мы стояли у самого края водопада Дьявола, гребень которого образует условную границу между Северной и Южной Родезией. Скалы вокруг нас сотрясались от падения сотен тысяч тонн низвергающейся стихии, водяная пыль и брызги поднимались к ночному небу, и над водопадами Виктория, как мираж, перекинулась радуга. Лунная радуга. Чудо, которое вместе с нами видело лишь несколько пар глаз.

Человек— существо вечно неудовлетворенное.

Если вы видите ночной мираж и можете ориентироваться в нем по карте, мираж перестает быть миражем. Если сказка умещается в обычную топографическую сетку, она уже не сказка.

Вот только полнолуние бывает лишь двенадцать, изредка тринадцать раз в году. А в году 365 дней, иногда даже 366. Можно продумать и выработать подробный план путешествия. Гораздо труднее согласовать полнолуние с километрами, переправами через реки, проколами шин, рабочими остановками, дорогами, превратившимися в болота, и с непредвиденными сюрпризами.

В течение всего долгого путешествия случай остается главным режиссером, который временами выступает в роли сказочника. С ним нельзя договориться, его нельзя подкупить, он не подчиняется ни авторитету, ни закону.

Но уж если свою постановку он осуществит мастерски, благодарность ему воздастся сторицей.

Было три часа утра, когда мы укладывались в кровати в спящем отеле. Мы давно позабыли о невзгодах последних дней, о проигранной гонке, о разболевшихся глазах и о том, что мы оказались в ловушке и не знаем, как выбраться из нее, несмотря на то, что машина у нас исправна. И все оттого, что еще утром в нашу программу не входила ночная симфония Игуасу, а еще потому, что мы и понятия не имели, как окрестили открыватели и географы отдельные каскады падающих вод; мы не представляли, какова река Игуасу выше порогов и ниже их. Потому что в полночь нам никто не дал карты.

Откуда-то издалека доносились заключительные аккорды сказочной ночной симфонии.

— Быстрее, поторопитесь, мы ждем вас!

В скверике перед отелем стоял небольшой автобус, и люди были нетерпеливы. Днем отправляется их самолет до Байреса, а предстояло еще столько всего обегать!

Было десять часов утра. Вдали снова слышался гулкий грохот вод, но глуше, чем ночью, когда кругом не шелохнется ни один лист. Подпрыгивая на камнях, автобус мчался по левому берегу верхнего течения Игуасу в Поэрто-де-лас-Каноас, к лодочной пристани. Как только он остановился, из него высыпали туристы и, обгоняя друг друга, кинулись к двум приготовленным лодкам.

Верховье Игуасу подобно широкому озеру. Конца ему не видно. И только низко у горизонта смотрится в чистые воды кудрявая кайма леса.

Перевозчик берется за весла и направляется к ближайшему островку; оказывается, с берега на берег протянут трос, вдоль которого ползают обе лодки.

— Неужели здесь такое сильное течение, что нельзя плыть напрямик?

— Нет, но вода стоит низко и можно напороться на подводную скалу. А трос нас ведет…

Через десять минут лодка пристает к берегу, и перевозчик дает пассажирам знак высаживаться.

— Мы на Черепашьем острове. Теперь пройдем на тот его конец, там приготовлена другая лодка.

Роскошь. Пересадочная станция над водопадами. Грохот падающей воды усиливается, и с каждым порывом ветра этот гром становится все мощнее.

— А нас не сбросит в водопад? — с испугом спрашивают пассажиры. — Это было бы неприятно…

Конечная станция. Скалистый островок, выступающий из воды на два метра, весь мокрый, хотя в небе нет ни облачка и солнце сияет вовсю. Деревья на краю острова расступаются, и прямо перед нами открывается поразительное зрелище. Необозримый простор вод превратился в огромный тигель расплавленного серебра. Он бьет в глаза ослепительными бликами, как танцовщица из кабаре, которая стремится восхитить публику сверканием блесток своей накидки в лучах тысячеваттных юпитеров.

Поток жидкого серебра кипит, и искрящаяся лавина громадной подковой срывается в пропасть. Там, в глубине, куда можно заглянуть, наклонившись, при условии, что тебя держат за руку, это жидкое серебро меняет свой облик: оно клокочет, стремительно обегает вспененные воронки, отдает блеск водопадам в урагане водяной пыли и, потускнев, вытекает на свет несколькими десятками метров ниже.

Garganta del Diablo.

Глотка Дьявола.

Как же еще мог назвать слабый человек эту беснующуюся стихию, которая сопротивляется до последнего мгновения, как бы не желая срываться с солнечных высот в темные пропасти! И точно так же окрестил человек один из самых мощных водопадов Виктория в Африке.

И все же нет, не может дьявол воплотиться в этом плавном изгибе перешейка, унизанного сверкающими жемчугами. Не может он превратиться в шелковую вуаль прохладной водяной пыли, которая вылетает из глубины на крыльях ветра и распадается мириадами искрящихся брызг. Дьявол не в силах покорить пространство, солнце и воду и соткать из них сверкающую радугу, в которой, словно живые алмазы, мелькают птицы.

Нет, никогда не был дьявол в бурлящем потоке текучего сияния Игуасу.

Лишь тот человек, для которого оказалась недоступной хрупкая, мерцающая прелесть Больших Вод, кто не понял фортиссимо первых аккордов Игуасу, только он мог вспомнить о дьяволе, чтобы заглушить в себе страх.

Интересно отметить, что все три всемирно известных водопада образуют границы между соседними странами.

Там, где Замбези срывается в водопады Виктория, пролегла граница между Северной и Южной Родезией. Полюбоваться на Ниагарский водопад приходят туристы и с канадского берега и из Соединенных Штатов Америки. По Глотке Дьявола проходит государственная граница между Аргентиной и Бразилией, предварительно установленная двухсторонним соглашением 1903 года и дополнительным протоколом от 1904 года. Окончательно граница была определена лишь з 1928 году.

Дон-Альвар Нуньес Кабеса-де-Вака не носил на плечах коровьей головы, хотя она и украшала его испанское имя. Зато у него хватило отваги и сил пережить потерю двух кораблей и двухсот пятидесяти членов команды, открыть устье Миссисипи и пешком пройти от Флориды до Калифорнии. И все же, когда после девятилетних странствий по земле Нового Света он опять поднялся на палубу испанской каравеллы, то оказался на пороге новых открытий.

Обладая здоровым инстинктом первооткрывателя и счастливой звездой, он в 1541 году отправился из Санта-Катарины на берегу Атлантического океана в глубь материка, стремясь проникнуть в легендарную империю инков. Но вместо этого он открыл слияние рек Парагвая и Пилькомайо, где теперь стоит Асунсьон. Блуждая в дремучих первобытных лесах, он услышал далекий гул воды и пошел на этот таинственный звук. Благодаря этому его имя осталось высеченным на каменной плите недалеко от узкого мостика над водопадом Аррайагарай.