Скромно отказавшись от вознаграждения, один из них показывает пальцем на фотоаппарат:

— Достань мне картинку из этого ящичка, господин.

Они глубокомысленно покивают головами, когда им объяснишь, что эти картинки могут быть изготовлены только в лабораториях большого города на юге, и приложат пальцы к своим широким кожаным сомбреро.

— Nao importa, senhor. — Не беда, сеньор.

— Счастливого пути, сеньор!

Счастливого пути по гнетущему безлюдью желтоватого, каменного моря горных памп…

Лишь спустя несколько долгих часов пути этот край вновь оживился зеленью лесов и гомоном молодых селений. По солнечным склонам гор потянулись первые виноградники. Мы все время спускались. От приморских равнин у Порту-Алегри нас отделяло каких-то 500 метров высоты, как вдруг шины зашуршали по гранитным плитам современного горного шоссе. Оно началось совершенно неожиданно для нас. Крутой поворот вправо, потом влево, ущелье между низкими скалами, и вдруг у наших ног раскинулась одна из самых красивых долин, стиснутая двумя валами зеленых гор и усеянная красными точками крыш и белой россыпью домиков.

Каменные ворота на дне длинного ущелья были еще одной границей этих отличных друг от друга областей. За воротами из леса, покрывающего подножье приморских гор, вырвалась широкая лента асфальта, местами залитого новым слоем бетона; она властно раздвинула необозримые Плантации маниоки и сахарного тростника и устремилась к берегу океана.

А потом мимо нас чередой прошли потемневшие улицы Сан-Леопольду, 40 километров лесной дороги, ночные колонны автомобилей, первые неоновые рекламы, широкие авениды крупного города, вечерняя идиллия под пальмами центральной площади и — вот она, цель. Столица южной Бразилии — Порту-Алегри.

— Пятьдесят лет назад здесь было как на диком западе, — начал свои воспоминания старый Витек, положив на стол костлявые руки и глядя прямо перед собой. — Я приехал в Бразилию после русско-японской войны, в девятьсот шестом году. Сами понимаете, жизни я не нюхал, желторотым птенцом был. Можете себе представить, как я таращил глаза, когда увидел этих здешних фазендейро — помещиков, никогда не знавших, что и сколько им принадлежит. Даже сосчитать всего этого они не могли!..

Среди них были и такие, которые не умели считать до десяти. При продаже скота в городе они выводили из вагона одного вола за другим, а покупатель должен был за каждую голову бросать в шапку один патасон. В то время это примерно равнялось двумстам чехословацким кронам.

Риу-Гранди-ду-Сул еще и сегодня представляет собой бразильский Техас, хотя фазендейро уже знают таблицу умножения, а покупатели перестали бросать в шапку по одному патасону за каждого вола.

Риу-Гранди-ду-Сул — самый южный федеральный штат; он лежит на периферии огромного бразильского колосса, более чем в 2 тысячах километров от столицы. Это четыре дня поездом или пароходом, трое суток автомобилем. На карте он кажется инородным телом, вклинившимся между побережьем Атлантики и границами соседних Аргентины и Уругвая. Из всей площади Бразилии ему отведено всего лишь около трех процентов, хотя этот штат в два раза больше Чехословакии.

Но если бы однажды бразильская федерация лишилась этого инородного тела, вся ее экономика перевернулась бы вверх дном. Риу-Гранди-ду-Сул — крупнейшая бразильская житница и крупнейший поставщик мяса. Весь этот край по внешнему виду почти не отличается от безграничных памп Аргентины, разделенных колючей проволокой на огромные коровники под открытым небом. Массовое производство сельскохозяйственных продуктов сочетается в Риу-Гранди с высокоразвитой легкой промышленностью. Поэтому благодаря своему удельному весу в экономике и внешней торговле страны штат по своему положению приближается к Сан-Паулу. Это хоть и вспомогательный, но все же второй столп, который поддерживает эксцентрично изогнувшегося бразильского колосса.

И так же как Сан-Паулу, Риу-Гранди-ду-Сул — это вечный источник оппозиции по отношению к федеральному правительству, это лагерь неизлечимых сепаративистов и очаг серьезного сопротивления. Он опирается на вековые традиции борьбы между испанской и, португальской коронами. Риу-Гранди играл в этой борьбе еще более важную роль, чем северная Санта-Катарина. Он подвергался непосредственному влиянию испанской Аргентины, но все же противостоял ему. Он был гораздо больше удален от центра португальской Бразилии и привык к независимости. Если Санта-Катарина была предметом споров, то Риу-Гранди представлял собой постоянную арену борьбы в течение четырехсот лет. Он жил в состоянии непрестанного возмущения- и мятежей против тех, кто покушался овладеть им, независимо от того, шло ли это стремление с севера или с юга. В Санта-Катарине вольные гаушо служили заслоном от чужеземцев. В Риу-Гранди-ду-Сул они были несокрушимым оплотом обороны, и от них зависел исход всей борьбы, партизанской борьбы в современном значении этого слова.

После отторжения Бразилии от португальской короны они целых семь лет вели решительную борьбу против императора Педро II за независимость своей страны. Они потерпели поражение, но оружия не сложили.

В Риу-Гранди-ду-Сул более тридцати лет назад поднялся неустрашимый cavalheiro da esperanza, рыцарь надежды Луис Карлос Престес, вождь передового рабочего движения, а впоследствии генеральный секретарь Коммунистической партии Бразилии. Борец, который стал олицетворением чаяний простых людей и в котором даже его враги и сегодня видят величайшего героя современной Южной Америки. Риу-Гранди-ду-Сул был тем очагом, где разгоралось пламя революционной борьбы против бразильских магнатов и владельцев латифундий.

Порту-Алегри на португальском языке означает «Веселый Порт». Он расположен у залива, который только временами бывает заливом. Первые колонисты по недоразумению назвали его Риу-Гранди — Большая Река; этим же именем они нарекли селение при устье ее, а потом и целый штат, и все же эта риу отнюдь не гранди, если это вообще риу. Более поздние обитатели здешних мест сохранили — название Большой Реки и за селением и за штатом, но залив окрестили заново, дав ему имя Лагоа-дос-Патус, что значит «Утиное Озеро». Уток здесь давно не водится, а озеро тоже не озеро.

Вся эта путаница лежит на совести первооткрывателей области. Даже на юге Нового Света они остались верными своей истории, изобилующей ошибками. Однажды они подплыли к южным берегам Бразилии; здесь, на тысячах километров побережья, не оказалось ни одной реки, стоящей того, чтобы о ней можно было говорить. И вдруг перед ними распахнулись пресноводные ворота в глубь материка, ширина которых достигала 8 километров. Какая же из известных в то время рек могла соперничать с такой речищей? На крестинах нового открытия об имени нечего было и спорить: Риу-Гранди — Большая Река.

Но когда счастливые крестные вернулись к своей риу во второй раз, они обнаружили, что вода в реке — соленая. Тогда они отправились по ней в глубь страны. Триста километров тянулась их река, суживаясь и постепенно преснея. А потом их мечты о новой Миссисипи или Амазонке рассыпались как карточный домик, ибо в конце их пути оказалось место слияния пяти речушек, которые выплевывали несколько сот кубометров воды на обломки их первооткрывательской славы. В действительности же они открыли глубокий морской залив с преобладанием пресной воды. Но стоило только на несколько дециметров понизиться уровню Реки Колокольников — Риу-дос-Синус, Граватаи, Такуари, Жакуи или Каи, как в залив врывалась соленая вода Атлантики.

У Порту-Алегри — Веселого Порта на берегах Утиного Залива — вполне подходящее название.

Он весел своим именем, улыбкой окрестностей, темпераментом своих жителей, довольной ухмылкой будущего двойника Сан-Паулу и веселой историей своих основателей. Он родился благодаря необыкновенной идее. В нем было впервые осуществлено организованное разведение колонистов. Выведение породы поселенцев по всем правилам современного племенного животноводства.